Революционная романтика (сентябрь 1917 г.) - 25 Сентября 2017 - Дневник

У русского человека, как известно, широкая натура. Русский человек не знает золотой середины, ему либо подавай все, либо он ничего не желает. Хватается за все и хочет сразу все обнять, игнорируя афоризм Кузьмы Пруткова—нельзя объять необъятного. Может быть это и объясняется тем, что у русского человека нет надлежащих знаний, нет вдумчивой сосредоточенности, нет того, что называется выдержкой.

Алексей Толстой прекрасно подметил и охарактеризовал натуру русского человека в известном стихотворении:

Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!

И так во всем.

В настоящее время, когда мы вступили в новую жизнь, когда растет и крепнет новое сердце, новые порывы и побуждения, нам необходимо поддерживать дисциплину, крайне необходимо быть осмотрительными в своих действиях и поступках.

А разве у нас это есть, разве мы все это соблюдаем?

Дисциплина потеряла всякий смысл и значение, и все наши действия и поступки захватаны лозунгами: хватай, бери! Вспыхнуло пламя озаряющее, загорелось и быстро потухло. Вместо пламени курево какое-то, смердящий горький дым, серая безрадостная муть. И желания, желания... Так много у нас желаний. И все эти желанья мы хотим осуществить сразу и вдруг.

Восьмичасовой рабочий день, социализация земли... И восьмичасовой рабочий день, и социализация земли—передача ее в руки трудящегося народа—нужны, как воздух, как вода для рыбы, но... довлеет дневи злоба его. Благоразумно ли делением заниматься, когда зданию угрожает опасность, до рассуждений ли как тушить пожар, когда дом объят пламенем?..

— Буржуи капиталы наживают, а нам объедки бросают; надо умерить жадные аппетиты их.

О «буржуях» вспомнили, а о своем брате крестьянине и забыли. О трудящейся интеллигенции уж и говорить не приходится. Сокращение рабочего дня, увеличение заработной платы в момент переживаемого времени—ведь это ни более и ни менее, как переложение тяготы жизни с одного класса населения на другой—все на того же потребителя.

Крестьяне жалуются:

— Гвоздей нет, железа нет; ни сукна, ни ситцу достать нельзя... Одеться не во что. Для сапогов товару нет; либо ходи босиком, либо обувайся в лапти.

А рабочие кричат:

— Хлеба, хлеба!.. Везите в город хлеб. Изголодались мы, и семьи наши сидят без хлеба.

Получается какой-то заколдованный круг, топтание на одном месте. Распад и неразбериха.
Французы шестьдесят лет вели борьбу за восьмичасовой рабочий день; мы достигли желанной цели чуть не в шестидесятичасовой срок времени.

Восьмичасовым рабочим днем у нас так увлеклись, что даже санитары на фронте отказываются убирать раненых после истечения восьмичасового труда.

— Мы восемь часов отработали; довольно с нас.

О tempora, o mores!

Дальше идти некуда; дальше понятие о труде и отдыхе теряет границы.

Omne nimium mocet—всякое излишество вредит. Omne principium grave— всякое начало трудно.

О земле и воле можно было только мечтать; говорить даже громко нельзя было. Но вот желанное время пришло, в яркий трепет огня и богатых и великих возможностей оделось.
Смелая и гордая встала во весь свой красивый рост воля. Но так ли мы встретили волю, как надо было встретить—осторожно, проникновенно, вдумчиво?

Нет и нет.

Мы даже руки забыли вымыть. Так грязными руками и прикоснулись. Загрязнили и смяли чистые нежные одежды воли. Не вина, конечно, наша; мы слишком не благовоспитаны, политически и вовсе не воспитаны, слишком долго держали нас в черном теле.

И вот—результаты. Надругались над волей, опоганили собственную душу. Вместо благоуханного сада, мы забрались в болото, застряли в болотной тине и никак не можем выбраться.

Мы живем в атмосфере какого-то высокопарного одурения, отравляем душу ядом и болотными испарениями дышим.

Болотные испарения рождают болетворные начала; своим одурением мы породили революционную романтику.

Вчерашние рабы—мы хотим быть сегодня выше и французов, и американцев; мы хотим быть выше и лучше всех народов мира.

Но ведь желание не есть еще форма осуществления, а романтика не есть нечто реальное и ощутимое.

Цветы жизни на земле насаждаются не романтикой и не романтикой они взращиваются и воспитываются,—жизнь совершенствуется при посредстве труда, усилий и пота.

А все, что создается трудом, вырастает не сразу и не вдруг. Зато бывает прочно и крепко. Воля—это зеленая дубравушка, земля—это взбушевавшаяся погодушка. Так поется в песнях.

Но песня—одно, а жизнь—другое. Благоразумные люди и сейчас уже говорят:

— Землица... да, она себя покажет!

Она и сейчас уже—с виду смирная и тихая—выпустила когти, ворчит и злится, как дикий зверь.

А романтика знать ничего не хочет, витает в эмпиреях, как и подобает романтике, и в цветы возрождения одевает интернационализм.

Действительность говорит одно, а романтика твердит другое.

Густо окрасились в национальные цвета Финляндия, Малороссия, Палестина, Индия, Ирландия... Какое дело до этого романтике!

Романтика по-прежнему порхает на крыльях легкомыслия, по-прежнему легкомысленные песни поет; настраивает людские мысли так, что люди и гвозди, и ситец, и даже хлеб забывают.

Сам черт нам не брат, а море по колена.
Что нам гекуба и что мы гекубе!

Ждем вечного мира. А Америка и Япония грозно вооружаются. Ждем равенства и братства. А германцы, наши враги, и в ус не дуют. Царства Божьего ждем. А Америка завалена золотом, мы же задыхаемся в нищете. О пышном расцвете культуры мечтаем...

А те, которые добились восьмичасового рабочого дня и получают повышенную заработную плату,—многие ли из них покупают книги и подписываются на журналы?..

Стыдно!

Мы мечтали опутать сетью железных дорог Россию, улучшить наши захудалые курорты, обзавестись новыми там, где их нет, но там, где чувствуется к этому потребность и имеются налицо все возможности; в селах и деревнях мы мечтали понастроить народных домов.

На что строить?

Мечты, мечты, где ваша сладость!..

Не дают мечты сладости; сладки мечты только в воображении.

Кто же этого не знает? Все знают и только мы, русские, не знаем или притворяемся, что не знаем.

Малые дети, с облыселыми головами, с поседевшими волосами.

Судьба сулит нам великие и богатые возможности, а мы не умеем взять их, не знаем, с какой стороны подойти.

Революционная романтика мешает. Революционную романтику разводят, конечно, не те, кто стоит у революции и охраняет ее, кто является творцом ее и богом, а те, которые не имеют ничего общего с революцией—прихвостни революции, мухи на рогах быка.

Ollа fеrvеt—горшок кипит. Как бы не испарился горшок, не выкипел до дна.

Как бы нам не остаться при пиковом интересе, не очутиться у разбитого корыта, как это было в 1905 году!

Н. Степаненко.

Еще по теме