Пир варваров
Статья из журнала "Разведчик" за 1916 год.
Война - грабеж
Война раскрыла всему миру истинную душу германской нации и, будем надеяться, уничтожила последние сомнения у людей, ослепленных еще германской внешностью.
Нельзя отрицать того, что «ослепленных» было много и что им трудно было отрешиться от традиционного взгляда на немцев.
В самом деле. Мы (т. е. все союзники) долго считали немцев спокойными, кроткими и честными людьми, к тому же сентиментальными и мечтательными. Правда, войны 1866 г., а в особенности 1870 г. набросили некоторую тень на это изображение, но как бы то ни было, все считали германцев культурными. Эта нация ведь достигла высоких ступеней в науке, литературе, промышленности, земледелии, торговле.
Сами германцы говорили о себе, как о носителях какой-то высшей культуры, даже недоступной другим нациям.
И вдруг, с первого же дня войны мы видим германцев, творящих преступления, каким и имени нет, преступления не случайные, а возведенные в систему, предписанные свыше и восстановили давно забытую войну-грабеж.
Завеса, искусно скрывавшая германца, спала, и весь мир увидел не носителя высшей культуры и даже не варвара, а утонченного злодея, творящего свои злодеяния со всеми признаками садизма.
Что же произошло? Был ли ослеплен и обманут мир или же этот народ сделался злодеем случайно, под влиянием борьбы за существование?
Попытку дать ответы на эти вопросы мы находим в недавно вышедшей в Париже брошюре Раul`я Gaultier - La mentalite allemande et la guerre, из которой мы и почерпнули материал для нашей статьи.
Германцы были в течение многих лет и сентиментальны, и мечтательны. Миру известен целый ряд немцев поэтов и немцев музыкантов.
Нигде так пышно не расцвела метафизика. Кто из нас представлял себе немку иначе, как поднявшей свои голубые глазки к небу, мечтающей о прогулке при луне рука об руку с милым ее сердцу.
Все это было, но и исчезло без следа, как была и исчезла немецкая честность и порядочность.
Еще задолго до войны поэзия и совесть почти исчезли с лица новой Германии. Быстрые, ошеломившие мир победы, и быстро созданное богатство опьянили немцев, и, подобно тому, как пьяный обнажает свою душу, так проснулся и дремавший в сентиментальной немецкой душе древний варвар.
Этот варвар никогда не умирал; он только был скрыт для большинства публики, привыкшей судить по внешности. Мало того, правительство и лучшие умы Германии старались поддерживать варварские стремления в душе каждого германца.
Ведь разве не признак варварства пресловутый германизм, являющийся не простой доктриной, а верой в превосходство германской нации с точки зрения и философской, и исторической, и естественной.
Ведь еще задолго до войны вы не нашли бы немца, который не был бы уверен в том, что между ним и остальным человечеством такая же пропасть, как между сверх-человеком Ницше и простым смертным. В Германии все выше и лучше: и литература, и искусство, и торговля, и промышленность, и земледелие, и политика.
Но для узкого ума самовлюбленного немца и этого оказалось мало. Все лучшее, созданное другими нациями, имеет германские корни. Ведь доказывают же немецкие ученые, что большинство итальянских художников и поэтов — германского происхождения: Джиотто — в действительности немец Жотте, Алигьери—Айглер, Винчи— Вивке, Тассо — Дасс, Буанаротти — Банродт и проч.; или Гуно — Гуидивальдт, а Дидро — Титрах. Известный же германский антрополог Вольтман заявляет, что каждый из носителей крупного исторического имени, в любой области знаний или искусства, несомненно германского происхождения, если он обладает высоким ростом, белокурыми волосами и светлой кожей. Эта идея германизма, превратившаяся с течением времени в пангерманизм, поглощает все стороны духовной жизни германской нации и объясняет все поведение немцев в текущей войне.
Многим из читателей «Разведчика» известна книга Бернгарди — Наша будущность — появившаяся за 2 года до войны. В ней выражены не единоличные взгляды автора, а напротив, он является лишь выразителем общераспространенных взглядов на задачи Германии, и он далеко не один.
