По материалам периодической печати за ноябрь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

О мире

«День» пишет:

На всех парах большевики устремились к сепаратному миру. Время потерпит, они должны показать одураченным массам осязательный успех, должны снять бремя войны с утомленных солдатских плеч. Какой ценой, на каких условиях—это все равно. Половину России отдадут они за мир, какую угодно цену уплатят, на какие угодно условия согласятся, ибо Ленин, Троцкий и Крыленко знают, что толпа, которую они ведут за собой, невежественна и нетерпелива. Она невежественна, и потому ее легко обмануть, легко подсунуть ей грубую подделку, выдав ее за демократический мир. Но она нетерпелива, она устала от ожидания, и потому ей непременно надо дать сегодня хотя бы грубую фальсификацию, ибо взвинченная обещаниями, она не в состоянии выждать, пока настанет день для действительно почетного мира.

Время не терпит. Ленин, Троцкий и Крыленко торопятся, спасая свои головы от раздраженной толпы. Они не могут даже позволить себе роскошь необходимой паузы, не могут выдержать спокойный темп в подходе к сепаратному миру. Они хотели бы разыграть комедию с обращением к послам, хотели бы «благородно» поговорить с ними о пролетарском мире, о перемирии на всех фронтах. Затем, не получив удовлетворительного ответа, они могли бы изобразить оскорбленное достоинство на своих лицах и обратиться к Германии, ссылаясь на крайнюю необходимость. Но для комедии не было времени и вместо комедии с логически развивающимся действием, получился нелепый, бессвязный фарс для России, к сожалению, трагический фарс.

Большевистская политика стоит перед нами во всей своей бесстыдной наготе и во всей своей беспомощности. В вопросе о мире она дошла до логически неизбежного конца.

В том же № "Дня" А. Потресов пишет:

Страна отдана на милость победителю. Страна повержена на лопатки, и ее можно искромсать, как угодно.

Она уже более не субъект, с которым договариваются, а объект, который делят, который оккупируют, который подчиняют своему господству.

Ленин и компания еще делают вид, что они то правительство России, которое собирается с Вильгельмом разговоры разговаривать.

Но они сами прекрасно понимают, что они совсем не правительство, совсем не договариваются от имени целого народа,—признанная власть, а просто тот мавр, который сделал свое нечистоплотное дело для Германии и может затем идти.

Мавр, сделавший свое дело, это выжатый лимон. Его отшвыривают подальше прочь от себя, ему дают пинка, но с ним не разводят церемонии.

Пока страна не имеет признанной власти, а имеет только захватчика-мавра у кормила правления, она не имеет даже возможности заключить мир с неприятелем.

Она может быть съедена без остатка. Она может быть унижена без конца. Но она лишена прав равноценной стороны. Она не держава, большая или малая. Она всего навсего только территория и населением, возбуждающая аппетиты...

Это понял генерал Духонин, отклонивший предложение большевиков— вступить от имени армии в переговоры с германцами.

Это, конечно, понимает и г. Крыленко, как это понимает и вся компания Ленина.

Но они выполняют свою роль троянского коня, в котором хитроумный Уллис въехал в ничего не подозревавшую Трою...

С компании Ленина все взятки гладки.

Но вот что необходимо принять во внимание. Кто бы ни пришел на смену этой теплой компании, какая бы власть ни утвердилась в России на началах действительного признания страной, она вынуждена будет принять в наследство злое дело предателей—раскрытый фронт, уничтоженную обороноспособность страны.

И все искусство этой власти придется обратить уже на многотрудную работу по спасению того, что еще нужно спасти при ликвидации войны, при заключении мира.

Плохо придется России, но пусть она никогда не забудет настоящих виновников, пусть она хранит в своей памяти их овеянные проклятьем имена.

В «Новой Жизни» читаем:

Мысль отказывается додумывать до конца все последствия этой «активной внешней политики» Троцкого и Крыленко.

Мы уже не говорим о том, каковы будут условия «справедливого мира», который нам продиктуют.
Но, ведь, недели через две, если не раньше, на Россию, нищую, больную, истерзанную,—двинутся бесчисленные рати голодных, измученных, озлобленных людей, явочным порядком осуществляющих «демобилизацию»...

Остается возложить все надежды только на традиционную выносливость и живучесть нашего отечества,—больше не во что верить...

Троцкий о мире

На торжественном собрании, бывшем на днях в Петрограде и посвященном миру, комиссар по иностранным делам, между прочим, сказал:

— Наше положение было бы лучше, если бы народы Европы восстали. Тогда нам пришлось бы разговаривать не с немецкими генералами, а с социалистами. Пока этого нет, но не мы виноваты. Не для того мы свергли царя и буржуев, чтобы стать на колени перед Вильгельмом.

