Все советы прапрабабушки взяты из старых газет и журналов.

Обращаю Ваше внимание на то, что все предлагаемые советы и рекомендации основаны на взглядах того далекого времени. Прежде, чем принимать их к исполнению, рекомендую хорошенько подумать и посоветоваться со специалистами.

Это заглавие может служить основанием для всякого рода формул основным законом, идеальным правилом, не только жизни в свете, но и вообще и для умственной, нравственной и физической жизни вообще, для того что бы проявился глубокий ритм человечности в его целом.

Но мы не будем заходить так далеко и удовольствуемся этим выражением, как практическим правилом для законов общежития.

Как много людей, всякого возраста и пола, которых—только мысль, что на них устремлены взоры посторонних людей, лишает всякой свободы действий. Они не могут двинуться с места, не знают, куда деть руки.

Одна мысль, что придется выйти к гостям, сесть с ними за обед заставляет их прятаться чуть не в чулане. За столом, при посторонних, эти несчастные жертвы своей застенчивости, так заняты тем, как себя держать, чтобы не совершить никакой неловкости, что при малейшем нововведении в сервировке, они совершенно теряются и невольно совершают неловкость за неловкостью, только из страха как бы ее не сделать.

Разговор для них является пыткой, вечно молчат, пока возможно не отвечать, а если вопрос обращен к ним прямо, они только краснеют, и что-то бормочут, так что внушают о себе нелестное мнение. И даже долгая привычка не отнимает от них этой натянутости, неподвижности, принужденности, которая почти парализует всех окружающих и леденит всякую симпатию.

Это состояние мучительно, потому что ни танцы, ни другие удовольствия, не только не доставляют радости, но являются тяжелой обузой, так как все время мысль устремлена на то, чтобы чем-нибудь не погрешить и не вызвать осуждения со стороны зрителей.

Это тем более и досадно, что та же самая особа, которая так теряется в обществе, дома и между своими и весела, и очаровательна, и грациозна и остроумна, а в обществе может внушить мысль, что она лишена всех этих качеств и про которую, после того как она покраснеет без причины один раз могут сказать: «она очень мила», но если это будет повторяться много раз, пожалуй скажут: «положительно она должна быть не умна».

Это первая опасность, которая грозит бедняжке.

Но еще больше производит неприятное впечатление человек (мужчина даже пожалуй чаще, чем женщина повинен в этом грехе) для которого нет посторонних, который фамильярен со всеми, не обращая внимания ни на возраст, ни на положение, вмешивающийся во все разговоры, завладевающий беседой, приятно ли это другим или нет, который не только не боится сделать за столом какую-нибудь оплошность, но точно еще нарочно нарушает не только правила приличия, но погрешает и против вкуса, и деликатности.

Он в дороге устраивается так, чтобы покойно было только ему, даже в ущерб спокойствию других, на празднике или во время какой-нибудь церемонии ведет себя так, точно все это устраивается для него, если даже он появится туда незваный, непрошеный.

Словом, всюду и везде ведет себя так, будто никого кроме его тут и нет, и думать ни о ком не желает, разве только чтобы навязать другим свои желания и требования.

Но даже не доводя это поведение до такой крайности, неприятны и такие господа, которые, соблюдая известные правила вежливости, не понимают в достаточной мере, где границы между дозволенным и недозволенным, навязываются со своей дружбой, не зная желают ли ее. Позволяют себе в чужом доме распоряжаться слугами, точно они их собственные, принимают простую вежливость за особую к ним симпатию, и становятся фамильярны с лицами вовсе не желающими допускать таких сношений. Такой человек не может назваться зловредным, или нахалом, но благодаря своему незнанию меры часто производит впечатление наивного, или лучше сказать прямо придурковатого.

Значит, как в первом так и в другом случае—как излишняя застенчивость, так и бесцеремонность представляют двойную опасность.
Но как же избежать этих опасностей? Несомненно, обе эти стороны характера имеют свои основные причины. Эти то причины и следует открыть, чтобы найти возможность их избежать или уничтожить.

