ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

18 августа 1870 года

Интерес возбуждаемый франко-германской войной в русском обществе—не ослабевает. Возможные результаты этой войны и их влияние на будущее политическое положение России составляют по-прежнему главный предмет всех толков и споров, и строго выжидательное положение, до сих пор сохраняемое нашим правительством, служит источником самых разнородных догадок о его намерениях и предначертаниях.

Если сгруппировать все эти толки и догадки, то окажется, что у нас в вопросе о вероятных результатах войны образовались две резко обозначенные партии, которые можно без преувеличения назвать «прусской» и «французской». Первая из этих двух партий, сочувствуя победам Пруссии и поражению французской гордыни — столь близко граничащей, по правде сказать, с бахвальством, желала бы, чтобы Россия продолжением своего полного невмешательства в политическую трагедию, разыгрывающуюся у нас на глазах, дала возможность Пруссии достигнуть всех своих планов, возбужденных неслыханно счастливым для нее ходом войны; вторая, напротив, высказывает довольно недвусмысленно желание, чтобы русское правительство своим, возможно скорейшим, вмешательством в предстоящие переговоры о мире, не более, ни менее, как спасло бы Францию от всех последствий войны, начатой ей с такой преступной неосторожностью....

Как уже известно нашим читателям, мы не принадлежим, по своим взглядам, ни к той, ни к другой партии. По нашему мнению, роль России не может, не должна носить на себе отпечатка односторонности и ее свойство должно прямо и исключительно истекать из одних наших собственных русских интересов. В чем состоят эти интересы—нам уже много раз приходилось высказывать.

Довершение государственного объединения, привлечение на нашу сторону полного сочувствия всех единоплеменных с нами славян и возвращение нам прежнего нашего влияния на христианском Востоке—вот главные пункты той истинно национальной политики, которая с каждым годом приобретает себе более и более сторонников в России.

История последних двадцати лет показывает, что могущество и преобладающее значение, Франции всегда служили и конечно впредь продолжали бы служить главной преградой к осуществлению такой политической программы. Успешно борясь с нами за влияние на Востоке, искусно поддерживая подпольными интригами элементы так называемого польского вопроса, относясь с худо скрываемой злобой к признакам сближения нашего с западными и южными славянами, императорская Франция весьма недвусмысленно высказывалась открытым врагом нашего национального возвышения. Из этого, кажется, довольно ясно следует, что ослабить Францию и принудить ее к невмешательству в европейские международные дела — для нас положительно выгодно.

С другой стороны, не следует также забывать, что чрезмерное усиление Германии, в особенности под гегемонией Пруссии, может также представить свои невыгоды. До сих пор, правда, у нас с Пруссией не было никаких противоположных интересов, и самая идея германского единства, основанная на принципе национальности, не грозит создать их тотчас после своего окончательного осуществления, по необходимо все-таки предвидеть будущее, необходимо заручиться прочными данными для того, чтобы могущественная соседка наша не нашла возможным препятствовать и нам в осуществлении той же идеи.

Что будет далее — увидим. Ход войны указывает на роковую неизбежность скорой развязки. После четырехдневного, неслыханно-кровопролитного боя под стенами Меца, пруссаки достигли-таки вполне той цели, которую они имели в виду. Армия Базена окончательно отрезана от шалонской армии, с которой она стремилась соединиться, и окружена в Меце со всех сторон пруссаками. Положение этой армии, как надо думать, весьма печальное. Четырехдневный бой, по-видимому, ослабил и утомил ее до такой степени, что пруссаки нашли возможным уменьшить противопоставленные ей свои силы, и соединенные армии Штейнмеца и принца Фридриха Карла, оставив под Мецом несколько корпусов, двинулись уже вперед на Париж, предоставляя оставшимся отрядам, вместе с резервами идущими (а может быть уже и пришедшими) к ним из Пруссии, покончить с армиею Базена.

Второй акт военной драмы окончен точно так же, как и первый (отражение французов от прусской границы), с полным успехом для пруссаков и теперь уже начался третий акт — военное шествие на Париж...

Все сведения полученные нами в ту минуту, когда мы пишем эти строки, доказывают, что начало этого третьего акта тоже сопровождалось полным успехом для германских войск. В то время, когда армия Штейнмеца и принца Фридриха Карла отрезывали маршалу Базену отступление на Шалон, армия наследного принца прусского, двигаясь южнее Шалона, заходила в тыл стоявшей там армии маршала Мак-Магона.

