Преступление Черноморского флота
В конце ноября прошлого года в Черноморском флоте была получена радиотелеграмма о том, что
«Каледин, вместе с союзными империалистами, объявил гражданскую войну и в крови солдат, рабочих, матросов и трудового казачества хочет затопить все завоевания революции. Братская кровь проливается,— говорилось далее в этой телеграмме. — Немедленно шлите все черноморские отряды с большим количеством пулеметов водным и сухопутным путем».
Всколыхнулся Черноморский флот и, действительно, организовал крупные силы для борьбы с движением, начинающимся в области Войска Донского, послав туда значительные отряды, прекрасно вооруженные всем необходимым и готовые биться с мнимой контрреволюцией.
Как известно, этот первый поход на Дон окончился полной неудачей, и, ожесточенные и злые, вернулись участники его обратно, ища случая на ком-либо выместить свою порожденную неудачей злобу.
Удобный случай не замедлил представиться. В ночь с 13 на 14 декабря неожиданным выстрелом из винтовки был убит мичман Скоропадский, состоящий членом судового комитета и пользовавшийся популярностью в кругах почти всего Черноморского флота. Сигнал был дан, и, во время торжественных похорон убитого, матросы, среди которых велась агитация травли против всего офицерства, не выслали своего почетного караула.
В связи с этим событием между офицером и матросом с миноносца «Гаджи-Бей» произошел, как утверждают, следующий диалог:
«Между нами и вами,—сказал офицер,—незаполнимая пропасть»...
«Мы ее заполним вашими телами»,
— последовал на это замечание короткий и сухой ответ матроса.
И действительно... В ночь на 16 декабря пали жертвой еще 6 человек с «Гаджи-Бея», а затем были расстреляны 10 офицеров, находившихся за следственной комиссией и взятых для казни из арестного дома.
Обеспокоенный возможностью потерять влияние на массы, местный совет организовал даже военно-революционный трибунал для разбора дел по обвинению в контрреволюции. А в это время, на смену расстрелам, пришли и самочинные обыски с самыми беззастенчивыми, не прикрытыми грабежами. И в этом случае совет как будто попытался поднять свой голос, предложив бороться с незаконными обысками или, в крайнем случае, сдавать все золотые и серебряные вещи, отобранные во время ночных налетов, в специальный отдел при совете и центрофлоте.
Но толпа уже вкусила сладость неподчинения и сдержать ее не представлялось, видимо, возможным, так как обыски неуклонно развивались.
Приблизительно в это же время матросам удалось отразить, под руководством совета, «контрреволюционный набег» татарских эскадронов, что в значительной степени подняло авторитет совета в глазах всего населения города.
И воспрянувший совет начал новую «реальную» политику, обложив местную буржуазию налогом.
Матросы, считавшие себя искренними защитниками революции, неустанно следили за выполнением этого обязательства и, когда выяснилось, что «буржуазия денег не вносит», они решили прибегнуть к своим методам воздействия, устроив, при участии и под руководством отдельных членов совета и центрофлота, кажется, последнюю, но зато самую ужасную «Варламовскую ночь»...
В течение двух дней (22—23 февраля) разбушевавшаяся стихийная сила сметала все на своем пути.
Группы вооруженных матросов врывались в заранее намеченные квартиры моряков и представителей буржуазии, издеваясь над своими жертвами и грабя и унося все ценное, что попадалось под руку.
Убивали в квартирах, прикалывали на лестницах, на улицах, у входа в квартиры. Некоторых увозили на Малахов Курган и там целыми группами убивали и убивали. С убитых снимали все ценное, производя дележ награбленного тут же, на глазах у всех.
Случайно позабытые кольца впоследствии отрывались у убитых вместе с пальцами и, как говорят, даже с кистями рук. Были случаи убийства и ограбления целых семейств. В числе таких жертв имеется, между прочим, давно вышедший в отставку, совершенно безвредный, адмирал Закс, проживавший со своей семьей на пригородном хуторе. Среди убитых много честных людей, в былые времена жертвовавших на революцию значительные суммы. Но толпа не интересовалась прошлым убитых, а искала возможности поживиться сейчас, в суматохе бушующей стихии.
Некоторые жертвы, среди которых были и тяжело раненые, не могли получить необходимую медицинскую помощь, так как по доставлении в городскую больницу они были вновь схвачены разъяренной толпой, утопившей их в волнах Черного моря.
И когда, спустя несколько дней, город все еще находился под впечатлением ужасов пережитых ночей, «защитники революции» бесстыдно расхаживали по улицам Севастополя, стесненные неприличным для них грузом на пальцах из награбленных перстней, унизанных драгоценными камнями.
Общее количество жертв достигает колоссальной цифры—400 человек.
Вот что устроил «верный заветам своего красного адмирала» Черноморский флот.
Естественно, что ужасы Севастополя не могли пройти совершенно бесследно для их непосредственных участников или идейных вдохновителей, и через несколько дней все происшедшее было предметом бурного обсуждения на объединенном закрытом заседании второго общечерноморского съезда.
«Товарищи, — говорил на этом заседании председатель съезда, матрос Роменец.—Ни для кого не секрет то, что происходило в эти дни в Севастополе. Вернуть этого уже нельзя, но не только можно, но и должно предотвратить эти безобразные выступления в дальнейшем.
Эти печальные события надо осветить со всех сторон, надо по порядку изложить все события, надо найти тех людей, которые были причиной этого».
Дело народа 1918, № 043 (16 (3) мая)
Еще по теме
| 