Размещаю две статьи барона Фиркса Николая Александровича, участника Русско-турецкой 1877—1878 и Русско-японской войн, в 1909 генерал-майора, начальника штаба 11 армейского корпуса Киевского военного округа.

Первая статья посвящена прогнозам будущей войны.

Вторая, написанная в августе 1915 года, - содержит анализ сложившегося к тому времени положения на фронтах и в тылу.

С.-Петербург, 24-го февраля 1909 г.
На политическом горизонте Европы собираются грозные тучи. Периодическая печать тревожно следит за надвигающимися событиями, биржа чувствительна ко всяким сенсационным известиям, кредит чрезвычайно туг, всякий боится выпустить деньги из рук, процентные бумаги стоят низко. Жизнь как бы парализована, электричества скопилось много. Необходимо отдать себе ясный отчет в предстоящем будущем и в особенности нам, военным, надлежит прямо смотреть в глаза опасности.

К сожалению, все, что приходится читать по этому поводу и слышать от лиц, иногда близко стоящих к правящим сферам мало утешительно. Армия наша не готова, находится в периоде перестройства, обучение и воспитание армии на новых началах еще только началось; командный состав не подготовлен, отчасти устарел. Материальная часть в плохом состоянии; недочеты по всем отделам огромные. Финансы плохи, денег совершенно нет и кредита тоже. Революционные и сепаратистские идеи еще живучи и могут ярко вспыхнуть при первом пушечном выстреле.
Вот главный мотив, который слышится везде и, не встречая возражений, удручающе действует на общественное мнение. Указываются еще опасности, грозящие нам в том или другом пункте, напр., необеспеченность Петербурга, слабая защита Владивостока, отсутствие морских баз и пр. и пр.

Если ко всему этому прибавить, что нам предстоит драться почти в одиночку против двух лучших в Европе, а следовательно в мире, армий — германской и австрийской, к тому же в совокупности превосходящих нас численностью,—то картина по-видимому получается довольно печальная. И тем не менее мы берем на себя смелость утверждать, что положение наше вовсе не так плохо, как оно рисуется людям, мало вникающим в сущность дела, судящим односторонне, а также и всем малодушествующим, имя коим легион.

Мы не будем отрицать наших недочетов, беспорядков и слабостей. Можно конечно установить менее пессимистический взгляд на них, но не в этом дело. Наша главная слабость вовсе не материяльная, а духовная. У нас есть отличные инструкции, уставы и пр., дающие прекрасные, ценные указания, и нет духу выполнить требования этих уставов.

Укажем только на пункт полевого устава об атаке, требующий обдуманно решаться на нее, но раз решившись доводить дело до конца, т. е. до полной победы или смерти.

Спрашивается, когда и в какой войне мы исполняли это требование устава. Суворов и его сподвижники; Скобелев в последнее время, а еще кто? Мы уже не говорим о нашей последней войне.

Конечно, второстепенные генералы найдутся, но полководцы? Вопрос этот мы поставили потому, что он имеет гораздо более обширное значение, чем с первого взгляда может показаться. Это вопрос широкой стратегии и политики.

Всем давно известна военная аксиома: бьет не тот, кто сильнее численно, а тот, кто не боится умереть. Это неизменный закон, лежащий в основе человеческой психологии. Почему же в наших войнах мы наблюдаем прискорбное явление: в то время, как солдат и офицер не только не боятся смерти, но относятся к ней презрительно,—верхи малодушествуют, будучи в полной безопасности?

Возьмем историю последних войн. Неужели в Крымскую кампанию мы были лишены средств продолжать войну из-за того, что союзники заняли Севастополь? Неужели Россия была бы задушена, если бы союзники заняли даже весь Крымский полуостров? А ведь никто не задался вопросом, до каких пределов и сколько времени союзники могли продолжать бесцельную и убыточную войну.

В 1878 г. мы перешли Балканы и замерзли под Сан-Стефано. В последнюю войну мы заключили мир именно тогда, когда у нас сосредоточились значительные и лучшие силы, а у японцев уже ничего не было.

Мы как будто воюем условно; признаем себя побежденными тогда, когда это угодно нашим противникам. Конечно, при таких условиях война с Германией и Австрией нам не под силу. Несомненно на первых порах мы будем терпеть неудачи; отхвачены будут Привислинские губернии, может быть Петербург будет в опасности. Но следует ли из этого, что дальше война кончена?

Необходимо употребить все усилия, чтобы избежать войны; на этот предмет не может быть двух мнений, но из этого не следует делать того вывода, который делают малодушествующие пессимисты, избежать войны во что бы то ни стало, иначе мы погибли.

Совершенно обратно: мы погибнем, если будем избегать войны во что бы то ни стало.

Необходимо однако установить точный смысл последней фразы. Наша дальневосточная политика была ошибочной авантюрой, отказавшись от которой, мы избегли бы войны с Японией. На ближнем востоке от всяких притязаний и действий, могущих повлечь осложнения мы можем и должны отказаться.

