Материал из журнала "Нива" за сентябрь 1916 года.

Ужасы германского плена не только не угашают духа наших рядовых героев, но, наоборот, нередко перерождают их в сказочных богатырей.

Подвиги, совершаемые ими для освобождения из плена, обнаруживаемая ими изобретательность поражают своей гениальностью. Прекрасной иллюстрацией этого может послужить приводимый нами бесхитростный рассказ унтер-офицера Трофима Саранина, организовавшего побег партии пленных из германского дисциплинарного лагеря в Кассельбрюке.

Наш барак был расположен на совершенно открытом месте. Вблизи не было ни деревца ни кустика, за которыми можно было бы укрыться. И все же мысль о побеге из плена и возвращении на родину не покидала меня. Часть моих товарищей доверилась мне, и мы сообща обсудили план побега.

Не легка была наша работа. К счастью, мне удалось украсть напильник у немцев, производивших ремонт в нашем бараке. При помощи этого напильника и столового ножа, который нашелся у одного из моих товарищей, я вырезал в полу барака отверстие. От печки мы отодрали кусок жести и соорудили из нея лопату, а затем начали упорно рыть под полом подземный ход к торфяному болоту, находившемуся в расстоянии сорока пяти аршин от барака.

Устройство подземного хода отняло у нас сорок три дня, так как работать можно было только урывками, когда за нами не следили часовые. Освещением служили нам спички, карманный электрический фонарь и мазь для сапог, которую мы накладывали в баночку и зажигали.

Велика была наша радость, когда наконец подземный ход был прорыт. Желающих бежать оказалось семьдесят человек. Мы разбились на партии в четыре-пять человек. У всех нас были маленькие карты Германии: их мы скопировали с настоящей карты, которую мы при переезде в дисциплинарный лагерь сорвали со стены вагона.

В ночь на первое июня, после смены часовых, мы построились по партиям и спустились в подземный ход. Там набралось воды по грудь, и к тому же было очень душно. Сознаюсь: пока передний товарищ открывал последний заслон земли, чтобы выйти на волю, на меня нашло такое уныние, что я решил было вернуться в барак. Но со всех сторон на меня напирали товарищи, и я не мог двинуться ни взад ни вперед: хоть ложись и помирай. Но наконец показался просвет. Поднявшийся сквозняк освежил и оживил нас, и мы двинулись.

По выходе на волю я со своими тремя товарищами не пошел прямо по направлению к границе, а немного свернул в сторону, чтобы избежать первой погони. Это, видно, и спасло нас. Другие партии пошли иначе, и ни одной из них, как кажется, не удалось выбраться из Германии.

Говорить ли о дальнейших наших приключениях? Уж много рассказывалось о побегах из плена. Не нам первым, не нам последним удалось убежать от немцев. Особенность же нашего побега заключается в том, что нам пришлось устраивать подкоп, потому что иначе никак нельзя было выбраться из лагеря, где повсюду стояли посты. Ведь мы находились не в обыкновенном, а в дисциплинарном лагере, где было вообще много строгостей, а следили за нами особенно зорко.

По масштабу на карте, до границы было 80—90 верст. Это расстояние мы прошли в пятнадцать дней. Шли мы только ночью, а днем прятались, где попало. Лежишь, бывало, в поле, во ржи, а неподалеку от тебя люди работают и переговариваются между собою. Тут не то, что шелохнуться, дышать боишься. Но Бог нас миловал.

Самое жуткое воспоминание у меня осталось от одной ночи, когда мы переправлялись на украденной лодке через реку Везер и нас заметила сторожевая моторная лодка. Она дала нам сигнал остановиться. Мы, конечно, налегли на весла, и когда киль лодки стал задевать за дно реки, бросились в воду, чтобы в брод добраться до берега. Но тут мы попали в такую топь, что, казалось нам, наступил наш последний час. Такого же мнения были, видно, люди на моторной лодке: они бросили гнаться за нами, а мы с трудом, покрытые глиной и песком, промокшие и продрогшие, выбрались на берег.

На шестнадцатый день наших скитаний мы достигли наконец голландской границы. Мы страшно ослабели, так как все время нам приходилось питаться горохом, бобами, луком, щавелем и верхушками клевера.
Зато в Голландии нас встретили с живым радушием. Солдаты жали нам руки, крестьяне угощали нас молоком и хлебом. Там же нас одели, обули и отправили в Россию.