Поняв грозившую ему опасность быть отрезанным от Парижа, Мак-Магон поспешно оставил шалонский лагерь и двинулся к северо-западу на Реймс. Движение это было совершенно целесообразно, но успех его во многом зависел от неподвижности прусских войск, отрезавших Базена. Если б эти войска не могли двинуться вперед, то Мак-Магон, углубляясь на северо-запад, вместо того, чтобы прямо идти к Парижу, уменьшил бы для себя опасность быть достигнутым на пути армией наследного принца.

Случилось однако же иначе. Узнав о движении Мак-Магона, значительная часть прусских войск, стоявших перед стенами Меда, смело двинулась прямо на запад, т. е. наперерез по пути шалонской армии и передовые ее посты находятся уже в настоящую минуту так далеко, что для нее явилась возможность фланговым движением на север отрезать путь к Парижу маршалу Мак-Магону.

Между тем армия наследного принца продолжает свой путь к Парижу по долине реки Об (Алье), рассылая свои аванпосты южнее и южнее, для предупреждения каких-либо нападений с левого фланга. Разъездка ее появились уже в Лангре, Орси-на Обе и Эперне, т. е. вступили в бывшую провинцию Шампань. В настоящую минуту эта армия находится всего в трех-четырех переходах от Парижа и, может быть, к концу нынешней недели будет под его стенами.

Осада различных крепостей, окруженных германскими войсками, идет между тем довольно медленно. Сообщенное нами в прошлый раз известие о сдаче Пфальцбурга до сих пор еще не подтвердилось, осада Страсбурга тоже продолжается. Из незначительных укреплений сдалась на этой неделе пруссакам только крепостца Витри-ле-Франсе...

Такую медленность должно, кажется, приписать недостатку осадных орудий у германских войск. Начиная войну, немцы очевидно не предвидели возможности столь быстрого движения своего на Париж и сопряженной с ним необходимости осадных действий против встречных крепостей... Это, между прочим, кажется нам самым убедительным доказательством того, что со стороны Германии не было в начале войны никаких честолюбивых завоевательных замыслов.

Что касается французов, то они и до сих пор, в своем стремлении дать отпор торжествующим пруссакам, обнаруживают тот недостаток последовательности, обдуманности и единства действий, который погубил их в начале кампании. Если сгруппировать все сведения о том, что творилось за это последнее время в Париже, то получится едва вероятная картина полнейшей неурядицы, в которой понапрасну тратятся последние силы несчастной Франции...

Во-первых, обнаруживается с полнейшею ясностью, что министерство Кузена де Монтобана своими неожиданно либеральными замашками, просто — напросто, провело оппозицию и воспользовалось ее авторитетом для попытки достигнуть таких целей, которых уж, конечно, она не имела в виду. В момент низвержения министерства Олливье, оппозиция, а за ней и огромное большинство народа, открыто высказывали намерение подвергнуть той же участи и империю. Монтобан и его товарищи, ловко притворившись разделяющими негодование народных масс и оппозиции на Наполеона, сумели внушить однако ж мысль о необходимости отстрочить расчет с ним до поры до времени и единодушно действовать теперь всем, с целью отражения пруссаков.

Франция поверила новому министерству—как всегда готовы верить в минуты опасности люди тому, кто указывает им путь к спасению. Тогда началась недостойная, возмущающая душу комедия. Монтобан, являясь ежедневно с притворной покорностью отдавать отчет в ходе военных действий законодательному корпусу, нагло обманывал это собрание. Он скрыл от него поражение Базена под Медом и невозможность ему явиться на защиту Парижа. На требования вооружить весь народ, он отвечал двусмысленными обещаниями и наконец, просто—напросто, перестал являться в законодательный корпус, предоставив министру внутренних дел Шевро отбиваться от запросов оппозиции.

Вместе с тем, он, косвенным образом, старался парализировать действия, вновь назначенного генерал-губернатором Парижа, генерала Трошю, который искренно, всей душой отдался порученному ему делу защиты столицы, открыто обнаруживая стремление поставить его выше всяких династических вопросов. Монтобан, понимая, что Трошю в данную минуту может занять первенствующую роль, постарался помешать этому. До назначения Трошю, правительство упорно отказывалось исполнить требование оппозиции об учреждении «комитета защиты» города,—теперь же само поспешило учредить такой комитет, назначив в него нескольких преданных Империи генералов и в том числе маршала Вальяна. В этом виде новое учреждение имело скорее всего характер весьма неудобного контроля над деятельностью Трошю и могло только мешать ей всякий раз, когда ход событий поставит интересы защиты Парижа и отражения пруссаков с интересами императорской династии.