Если нам предложат немцы неприемлемые условия,—мы скажем Учредительному Собранию: «решайте!»
Запомним.

О «похабном мире»

«Русское Слово» пишет:

Приказ Крыленко вести переговоры о мире, изданный без ведома и согласия союзных держав, представляет собой самый предательский вид сепаратного перемирия, которое не дает России даже тех выгод, которые могла бы дать приостановка военных действий, осуществленная сколько-нибудь достойным образом. Это подлинно то «похабное» перемирие, которое получило такую красноречивую оценку в этом эпитете, пущенном в ход самими большевиками.

Две недели, прошедшие с того времени, когда был издан ленинский декрет о мире, должны были показать самым темным солдатским массам, что эти бумажные воззвания не действуют на наших врагов. И теперь сделан новый опыт порвать с союзниками, фактически прекратить борьбу с Германией и ждать от нее мира на каких угодно условиях. Таков смысл стратегии и политики большевиков. И единственный шанс, который Троцкий дает русской армии и русскому народу, это то, что «народы Европы не позволят империалистическим правительствам обрушиться на русский народ».

Но и это заявление проникнуто лицемерием.    Каждый европейский народ, прежде всего, охраняет свои интересы и не дает торжествовать у себя предателям и изменникам. И германские социал-демократы прямо заявляют, что не они начнут у себя гражданскую войну для спасения России.

Ленины и Троцкие быстро идут к цели изоляции России, и протест держав—блестящий результат их деятельности. Оставленные союзниками, раздираемые внутренней войной и лишенные организованной армии, мы перестанем существовать не только как великое государство, но и вообще как государство, с которым будут считаться. Мы перестанем существовать как субъект международных общений и превратимся в объект на подобие диких племен Средней Африки или в лучшем случае Китая. Отвергнув всякие договоры, заключенные с союзниками, революционная воля советского правительства скоро добьется такого положения, что Россия перестанет заключать договоры вообще: за нее будут заключать договоры другие государства. Будет ли это поддержкой интернационала, или германского империализма,—об этом хорошо знают прибывшие в Петроград г.г. Радек и Фюрстенберг-Ганецкий, направляющие теперь внешнюю политику нашей страны.

Сущность этого мира для «внутреннего фронта» вскрывает «Утро России»:

Страшно подумать, какое новое «недоразумение», какой новый обман готовится для русского народа. Измученный бедствиями войны, дошедший до последней ступени унижений и несчастий, к которым его привела безумная политика невежд и демагогов как старого, так и нового режима, исстрадавшийся в тисках голода, нужды и экономической бестолочи, народ этот стал жаждать мира. Он жаждет его не столько, может быть, из «чувства самосохранения», которое стараются разбудить в нем интернационалисты, внушающие ему, что умирать и страдать за отечество нет надобности, сколько от отчаянья, которое возбуждает в нем мерзость нашего строя—и старого и нового— приведшая нас к незаслуженным поражениям на фронте и к форменному сумасшествию внутри, превратившему русский народ в многомиллионное стадо ненавидящих друг друга нищих.

Он жаждет его, как конца всей этой необъяснимой анархической чепухи, этой пляски раздора, предательства и глупости, он жаждет его, как покоя, как возвращения к нормальному труду, в котором каждый народ обретает свое достоинство и самоуважение, он тоскует по благам культурной жизни.

Он жаждет и верит.

И большевики поддерживают и разжигают эту веру, крича на всех перекрестках: «мир, мир».

Что сказали бы все эти люди и в особенности мирное рабочее население городов, если бы узнали, что эти крики, эти лозунги существуют у большевиков только «для простого народа», для внешнего употребления, а что в своем кругу, среди большевиков, где не стесняются и говорят откровенно, есть другие лозунги, вовсе не мирные! Что там вовсе и не думают о том, чтобы дать мир и культурные его блага измученному народу, а наоборот,—о том, чтобы ввергнуть его снова в войну, что большевики проповедуют, в сущности, войну без конца?

А это так, и иногда большевики, забывая, что их может услышать непосвященный «простой народ», сами проговариваются об этом.

Так, в номере «Социал-Демократа» от 12 ноября они прямо объясняют, зачем, собственно, им нужен мир и почему они с ним так спешат.

«Долой войну между народами,—пишет эта газета.—Пусть скорее и решительнее развернется война народов против их поработителей».

Из войны—в войну!—вот истинный «лозунг» большевиков. Вместо войны с немцами—война с русскими. Вместо внешней войны—война внутренняя. Другими словами— и это должно быть ясно для мирного населения рабочих кварталов—люди, прикрывшиеся личиной друзей народа, а в действительности сумасбродные «помещичьи сынки» вроде Ленина и Троцкого, спешат кончить войну на фронте, чтобы снова начать стрелять из пушек в городах, разбивать дома, поливать из пулеметов случайных прохожих, женщин и детей, лишать работы честных тружеников.