К 1900 году, напр., князь Бюлов, на спуске трансантлантического парохода Дейчланд, указывая на размеры этого гиганта, заявил, что для всех немцев ясно, что
«Германия превыше всех государств мира».
Это же доказывают и большинство германских ученых, философов и богословов.
«Быстрый рост населения Германии свидетельствует о природных силах германцев».
«Быстрое обогащение немцев показывает, что они народ, избранный Богом для культурной миссии».
Бернгарди полагает, что самые сильные нации непременно должны быть и самыми культурными; что мир прогрессирует только благодаря тому, что эти нации поглощают более слабые, которые, вследствие этой слабости, менее культурны.
«Никто еще не был в роли воспитателя германского народа, говорит этот писатель, а потому он вправе считать себя призванным к высокой цивилизаторской миссии. Поэтому само провидение возлагает на германцев задачу осчастливить род человеческий, распространив на него свою культуру».
Вы думаете, что подобный бред можно найти только у Бернгарди?
Далеко нет; Фриман, напр., пишет буквально следующее:
«Права нации проистекают из ея потребностей. Вот почему мы имеем право вырвать у другого народа то, что для него излишне. Для своего существования нация имеет право покуситься на свободу и собственность своих соседей».
Эти идеи внушались германскому народу с начала XIX века.
Умерший в 1807 году Дитрих Бюлов доказывал, что маленькие государства не имеют права на существование, ибо не в силах себя защитить; поэтому они должны стать жертвой государств сильных. Уже в то время он утверждал, что Пруссия должна дойти на западе до Мааса, на востоке — до Нарева и Вислы, а на севере — поглотить Данию.
Несколько лет спустя после низложения Наполеона, другой писатель — Арндт — требует еще Голландию, Швейцарию, Египет, Сирию и Малую Азию.
Фридрих Лист в своей политической экономии (1840 г.) рассматривает тот же вопрос — чем должна быть объединенная Германия — с чисто экономической точки зрения, и выставляет следующий грабительский принцип: нации принадлежат, по праву, все те области, которые находятся в сфере ея политического влияния. Приняв это за аксиому, он даже утверждает, что германской нации суждено руководить миром, цивилизовать варваров и населять ненаселенные страны. Германия, по его мнению, должна, для экономического поражения Англии, создать обширную таможенную конфедерацию, а стремлениям России противопоставить германо-венгерскую империю, которая при помощи колонизации, достигнет Черного моря, ибо Турция также должна принадлежать немцам.
В 1886 году богослов Лагард высказывает надежду на то, что возникнет германская религия, высшая над лютеранством и католицизмом, которая возродит народы. Но так как религиозная жизнь имеет корни в жизни материальной, то следует отбросить Францию от Бельфора и Вогезов, а Россию оттеснить от Польши и Черного моря.
В 1894 г. Гассе, стоявший во главе «Пангерманской лиги», основываясь на истории, требует присоединения в Германии Бельгии, Голландии, Швейцарии и Люксембурга. Его поддерживал Гейдельбергский профессор Онкен, доказывавший, что мелкие государства сдерживают порывы великих наций и тем мешают историческому росту человечества.
«Судьбы великих наций, пишет этот ученый, слишком важны и высоки, чтобы оне стеснялись подчинить себе мелкие народы, не могущие себя защитить. Изучая современное развитие мира, приходится признать, что эти мелкие народы только паразиты, питающиеся столкновениями великих наций».
Историк Лампрехт утверждает, что Германия должна облагородить и усовершенствовать мир. Наконец, химик Оствальд признает, что только Германия может организовать вселенную.
Все приведенные нами мнения ряда германских ученых не могли ли и не должны ли были воспитать в германском народе ту самоуверенность, то презрение к прочим нациям, которое так выявили события великой войны?
Внушить же после того этому ослепленному народу разбойничий взгляд на ведение войны оказалось уже нетрудным.
«Между государствами нет иного права, как право сильного»,
говорит Лассон в книге «Das Kulturideal und der Krieg».
«Я не признаю иного источника права, чем сила»,
говорит Оствальд.
Отсюда уже один шаг к взгляду на войну как на средство захватить земли и богатства побежденного соседа. Немцам нужна земля, но только для немцев.