Но можем ли мы позволить Австрии уничтожить Сербию, утвердиться на Балканском полуострове и сбросить Россию с ее исторического места первой славянской державы? Если этой ценой мы захотим купить мир, то Россия быстро покатится по наклонной плоскости в пропасть. Национальное чувство будет убито, стоглавая гидра сепаратизма подымет головы и, почувствовав силу, набросится на нас с особой злобой, ее союзники эс-эры, эс-деки, анархисты и пр. подымут усиленную возню внутри, и Россия, лишенная престижа, выкинутая из числа первоклассных государств, сделается легкой добычей тех же тевтонов. В итоге мы отодвинем войну на три, четыре года, чтобы быть более верно съеденными.

Совершенно иной оборот примут дела, если мы иначе поставим задачу: сохранить Государственное достоинство России во что бы то ни стало.

Решившись на войну как на последний и решительный аргумент, мы заговорим твердым языком Великой Державы и может быть избегнем войны. Вопрос этот многократно разбирался периодической печатью, и здесь мы его касаться не будем. Наша цель доказать, что война с Австрией и Германией вовсе не так страшна для нас, если мы решимся довести ее до конца; лучше сказать, решимся, начав войну, вовсе не заключать мира или предписать его.
Россия представляет собой обширнейший, можно сказать, беспредельный театр войны, и это обстоятельство сводит к нулю все преимущества наших врагов.

Легко указать наступление момента, когда Германия, Австрия или Франция фактически лишаются средств обороны. Для России такого момента не существует, как не существует и такого пункта, с занятием которого Россия была бы задушена.

Говорят, что повторение 12-го года немыслимо в настоящее время. Почему? Что изменилось? Народный характер? Культура, пути сообщения? Но надо же себе дать отчет во всех этих явлениях.

Народная война есть проявление чувства самосохранения, которого, как известно, никакая культура не истребит. Она развивается труднее или легче в зависимости от того, имеется ли достаточно времени, чтобы народу сорганизоваться, свободны ли пути сообщения между отдельными областями и пр. и пр., т. е. опять-таки, насколько велик театр войны. Национальное чувство не только крепнет, но и формируется под ударами. Теперь не секрет, насколько близки были германские армии к отступлению из Франции в 1870 году. Ничтожная крепостца Туль чуть было не лишила немцев всех плодов многочисленных побед.

Железные дороги, без которых большие армии теперь не в состоянии вовсе маневрировать, представляют собой крайне хрупкий и чувствительный инструмент. Разрушение и занятие железной дороги в тылу даже на короткое время грозит гибелью целой армии. В этом отношении русская оборона получила новое могущественное средство. Нужно только не подставлять на первое время своих войск под удары, использовать жизненные средства ближайших к армии местностей, с тем, чтобы с отходом назад предоставить врагу уже истощенные пространства. Затем по мере движения врага внутрь все более и более развивать малую войну и действия на сообщения, пока наконец на какой-нибудь линии мы не встретим его силами, достаточными для борьбы. Вот общая схема войны. Но может быть другой случай. Захватив известный район, враг ограничится этим и остановится. Ну что же, тогда война меняет острый характер на хронический. Течение нормальной жизни на огромном пространстве России не будет нарушено, а долго ли выдержат немцы напряжение, это вопрос иной. Вообще обсуждая подобные вопросы, мы совершенно забываем заветы великих людей: все разбираем, насколько нам трудно, и выпускаем из вида, что врагу может быть еще тяжелее.

Денежный вопрос? У себя дома конечно он не имеет той остроты, как вне пределов отечества. Сыты, обуты мы будем, а если не будет шелков, кружев, шампанского и проч., то беда еще не велика. Да наконец в минуты народных бедствий все средства хороши и прогрессивные налоги, и конфискации, и проч., и проч.

Вообще надо выкинуть мысль о том, чтобы обойтись без крупных жертв. Надо быть готовым решительно на всякие жертвы, памятуя, что при благополучном исходе войны все это скоро и сторицей вернется.

Крайне ошибочен взгляд, будто с объявлением войны анархия и революция подымут головы. Ведь теперь не секрет, что наша опереточная революция была разыграна ничтожной кучкой людей, воспользовавшихся ослаблением национального чувства.

Припомним, что с началом войны мы видели только патриотические манифестации, а революция начала работать после систематических наших неудач и разразилась с заключением мира. Война в пределах родных сел несомненно сильно поднимет патриотическое чувство всего населения, а это лучшее средство заставить всех внутренних врагов уйти в свои мышиные норы.

Русский медведь спит в своей берлоге; не разбудил его отдаленный орудийный гром на Тихом океане. Но будет ли он продолжать спать, когда почувствует тевтонскую рогатину на своей шкуре?

Барон Николай Александрович Фиркс

Еще по теме:

Предстоящая война. Февраль 1909 года

Настоящая война. Август 1915 г.