Интересные документы

Из записок немецкого офицера

Английский журнал «Реагson`s Magazine» печатает дневник немецкого офицера, найденный на полях Марны. Дневник этот посвящен женщине, к которой обращается неизвестный автор.

Он не пишет ей писем, по-видимому, боясь ее скомпрометировать, но надеется, что дневник попадет после войны в ее руки даже в случае его смерти, через одного из приятелей. Записи представляют несомненный интерес, так как ведутся человеком очень искренним, наблюдательными, с живой душою. По ним можно следить, как постепенно в душе немца-патриота нарастают трагические настроения под влиянием развития кровавых событий.

Уже 21 июля по новому стилю, т.-е. 8-го по нашему, полк получил тайное приказание быть готовым к выступлению на запад, что является лишним подтверждением полной согласованности германских военных приготовлений с нотою Австро-Венгрии, обращенной к Сербии.

1 августа (нов. стиля) стало известно, говорится в записках, что мы будем воевать с Россией, «что мы наступили, наконец, на лапу этого медведя», выражаясь подлинными словами автора. Вся Германия охвачена верой в свою мощь и в свою победу. Это чувство разделяется и автором записок: сначала черед Франции, потом России. Приводится характерная бытовая подробность: товарищ по полку, офицер Гаузен, вечно занятый денежными заботами и кредиторами, мечтает о том, как он блестяще поправит все свои дела после победоносного вступления армии в Париж.

По 5 августа становится известной первая неприятная неожиданность: к союзникам присоединилась Англия. Впрочем, что же? у ней нет войска,—справимся.

Начинается поход, встретивший вдруг какую-то непредвиденную задержку. Давя друг друга, наступают и теснятся огромные армии, давно готовые со своею страшной артиллерией, но они остановлены, не могут продвигаться вперед. В чем же дело?

Это сопротивление бельгийцев, в которое никто не хочет даже верить. Неужели маленькая Бельгия в состоянии нас задерживать! А между тем факт налицо. Автор очень картинно сравнивает положение с необходимостью огромным массам войска пройти сквозь горлышко бутылки, в котором застряла бельгийская пробка.

Этой героической отваги маленького народа никак не мог предвидеть германский генеральный штаб. Было предусмотрено решительно все, — возможность первых неудач на французской территории, сопротивление их крепостей, те или другие маневрирования французов,—но отчаянной борьбы бельгийцев никак не ожидали.

Получился внезапный затор, настолько порушивший общий порядок, что генеральный штаб спутался в расположении частей, в доставке снаряжения и провианта, и судьба всей кампании совершенно изменилась. Точно в прекрасно рассчитанном механизме засорилась и перестала действовать одна какая-нибудь пружина, нарушая тем гармонию движения. Именно потому, что было все вперед рассчитано во всех деталях, произошло такое серьезное замешательство из-за неожиданного поведения бельгийцев. Задерживали не только бельгийцы, задерживал собственный беспорядок.

Автору записок тут, пришлось впервые участвовать в боях, слышать гул орудий, уже не на парадах и маневрах, и видеть разносимую ими смерть. Это произвело на него самое тяжелое впечатление, и прежняя уверенность в победе Германии начинает уступать место сомнениям и грустным предчувствиям.

Чего, собственно, добивается Германия? Она была богата и занимала самое почетное положение среди народов,—что ей может прибавить война? Новую территорию? Но территория, населенная другим племенем, это не усиливает победителя, а ослабляет. Нельзя подавить национальное сознание,—достаточно вспомнить Эльзас и Польшу. Уже и сейчас остановлена и разорена вся германская внешняя торговля, а что будет потом?

Офицер Гаузен, мечтавший поправить дела в Париже, отвечает на этот вопрос, что Германия будет единственной повелительницей мира, но этот ответ уже кажется неудовлетворительным. Так ли это, да и какою ценой? Военная профессия все время сталкивает со смертью. Ни священники, ни врачи не видятся так часто. Военных бы следовало одевать во все черное,—они спутники постоянного траура.

А мимо все провозят новых и новых раненых.

* * *

Грустные мысли и сомнения в разумности затеянной войны постепенно переходят в записках в решительное негодование против руководителей современной Германии. Автор говорит безлично, не называя кайзера, но признает, что если бы его дневник попал в руки начальства, он был бы расстрелян.

«Мы, правда, близки к Парижу,—говорит он,—но мы сами страдаем не меньше французов. Походные наши кухни не поспевают за нами, и мы страдаем от голода, мы еле живы от усталости. Враг все время отходит перед нами, как вьющееся облако, которое мы не можем схватить.

«Французская артиллерия наносит нам страшные потери. Убит Гаузен, мечтавший о Париже, убиты или ранены почти все товарищи-офицеры. Это какая-то страшная и бессмысленная бойня, и я проклинаю тех, кто делает нас орудием своих кровожадных теории. А нас все время торопят вперед и ведут на верную смерть. Если эти записки дойдут до вас в Германию, вспомните, что мы завещаем вам месть за жестокую игру нами. Враги не впереди нас, враги те, кто нас сзади толкает.

«Наступление наше остановлено французами, и мы повернули назад. Я был отрезан и попался в плен, но мне удалось бежать, сняв платье с убитого француза. Как настоящие джентльмены, французы не стали отбирать у меня этой тетрадки, как только я заявил, что это частная переписка.

«Теперь должна начаться подземная позиционная война. Эта возможность на случай неудачи первого натиска была также заранее предусмотрена нашим штабом, но несмотря на всю сложную предусмотрительность, следует себе отдать верный отчет: Германия погибла.

«Я смотрю уже на себя, как на человека безусловно обреченного смерти, и потому я вижу все кругом ясными, просветленными глазами. Я был слеп и глух, как другие, но все мной испытанное и близость неминуемой смерти открыли мне зрение и понимание.
«Германия погибла,—это не нация, это стальное тело с убитой душой. Мы бездушно готовились к войне, к этой страшной бойне, мы обратились в какой-то заведенный механизм. Нет души и в нашей армии. Неужели мы не станем больше людьми, не поймем, как когда-то понимали, всех радостей жизни.

«Я оглох от беспрестанного треска выстрелов, болит раненая левая рука и мучит страшная чесотка, полученная в окопах. Неужели по прежнему есть где-нибудь радостная жизнь, есть мирный труд и комфорт, есть красота и искусство?

«Лгут наши газеты, будто англичане бегут. Это чистый вымысел. Нам наносятся страшные потери, и положение наше очень тягостное.

«Сегодня мне пришлось говорить с одним генералом, говорить искренно, по-приятельски. Это человек, который многое понимает, и мы совершенно сошлись во мнениях.

«Он, увы, находит, что мы погибнем, что для Германии нет спасения. Руководители наши еще этого не поняли, а следовало бы понять. Слишком тщательное и долгое приготовление к войне обратило и страну и армию в машину. У нас осталось только самодовольство, да механизм повиновения. Но живая искра потухла, и наставший момент борьбы не дал нам вдохновения и огня. Кто спасет Германию? Нет Бисмарка, который сумел бы, пожалуй, это сделать. Таково его мнение. И мое также.

Вот сущность и главные мысли этих записок немецкого офицера, напечатанных английским журналом. Они представляют собой весьма интересный документ, как показатель настроения. Пусть это сознание еще далеко не всех генералов и офицеров, но ведь и эти господа не так рассуждали при объявлении войны. Их учила сама война. Учит она и разочаровывает и других, рождая тревогу и недовольство в самой Германии: это дает надежду скоро сломить уже портящийся механизм германского кровожадного нашествия.

Еще по теме