«В великой Германии, пишет Танненберг, иностранец не имеет права приобретать дома и землю».
В увлечении пангерманизмом Реймер, напр., советует будущей Германии всеми силами содействовать воспроизведению чистокровных немцев, а не германцев осуждает на бесплодие.
Интересно, для понимания образа действий немцев в отношении к населению занятых ими областей, отметить проповедь грабежа населения, которую мы находим у многих немецких писателей. Особенно характерным выразителем такого взгляда является социолог Фридрих Науман.
«Вообще, говорит он, современные войны стали операцией экономической. Война ведется не для увеличения государственной казны, а для экономическаго развития государства».
В чем же заключается это экономическое развитие, т. е. задачи будущей войны?
Ответ на это дает нам в 1911 г. цитированный выше Танненберг в книге «Великая Германия».
Уступив Германии свои колонии, а также департаменты Вогезов, Мозеля, Мааса и Арденн, Франция выводит из них население.
«Очищенные таким образом земли делятся на участки, которые раздаются отличившимся немецким солдатам».
Такой разбойничий взгляд на войну отнюдь не единственный в Германии. Автор книги «Если бы я был императором» пишет, напр., так:
«У людей, усвоивших старый взгляд на вещи, встанут дыбом волосы при мысли о возможности эвакуирования целых областей в Европе. Но если вдуматься в особое положение германского народа, окруженного со всех сторон и рискующего задохнуться в этом кольце, то придется признать за Германией право потребовать не населенных земель на востоке и западе».
Если бы мы внимательнее изучали германскую литературу за последнее пол столетие, то, думается мне, пренебрежение к международным трактатам — этим «клочкам бумаги»—не должно было нас удивлять. В этом пренебрежении лишь подтвердились мысли, высказывавшиеся известными немецкими учеными.
«Все трактаты между воюющими государствами должны быть нарушены с момента объявления войны»,
пишет Трейчке.
Раз немцы были воспитаны на том, что война есть грабеж и что международные договоры смолкают при громе пушек — мы не можем удивляться и варварству немецких офицеров и солдат.
Сам Вильгельм в одной из своих речей, обращенных к солдатам на нашем фронте, восклицал:
«Горе побежденным! Победитель не должен знать чувства милосердия!»
«Они не заслуживают ни человеческого обращения, ни рыцарских отношений»,
говорить Франц-Иосиф в своем приказе при открытии военных действий против Сербии.
Командир 22-го венгерского полка объявляет своим солдатам (на нашем фронте):
«Когда вы вступите в Россию, не давайте пощады никому — ни старикам, ни женщинам, ни детям, хотя бы эти последние были в утробе матери».
Германский террор имеет в виду не только ограждение армии от покушений частных лиц, но и просто уничтожение населения и разрушение его собственности. Иначе нельзя понять заблаговременное формирование особых команд поджигателей, снабжаемых такими горючими материалами, которые могли быть изготовлены лишь до войны.
Грабеж настолько возведен в систему, что в Германии сформировано особое управление по сбору военной добычи — Кriegsbeuteamt.
«До сведения моего дошло, читаем мы в приказе генерала Зоммера, что реквизиции производятся слишком снисходительно. Поэтому приказываю все найденное во время реквизиции — продовольствие, одеяла, шубы, рогатый скот, лошади, овцы, козы и т. п. конфисковывать и отправлять в продовольственные магазины. Не обращать никакого внимания на просьбы населения оставить им часть имущества.
Мы находимся во враждебной стране, где нет места иным соображениям, кроме военных интересов. Выгоднее брать, чем давать».
Более определенный приказ о грабительстве трудно составить.
Корреспондент «Münchener Nachrichten», Гапгхофер, делясь своими впечатлениями после поездки на фронт, между прочим, пишет:
«Вся работа выполняется но следующему принципу: нужно для потребностей армии брать возможно меньше из Германии, а возможно больше в завоеванной стране; все же, что не нужно армии и представляет какую-либо ценность для родины, должно быть перевезено в Германию».
Не ясно ли, что Германия в своих воззрениях на войну вернулась к эпохе нашествия гуннов. Но там это делалось проще. Немцы же пытаются дать этому воззрению научное обоснование.
О. Лазаревич.
| 