По материалам периодической печати за ноябрь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

Обзор печати

По поводу

По поводу этих, как назвали рабочие, «жандармских» репрессий, обрушенных большевиками на свободу слова и партийные организации, социалистические газеты говорят:

«Новая Жизнь»:  

— Когда правительство Керенского закрывало большевистские газеты, большевики, бия себя в грудь, вопияли о свободе печати; теперь, став на минуту у власти, они одним взмахом руки закрыли не только все буржуазные газеты, но и целый ряд социалистических. К оставшимся в живых они приставили своих цензоров.

Революция, даже в самые свои тяжелые моменты, не знала еще подобного издевательства над одним из самых священных своих принципов—свободой слова!

В первые дни переворота насилия над прессой чинились либо толпой, не понимавшей, что она делает, либо не в меру усердными служителями «нового» режима, какие всегда имеются у всякого строя, каким бы он ни был; в первые дни можно было думать, что репрессии по отношению к печати—недосмотр, случайность, ошибка новых правителей. Но вот опубликован «декрет о печати», и сомнения больше нет: это—не ошибка, не плод растерянности или недосмотра, это—система, это—закон.

Насилие возведено в систему, но от этого не стало менее возмутительным.

По поводу ленинского «декрета о печати», предписывающего «закрывать органы прессы»:

1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству,
2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов,
3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера»,

«Рабочая Газета» заявляет:

Таковы, отныне знаменитые, позорным пятном ложащиеся на русскую революцию—параграфы нового подписанного «самим» Лениным «декрета о печати».

С такой похвальной откровенностью говорили при царском режиме лишь наиболее оголтелые в своем черносотенстве губернаторы.

Газеты, как нам грозит Ленин, будут закрываться не только за призыв «к открытому сопротивлению или неповиновению», т. е. за то, что невозбранно делал сам Ленин, но и за «сеяние смуты» (язык-то какой, совсем жандармский!). Сеет смуту, по ленинскому толкованию, всякий, кто «явно клеветнически извращает факты».

Следовательно, если в сегодняшнем номере мы сообщаем о том, как ленинские молодцы врываются на партийные меньшевистские собрания с целью обыска, как они избивают наших товарищей в своих участках, как они громят социалистическую печать и т. д., и т. д., Ленину стоит лишь заявить, что все это «явная клевета» (а Ленин не стал правдивее, сделавшись «министром-председателем»), и... участь вашей газеты решена: ее закроют.

Нет, воистину, Ленина поставила история не на то место, какое ему было уготовлено; из него вышел бы превосходный околоточный надзиратель или полицеймейстер в уездном городе. А он стоит—смешно подумать! -- во главе «рабочего и крестьянского правительства».
 

Последние вести

— В центральном исполнительном комитете большинством 34 против 24 принята резолюция Ленина и Троцкого против свободы печати.

— 7 ноября, утром, в помещение государственного банка снова явился большевистский «комиссар» по министерству финансов Менжинский и потребовал выдачи десяти миллионов рублей. Менжинский пригрозил, что в случае отказа будет вызван сводный воинский отряд, который всеми силами оружия произведет выемку денег.

Семеновцы, несущие караул заявили, —говорит «Единство»,—что всеми силами будут охранять государственное достояние. Комитет спасения родины и революции выпустил по поводу этой новой попытки насилия со стороны большевиков специальное воззвание.

— Окончательно выяснилось—по сообщению «Новой Жизни», что контр-адмирал Вердеревский оставляет свой пост. На место морского министра военно-революционный, комитет назначил капитана Кузеля.

— В заседании исполнит. комитета всероссийского совета крестьянских депутатов постановлено категорически протестовать против приказов военно-революционного комитета об аресте Керенского, Гоца и Авксентьева.

Последние, являясь членами исполнительного комитета совета крестьянских депутатов ответственны за свою деятельность только перед советом крестьянских депутатов.

Соединенное заседание армейского комитета, партийных организаций и крестьянской секции 11 армии в своем постановлении о текущем моменте говорит:

"Признавая заслуги товарища Керенского перед страной и революцией, мы желаем видеть его в составе однородного министерства. Правительство должно принять самые решительные меры для борьбы с анархией, подрывающей революционный порядок в стране и губящей имущество и достояние народа».