Оппозиция поняла наконец ловушку, в которую она было дозволила себя поймать. Вожаки левой стороны, в законодательном корпусе возобновили свои нападки на правительство, стали открыто обвинять его в обмане и снова потребовали доступа депутатов в комитет обороны Парижа. Но и тут повредили делу разные макиавелические расчеты и неуместные политические комбинации. Палата с непонятным упорством отказалась от предложений левой стороны, под тем предлогом, что министерство им противится и грозит отставкой, а переменять министерство в настоящую минуту неудобно.

После долгих прений помирились на компромиссе, а именно, само правительство согласилось назначить в члены комитета обороны нескольких депутатов. Выбор пал на членов правого центра и на Тьера, который один отказался принять назначение прежде, чем получит разрешение от палаты; остальные же члены это выражение и сочувствие к идеи назначения членов комитета самим законодательным корпусом нашли не нужным.

В настоящую минуту, комитет обороны, эта последняя надежда парижан, уже окончательно организовался под председательством Трошю и состоит из шести генералов, одного сенатора и четырех членов законодательного корпуса. Большинство его имеет все-таки династический характер и только сам Трошю, Тьер, да граф Дарю могут считаться людьми, вполне свободными от династических соображений.

Но даже и в этом виде комитет начал свои действия уже тогда, когда все его труды вероятно не приведут ни к чему. Он существует с 15-го (27) августа, а 16-го прусские войска уже находились в нескольких переходах от Парижа и парижское население все еще не было готово к предстоящей последней борьбе. Правда, по словам Монтобана, парижские укрепления уже готовы к обороне, но всем известно, что одни эти укрепления ни в каком случае не могут удержать неприятеля, если за ними не встанут или многочисленные войска, которых в Париже нет, или же вооруженные народные массы.

Время уходит, а с ним исчезают и последние шансы на успешную оборону. Если б парижанам
удалось вовремя освободиться от сети, которой опутало их министерство Монтобана, если б Трошю получил вовремя возможность действовать вполне самостоятельно, то, может быть, под стенами Парижа и произошло бы одно из тех отчаянных столкновений, которые иногда совершенно изменяют ход военных событий, но время упущено. Теперь уже можно утвердительно сказать, что наследный принц прусский серьезного сопротивления под Парижем не встретит, а может быть даже войдет в него и без всякого сопротивления...

Дело в том, что министерству Монтобана и Наполеону приписывают намерение оставить Париж и перенести правительственный центр южнее, именно в укрепленный город Бурж, где предполагается выжидать новых попыток нападения на пруссаков со стороны Базепа и Мак-Магона и откуда, в случае нужды, легче будет удалиться в Швейцарию!

Если догадки, приписывающие Наполеону такое намерение, справедливы, то вся странность и несообразность действий министерства Монтобана объясняется. Служа исключительно династическим интересам, он забавлял парижан мнимыми приготовлениями к защите и воззваниями своими к единодушию спасал Империю от преждевременного падения. У страны ловко эскамотирована возможность доказать, что она спаслась сама собою. В случае успеха последних отчаянных усилий, можно будет приписать честь этого успеха самому правительству, в случае же неуспеха Наполеон будет вне опасности от негодования парижан.

Трудно понять, как не сумела разгадать вовремя этого плана оппозиция. Можно однако ж догадываться, что тут играло роль сознание почти роковой необходимости заключить вскоре мир с победоносным неприятелем. Так как этот мир, ни в каком случае, не может быть выгоден для Франции и популярен в ней, то, по всей вероятности, оппозиция предпочитает, чтоб его подписал Наполеон для того, чтоб на него одного и пала вся ответственность. Расчет конечно остроумен, но беда в том, что, пожалуй, после подписания мира, император снова сумеет сосредоточить в своих руках власть одним из тех государственных переворотов, на которые он гораздо больший мастер, чем на командование войсками, идущими против иноземного неприятеля.

Помимо франко-германских дел, в политическом мире за это время произошло два события, заслуживающие внимания. В Сицилии арестован знаменитый итальянский агитатор Мадзини. Он отправлен в крепость Гаэту, но итальянское правительство не намерено, по-видимому, предавать его всей строгости законов, а хочет только подержать взаперти на время, пока не исполнятся замыслы по римскому вопросу.

В Австрии окончены выборы в провинциальные сеймы. Чехи опять послали в свой сейм большинство из сторонников исторических прав короны св. Вячеслава и в виду такого результата, немецкая партия сделала новую попытку к соглашению. Вожаки чехов изъявили согласие вступить в переговоры, но только вне сейма и до открытия его заседания. Обе партии назначили по пяти членов в особую совещательную комиссию, о результатах занятий которой мы не опустим сообщить в свое время, хотя и мало надеемся на успешный их исход.

Всемирная иллюстрация, № 86 (22 августа 1870 г.)

Еще по теме