Они спешат убрать с фронта ружья и штыки и повернуть их против русских людей, спешат заковать наши улицы в оковы осадных положений, военной оккупации, навязать нам солдатчину и снова десятки городов залить кровью, остановить в них мирную жизнь и в конце концов потопить в крови и свободу, и Россию.

Вот чего в действительности хотят большевики и вот к чему они идут и ведут народ. И вот во имя чего этот народ призывается подавать за них голоса.

Народ! Опомнись, остановись у бездны, в которую тебя толкают. Пусть каждый, кто уже соблазнен, задумается и поймет этот страшный обман, эту войну вместо мира и отшатнется и выбросит с негодованием большевистский бюллетень.

Пусть честные газеты, в особенности меньшевистские, простым русским языком скорее объяснит народу, что значит эта будущая новая война, к которой призывают большевики, и как она отличается от той борьбы за права пролетариата, которую рекомендует практический социализм.

Пусть скажут, что тем, кто хочет мира,—с большевиками не по пути.

Большевики зовут к войне!

«Новая Жизнь» раскрывает общебольшевистский псевдоним:

Рабочие массы, увлеченные большевистскими вождями, в то же время настоятельно требуют соглашения всех социалистических партий... на платформе той якобы "социалистической" революции, которую столь же усердно, сколь безуспешно пытаются осуществлять своими декретами ленинские комиссары. Очевидно, для рабочих не ясен самый источник разногласий между ленинцами и другими социалистами, в том числе и многими большевиками, не разделяющими взглядов Ленина и лишь скрепя сердце бредущими за своим вождем. Рабочим дело представляется таким образом: Ленин смело, решительно, не останавливаясь ни перед каким препятствием, ведет рабочих к социализму; другие социалисты, по свойственной им робости и половинчатости, останавливаются на полдороге, отказываются до конца поддерживать героическую борьбу рабочего класса за полное освобождение.

Выходит, однако, что «социализм» Ленина и Ко такой же псевдоним, как и фамилии Ленина, Троцкого и др.

Беда в том, что, по глубочайшему убеждению всех социалистов не большевистского лагеря, ленинцы ведут рабочий класс не вперед, а назад, не в сторону революции, а в сторону реакции, не к социалистической организации классового сознания и действия пролетариата, а к анархическому разложению и развращению рабочего класса.

В самом деле. Социализм есть общественная организация производства; социализм должен уничтожить обособленность каждого отдельного предприятия, слить все фабрики и заводы в единую организацию, планомерно управляемую представителями всего трудящегося народа. Немедленное введение социализма в России невозможно —это признает и сам Ленин. Но вполне возможно и для спасения от хозяйственной разрухи необходимо было бы ввести промежуточную форму организации: так называемые, государственные синдикаты и тресты. При этом капиталист не лишается ни своей собственности, ни своей ответственной воли в предприятии, но утрачивает самостоятельность, делается подотчетным государственному правлению синдиката или треста, сосредоточивающему в своих руках организацию целой отрасли промышленности.

Как доказывает на подробном анализе «декретов» газета, Ленин вовсе ни о чем подобном не мечтает.

Наоборот— его декрет по рабочему вопросу насаждает не дух всемирной солидарности, а дух скопидомства и мещанской ограниченности.

Тогда и об аграрном вопросе:

То же самое приходится сказать о земельном декрете Смольного правительства. Национализация отчуждаемой у помещиков земли была бы мерой революционной, способной при известных условиях дать мощный толчок социализму. Наоборот, украденная Лениным у эс-эров «социализация», поскольку она осуществима, есть мера реакционная, шаг назад к натуральному хозяйству, а следовательно и уничтожению того народнохозяйственного фундамента, без которого невозможно самое существование городской промышленности.

Таким образом, если отрешиться от революционной фразы, заедающей наших народных комиссаров, и присмотреться к самому содержанию их мероприятий, то станет ясно, что ленинское правительство стремится «полным паром» не вперед, а назад, не в царство социализма, а в царство мещанской пошлости и ограниченности.

Не только у нас, но и в других странах рабочий класс поддавался порой влиянию реакционных лозунгов, прикрытых революционной фразой. Это случалось с рабочими каждый раз, когда во главе их становились анархисты.

Большевизм ленинского типа все больше и больше вырождается в чистейший анархизм, все меньше и меньше остается в нем социализма.

До тех пор, пока сознательные рабочие России не изживут этой болезни, пока они не разглядят того убого-реакционного содержания, которое скрывается под трескуче-революционной оболочкой современного большевизма, —до тех пор обязанностью всякого честного социалиста остается помогать этой работе пролетарского сознания путем беспощадной критики, разоблачающей мещанскую подоплеку революционеров школы Ленина.

Еще по теме