
Материал из журнала "Пробуждение" № 18 за 1916 года.
Очерк Вл. Новоселова
Четверть века назад произошло событие огромной политической важности: предприняты были первые шаги к сближению монархической России с республиканской Францией.
Свободная Франция являлась во образе какого-то чудища для российских крепостников и патентованных реакционеров, поклонников византизма и татарщины, для титулованных сановников из Остзейского края, сородичей Берлина и Потсдама.
Союзу с Францией готовы были противопоставить всякие препоны, если бы рок железной неизбежности не диктовал повелительно необходимости такого союза. Русское правительство его заключило, но заключило вынужденно, в противовес уже создавшемуся ранее, тройственному союзу.
Он уже давно явился существующим фактом, когда идея франко-русского сближения была лишь еще в зародыше. Тройственный союз, за короткое время своего существования, стал полновластным распорядителем судеб Европы. К недавно еще ничтожному властителю Пруссии, Померании и Бранденбурга, ставшему во главе союзной, объединенной Германии, переходила первенствующая роль в концерте европейских держав. Гогенцоллерн становился дирижером этого концерта.
Отчужденное положение, в которое были поставлены и Франция, и Россия, и Англия с возникновением тройственного союза, давало себя чувствовать. Союз между ними рано или поздно был неизбежен. Франция это осознала первая и первая протянула руку России, видя в ней верную союзницу.
Слово «союз» долго не произносилось. Союза и не было. Намечались только первые вехи на его пути—«симпатии»,—связующие обе страны. О них только и говорил император Александр III в своей телеграмме президенту Карно. Только симпатии выражались в официальном приеме французской эскадры, прибывшей летом 1891 года в русские воды. Эти же самые симпатии нашли широкое выражение в бесчисленных и искренних манифестациях французским морякам, французскому флагу со стороны населения тогдашнего Петербурга, Кронштадта и Петергофа. Ответный визит русской эскадры в Тулон явился такой же манифестацией французов по адресу России.
Слово «союз»—было впервые произнесено лишь позднее, когда во французской палате депутатов премьер-министр Рибо заявил о союзе между Францией и Россией, заключенном в интересах европейскаго мира и составляющем силу Франции. Это был своего рода сюрприз, тем более приятный, что как раз в это время французская эскадра присутствовала на празднике в Киле, где германский император пред всем миром демонстрировал новое усиление немецкого могущества—открытие Кильского канала. Германия праздновала не только соединение Балтийского и Немецкого морей, но и укрепление нового разбойного гнезда,—оплота германского флота.
Необходимо было подчеркнуть, что на германском торжестве присутствует не одинокая, униженная Франция, но сильная духом и дружбой с могущественной Россией. Это и было подчеркнуто Рибо в его заявлении.
«Симпатии», наконец, вылились в форму союза. Но он долго оставался малодеятельным. Он быстро разочаровал пылкие мечты французских патриотов, желавших его реального выявления, не покинувших своей мечты о воссоединении отторженных от Франции Эльзаса и Лотарингии, о новой победной борьбе с Германией. Высказывались даже сомнения в прочности союза, подвергались критической оценке выгоды исходящие от него для Франции. Посещения ныне царствующим Государем дважды Франции (в 1896 г. и 1901 г.) закрепили прочность идеи союза, поставили в известность всю Францию, что со стороны России признается самая тесная связь «между двумя дружественными и союзными нациями».
Франко-русский союз выставлял своей основой сохранение европейского мира, тогда как крайние элементы во Франции горели желанием «реванша», осуществить который было возможно лишь через войну. Оставаясь верной союзу, Франция в то же время искала сближения с Англией, находившейся также в изолированном положении и более чем кто-либо заинтересованной в соперничестве с Германией. Последняя ясно подчеркивала всюду и свою великодержавную первенствующую роль в Европе, и свое соперничество с Англией на путях военно-морского, торгового и колониального преуспеяния. Германия открыто и вызывающе вставала поперек исторических путей Великобритании.
«Эдуардовская» политика, предвидя неизбежный разрыв с Германией, шла навстречу сближению с Францией и Россией. Таким образом Франция нашла готовую почву для союза с Англией,—союза, естественно рожденного в защиту обоюдных интересов обеих стран. Сближение Франции с Италией, вовлеченной в искусственный союз с давним своим врагом—Австро-Венгрией,— с которым у итальянского народа далеко не были сведены все счеты, также нашло отклик, ибо оно исходило из сознания родственности двух народов и общности их политических и экономических интересов.
Сближение Франции с Англией и Италией явилось как бы временным охлаждением к франко-русскому союзу, но последующие обстоятельства вскоре же доказали всю мудрость и проницательность французской политики.
1914-ый год это доказал воочию.
На вызов, брошенный Германией России, ответила и ее союзница, Франция. Ответила союзница Франции—Англия. Италия воздержалась от выступления в рядах тройственного союза, ибо обязательства этого союза состояли в том, что Италия принимает участие в войне наряду с Германией или Австрией, в случае лишь нападения на них со стороны одной из держав.
Все старания Германии подтасовать карты и обмануть общественное мнение Италии в том, что она не бросила, а лишь приняла вызов, не имели успеха. Италия не только не двинулась на помощь, но, после долгого выжидания, открыто порвав с тройственным союзом, вступила в борьбу с Австрией, присоединясь к соглашению России, Франции и Англии. В свою очередь союз Англии с Японией привел последнюю в стан союзников.
Вся разница лишь в том, что, в противоположность тройственному союзу, готовившемуся в лице Германии к вооруженному столкновению европейских стран и народов, соглашения России с Францией, Франции с Англией и Англии с Японией имели целью, главным образом, сохранение мира.
«Если хочешь мира—готовься к войне»—это старое изречение в полном объеме было осуществлено лишь в Германии. Германия давно уже искала случая, чтобы разгромить Францию. Россия помешала ей осуществить задуманное сорок лет назад (1875 г.); Россия же мешала этому все время, и потому-то Германия постоянно искала повода, чтобы натравить Россию на Англию и Англию на Россию.
Немецкие публицисты давно предсказывали близкую неизбежность англо-русской войны, как решение давнего спора между двумя соперничающими и чуждыми народами; Азию, где соприкасаются русские и английские владения и влияния, выставляли яблоком раздора. Японско-русская война и англо-японский союз были детищем дальновидной германской дипломатии и бесталанности нашей российской. Но теперь уже прояснилась атмосфера. Закон железной неизбежности привел к тому, что четверть века казалось полным нарушением свято-отеческих традиций: монархическая Россия теперь борется против монархических Германии и Австрии, а ее верными союзницами являются республиканская Франция и парламентарная Англия.
Все предвидения наших черносотенцев и ультра реакционеров сбылись... как раз в обратном смысле. Они вели Россию, но Россия за ними не пошла, предвидя свои новые пути.
Вл. Новоселов.
Еще по теме
|