Мы имеем прекрасное объяснение Ла-Брюэра относительно невежливости.

«Невежливость — говорит он—не является душевным пороком, она истекает из целаго ряда пороков. Глупое тщеславие, непонимание своего долга, тупоумие, рассеянность, презрительное отношение к окружающим, зависть.

Указания довольно подробные, и трудно не найти в каждом отдельном случае невежливости, хоть один из этих пороков.

Но углубляясь в вопрос поглубже, мы заметим, что главным основным мотивом всех этих пороков является тщеславие и незнание, лучше сказать непонимание того, как надо себя вести в каждом отдельном случае. Например презрительное отношение к окружающим разве не является одной из форм тщеславия? А рассеянность, разве это не искусственное  <1>, временное на себя напускание незнания или непонимания того, что следует сделать?

<1> Не можем с этим согласиться: чаще рассеянность—естественный недостаток. Ред.

Тщеславие—внутренняя причина, известное душевное предрасположение, незнание—внешняя причина; малое знакомство с светом и с его требованиями,— недостаток опытности. Вот все, что можно сказать о невежливости.

Но любопытно то, что когда мы начнем рассматривать причины излишней застенчивости, мы наталкиваемся на те же самые основные причины.

Это те же: тщеславие и невежество или лучше сказать непонимание. Тщеславие или излишнее самолюбие оба эти слова были синонимами в 17 веке.

Соберите свои собственные воспоминания. вспомните о прочитанном, как напр.: творениях Руссо и Стендаля,—и подумайте: не из самолюбия ли застенчивый человек боится общества и теряется, не зная как себя держать, боясь что заметят его неловкость и осудят его? То же ложное самолюбие заставляет бесцеремонного и невежливого человека воображать, что все его выходки очень остроумны и все обращают на него одного внимание, но не с целью осуждения, а похвалы. Самолюбие скромного человека доставляет ему мучение, так как он вовсе не заражен самомнением. Он страдает полным отсутствием самоуверенности, особенно если он знает, что не обладает привлекательной внешностью, и его недостатки заметны и другим. Но в обоих случаях играет роль самолюбие, невежество, создающее и поддерживающее, как излишний задор, так и излишнюю робость.

Надо заметить, что застенчивость стала знакома и в литературе, и в жизни, только тогда, когда смешалось общество и в нем появились люди, незнакомые с обычаями и жизнью света. Они вошли в общество случайно, благодаря удаче, богатству и своей собственной бесцеремонности, а не по праву рождения или воспитания. И с тех пор явились в обществе в большом числе невоспитанные люди, одни слишком бесцеремонные, а другие излишне робкие. Самолюбие им подсказывало, что они попали не на свое место, и отсюда вытекали все их ошибки.

Можем ли мы излечить эту робость или излишнюю развязность? У нас по крайней мере есть метод, с помощью которого можно исправить тщеславие и невежество. Но это является двойным воспитанием, которое, чтобы быть простым и верным, требует самого мелочного внимания. При этом большую роль играют привычка и опыт, но их одних мало. Бывают характеры, которые не могут быть перевоспитаны в 20—24 года, если они сами не помогут этому перевоспитанию. самым строгим наблюдением за собой самим. Но и этого одного мало.

В этом перевоспитании, как в воспитании всякого рода, надо, главное, понять то, чему и почему надо выучиться, а потом уже стараться выучить то, что надо.

Но еще лучшим методом явится тот, когда дети воспитываются в привычках к общежитию, чтобы они привыкали к нему прежде, чем заметят и поймут то, что им прививают бессознательно для них. Тогда они воспримут это вполне нормально, и это сделается настолько их второй натурой, что они иначе и не могут себя вести.

Вот в чем должен проявиться такт матери или воспитательницы, который может дать чудодейственные плоды при разумном воспитании.

Альбер Ришо.

Еще по теме