— 7 ноября по постановлению военно-революционного комитета арестованный большевиками комиссар северного фронта Войтинский переведен в Петропавловскую крепость и заключен в одну из камер Трубецкого бастиона.

Большевики,— по сведениям газеты «Пора! Хлеба! Свободы!»—предъявляют Войтинскому обвинение в организации похода Керенского на Петроград.

Некоторые особенно умные большевики додумались до того, что ищут связи Войтинского (отбывавшего каторгу по политическому делу) с арестованный монархистом Пуришкевичем.

— Арестованный комиссар северного фронта Жданов доставлен в Смольный.

— В Витебске большевики захватили и разогнали губернский комиссариат, выбранный населением всей губернии.

— «Викжелем» получено сообщение, что в Новочеркасск к Каледину прибыл Родзянко и Алексеев.

Ожидается прибытие Корнилова.

Заметки

— «Обе стороны примирились на выдаче Керенского повстанцам и на неприкосновенности всех остальных лиц, принимавших участие в борьбе с большевиками».

Это черным по белому напечатано в московских газетах от 8 ноября.

Итак, «верные» Керенскому войска решили выдать своего вождя мятежникам, купив тем полную неприкосновенность своих ничтожных жизней. Животный страх чуть было не погубил поэта русской революции, виновного только в излишней вере в честь, благородство и патриотизм родного народа.
И Керенский бежал.

— Вот видите, скажут,—когда бежал Ленин, сколько лицемерных упреков посыпалось по его адресу! Теперь бежал Керенския—и вы молчите!

Поднимаем эту перчатку.

Керенский бежал от гнуснейшего предательства, от самосуда озлобленной мятежной и темной толпы. Ленин скрылся от гласного публичного суда, созданного февральской революцией, бежал несмотря на то, что ему не грозила не только смерть от ярости толпы, но и казнь по суду.

Керенский должен был остаться один —один с глазу на глаз со своими врагами, только что боровшимися не на живот, а на смерть - всеми покинутый, потрясенный невероятным позорным предательством. Ленин всего только вызывался к следователю, в кабинете которого он мог дать при полной безопасности свои объяснения.

Мы знаем, что ни один арестованный в июльские дни большевик не подвергся со стороны правительственных властей никаким насилиям и большинство из них к моменту нового восстания получили свободу на основании исключительной честности поручительства. Министры юстиции кабинета "корниловца —Керенскаго" показали себя большими джентльменами, когда им приходилось давать свободу Троцкому, Луначарскому, Каменеву, Козловскому, Суменсон, Коллонтай и многим другим, которые, ободренные корректностью или скорее излишней терпимостью вр. правительства, с полным успехом в октябре повторили неудавшийся в июле опыт захвата власти.

Идут дни и недели, томится в крепости часть министров «бескровной» русской революции, даже палачам народа давшей возможность предстать перед публичным независимым судом. Сидят и не знают, будут ли живы завтра, ибо...

Ибо Александра Геца—одного из признанных вождей демократии,—побили при аресте, ибо Плеханова—маститого Плеханова—стащили с кровати; вождь социал-демократии, больной, подвергся оскорблениям и тяжко заболел кровохарканием.

Кто все это делает? Солдаты, матросы, рабочие. Кто виноват? Не они, не они, а те, которые разбудили темную месть темных людей...

Гибнут не только сокровища дворцов и музеев, гибнут лучшие совровища народного духа, топчутся в грязь богатства, скопленные веками русской истории.

Ибо Плеханов—сокровище ума русского народа, его гордость, его краса, как Керенский, приговоренный Лениным к смерти, краса первой действенной русской революции.

И Керенский бежал.

Прозревший народ его защитит. История оправдает его бегство, как она, несомненно, осудит Ленина за его бегство и за уничтожение дела, хранившегося в контрразведке, о Владимире Ульянове.   

Да, среди оружия молчат законы. Мы знаем это. Но те, кому Бог дал ум и сердце, не могут молчать. Нестерпимо это поругание чернью и ее вождями всего, что есть лучшего и национального в народе—его интеллигенции, оплеванной улицей.

Кричите, вразумляйте—гибнут не только материальные ценности Великой России, гибнет умственное и нравственное богатство страны, скопленное тяжкими жертвами и героическим самоотвержением лучшей части народа его интеллигенции.

И все это делается в угоду лени и жадности черни!

Н. Камский.

Еще по теме