По материалам периодической печати за сентябрь 1917 год.
Разговоры о мире
Политическое обозрение
Преобладающее влияние, которое со времени революции приобрели в России различные социалистические партии, не замедлило сказаться и на международных отношениях. При старом порядке была известная двусмысленность в положении реакционной России, вынужденной ходом событий сражаться за возвышенные начала свободы и права в тесном союзе с наиболее передовыми странами мира.
Рассуждая логически, естественно было думать, что крушение царского самодержавия должно было бы уничтожить эту двусмысленность. Казалось очевидным, что освобожденная Россия еще теснее объединится с демократиями Англии и Франции, и что великая борьба держав согласия против союза реакционных монархий центральной Европы пойдет с удвоенной энергией. Можно было надеяться, что благодаря этому к осени 1917 года почетный и прочный мир будет обеспечен.
Но случилось иначе. Случилось так, что господствовавшие в нашем социализме интернационалистические настроении стали сильнейшим образом давить на внешнюю политику революционной России, и что прежняя двусмысленность сменилась новою. До революции царская Россия была чужой в стане свободных наций, восставших против германского милитаризма. После революции Россия, руководимая социалистами-интернационалистами, опять оказалась чужой среди „буржуазных" демократий Европы и Америки. Вместо объединения получилось сугубое разобщение.
Война не выиграла, а проиграла от русской революции. В течение первых двух месяцев, пока Россией управляло Временное Правительство, буржуазного состава, а проповедью интернационализма занимался Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, открытых недоразумений между Россией и союзниками не возникало. Но когда первое коалиционное Правительство, под давлением Совета, усвоило циммервальдовскую формулу мира „без аннексий и контрибуций, на основе самоопределении народов", эти недоразумения вышли наружу и вскоре обострились до крайности.
Постепенно Россия вышла из международного оборота, как политический фактор и как военная сила. Мы „оторвались" от союзников обоими флангами нашего общественно-политического строя. Значительно ухудшились официальные отношении между Временным Правительством и правительствами союзных держав. С другой стороны, обнаружились серьезные разногласия и между нашими социалистическими партиями и союзными социалистами.
В то время, как наши социалисты насквозь пропитаны духом интернационализма и больше всего озабочены воссозданием „Интернационала", социалисты союзных стран твердо стоят на национальной почве и посвящают все свои силы делу обороны отечества. Несмотря на неоднократные попытки понять друг друга и сговориться, это расхождение двух течений социалистической мысли и политики так и осталось не устраненным.
Упадок политического значения революционной России сопровождался совершенным расстройством нашей армии. Дезорганизованная и отравленная ядом большевистской пропаганды, русская армия почти утратила характер реальной боевой силы. В начале революции вожди „революционной демократии" гордо заявляли, что свободная Россия займет первое место среди народов мира. Вера в это основывалась на убеждении, что русская революция потрясет до основания ветхий буржуазный правопорядок, и что все народы признают в русских революционерах своих учителей и руководителей. Суровая действительность обманула эти ожидания. „Буржуазный" мир остался на месте, а революционная Россия оказалась отодвинутой в самый задний и темный угол здания международного общения.
Германское правительство очень внимательно следило за этими превратностями русской политики. Можно думать, что уже около года тому назад серьезные германские политические деятели поняли невозможность решительной победы над всеми союзниками и „целокупного" осуществления в один прием империалистской программы-максимум. С тех пор в Германии всесторонне обсуждаются и пользуются поочередно успехом две мирных программы: сепаратный мир с Россией в ущерб нашим западным союзникам и мир с Англией и Францией за счет России.
В первые месяцы революции Германия несомненно склонялась к идее сепаратного мира с Россией. Она возлагала большие надежды на тактику наших большевиков, на своих социал-демократов и на формулу „без аннексий и контрибуций" и даже пыталась одно время через главнокомандующего восточным фронтом войти в переговоры с нашими военными властями и организациями.
Но у России хватило проницательности, чтобы понять, что сепаратный мир надолго отдал бы нас в германскую кабалу, и мужества, чтобы решительно отвергнуть все провокационные предложения. Тогда Германия переменила фронт и начала "вентилировать" программу мира „за счет России". В едва замаскированной, приличия ради, форме Германия говорила по адресу Англии и Франции:
„Вы видите, что на Россию вам больше рассчитывать нечего. Бросьте же этот балласт, стесняющий ваши движения. Давайте договоримся друг с другом мы, сильные, жизнеспособные государства. Из дряблого утратившего волю к самозащите организма России можно будет нарезать сколько угодно жирных „компенсаций", которых хватит на всех. Благо, выкинутые самими русскими фантастические лозунги позволяют произнести эту операцию с соблюдением всего революционно-демократическаго этикета.
Такой приблизительно смысл имела в частности и августовская нота папы Бенедикта XV. Предлагая воюющим начать разговаривать о мире, римский первосвященник не упоминал о России и русских интересах. Он, видимо, мыслил Россию не „субъектом", а „объектом" мирных переговоров.
Проекты мира за счет России, откровенно поставленные на очередь германской дипломатией, были без колебаний отвергнуты нашими союзниками. Здесь сыграли свою роль и свойственное культурным нациям уважение к принципам нравственности и права в международных отношениях, и простейшие соображения политической выгоды. Союзники не имеют пока оснований признать себя побежденными хотя бы наполовину, для них совершенно ясно, что мир, который усилил бы Германию на востоке, был бы равнозначен частичному их поражению. Поэтому они предпочитают продолжать войну, тем более, что к весне должна дать себя почувствовать могущественная помощь Америки.
Напротив, в России германские интриги не вызвали определенного к себе отношения. Поглощенные внутренними междоусобиями и партийными дрязгами, вожди революционной России обнаруживают какое-то поразительное безразличие к международным судьбам отечества. Про обывателя и говорить нечего. Сбитый с толку революционной словесностью, он давно уже „обеими руками" отдал Германии Ригу и Вильну и всецело озабочен продовольствием. В этом широко у нас распространенном настроении и кроется самая грозная для нас опасность разговоров о мире.
Да, конечно, союзники мира за наш счет сознательно и планомерно не заключат. Но, когда мы окончательно выйдем из войны и перестанем быть союзниками наших союзников, мир сам собой заключится за наш счет . У нас отрежут и Прибалтийский край, и Бессарабию, и Литву, и вторую половину Сахалина, и сделают это „без аннексий" на точном основании „самоопределения народов"...
Проф. К. Соколов.
Призыв
Кто говорит: „Долой войну!",
Кто восклицает: „Бросим меч!"
Не любит он свою страну,
И речь его—безумца речь.
Ведь все мы потом и трудом
Свой созидаем кров и дом,
И тяжко каждому свою
Покинуть пашню и семью.
Но непреложно знаем мы,
Что только сильным духом весть
О мире солнечном, средь тьмы,
Господь позволит произнесть!
Настанет день. И слово „мир."
Звончее будет громких лир,
Торжественнее пенья птиц,
Пышней победных колесниц.
Тогда мы скажем: „вот конец,
Достойный чести и любви,
Вот искупительный венец,
Омытый в пролитой крови!“
И бросим меч. И мирный плуг
Уже не выпустим из рук,
На все четыре стороны
Развеяв черный прах войны!
Георгий Иванов. | 