По материалам периодической печати за август 1917 год.
Все даты по старому стилю.
ОБЗОР ПЕЧАТИ
А. Потресов в „Дне" понимает Петроградский Совет, устами своего „большевистского" большинства вынесший резолюцию о переходе всей власти в руки Советов: „это безумно, но это понятно",—и отказывается понимать вдохновителей и авторов только что принятой резолюции соединенного собрания Центрального Исп. Ком. Совета Раб. и Солд. Депутатов и Исп. Ком. Совета Крестьянских Депутатов:
"Чего хотят эти вдохновители и авторы, чего хотело собрание, когда оно провозглашало поддержку данному правительству Керенского и его товарищей и в то же самое время заявляло, что созывается «съезд всей организованной демократии», на который и возлагается задача создания «власти, способной довести страну до Учредительного Собрания»?
Зачем поддерживать существующее Временное Правительство, если через самый короткий срок, через какую-нибудь неделю, через десять дней, съезд демократии должен у этого Правительства власть отобрать? Ведь, не подлежит же сомнению, что если съезд демократии захочет действительно взять на себя миссию архитектора власти, то построить эту власть он сможет только из материала демократии.
Ведь, другой материал не находится у съезда в его распоряжении. Ведь, другой материал — скажем, цензовой России— заведомо не пожелает фигурировать в виде простого объекта в руках созидатели съезда, в виде той глины, из которой можно вылепить, что заблагорассудится статуирующему художнику..."
Цитируемый нами автор советует в таком случае „признать откровенно эту сиамскую близость к большевизму резолюции Ц. И. К. и сделать отсюда все надлежащие выводы", иначе говоря, сказать напрямик, что коалиция для нас умерла, все „цензовые элементы" контр-революционны, „стать всем большевиками и провозгласить здравицу Ленину!"...
***
„Немножко логики,товарищи революционеры!" взывает Г. Плеханов в „Единстве" по адресу наших „полуленинцев", отказывающихся на словах от большевистских лозунгов, но незаметно для самих себя сворачивающих на практике на путь, указываемый ленинцами. Отсюда и происходят наши непрерывные министерские кризисы, по мнению Г. Плеханова:
"В то время, когда я пишу эти строки, наш правительственный кризис как будто можно считать разрешенным посредством образования «директории» из пяти членов. А когда статья моя будет в наборе, у нас начнется, может быть, новый кризис.
Такова уж судьба нашей молодой революционной власти! Мамка ушибла ее в один из апрельских дней, ознаменовавшихся выступлением вооруженной силы на улицу— кто из вас не помнит этих дней?—и с тех пор она, едва выйдя из одного кризиса, почти немедленно попадает в другой.
Вернее сказать, с тех пор она переживает состояние хронического кризиса. К чему приведет ее это мучительное состояние? Не хочу брать на себя роль пророка, но без колебаний утверждаю, что чем более затяжным становится кризис революционной власти, тем менее устойчивой делается эта власть".
После исчерпывающей критики поведения Советского большинства Г. Плеханов взывает к логике революционеров, непоследовательность которых, по его убеждению, и губит революцию:
"Поразительная, почти беспримерная, непоследовательность полуленинцев губит революционную демократию, которая, в свою очередь, погубит революцию, если только не опомнится, пока еще не совсем поздно.
Немножко логики, товарищи революционеры!"
Самочинные действия
„Свободная Жизнь" обращает внимание на следующую особенность положения:
„Правительство образовалось „самочинно" и независимо от Ц. И. К. Некоторый определенный статус уже создан, и ни из чего не видно, что новое правительство смотрело на него, лишь как на этап к следующему кабинету, который должен быть создан, согласно резолюции Ц. И. К., на „съезде всей организованной демократии и демократических органов местного самоуправления". Между тем, созыв такого съезда проектируется Ц. И. К. на 12 сего сентября".
Центральный орган демократии, берущий на себя функции делать Правительству указания и даже определять его судьбу, когда его об этом никто не спрашивает, также, очевидно, действует „самочинно" и независимо от Правительства. В частности, он созывает земства и города на предмет создания новой власти. Но естественно земствам и городам, раньше чем ехать для такой цели, спросить об этом у Правительства. Или — на такой предмет естественно было созвать земства и города самому Временному или ультра-временному Правительству.
В общем „государственно-правовом" положении параллельные „самочинные" действия двух органов создали чрезвычайную неясность.
Самочинная директория — „Совет пяти" —есть диктатура буржуазных империалистов. Она необычайно ослаблена, ибо ее наиболее решительное крыло — корниловское — бесславно разбито. Самочинные действия Ц. И. К. суть первые шаги по пути превращения Советов из совещательного при диктатуре учреждения— в учреждение с правом „решающего голоса".
Советы сейчас сильнее „директории", но они, по-видимому, задались целью сделать все возможное, дабы путем отсрочек, оттяжек и уступок дать время „Совету пяти" на концентрацию сил и на переход в наступление.
„Дело Народа" ограничивается благочестивыми пожеланиями.
„Единственный выход из политического тупика — это созыв совещания демократических организаций, это их использование, как органа демократического контроля над властью. Ибо нынешний „Совет пяти" есть переходная мера, а не выход. Понять это и пойти навстречу органу демократического контроля — вот тот единственный совет, который мы можем дать Совету пяти".
Советчиков при Совете пяти — хоть отбавляй. Оттого, что в Зимнем дворце — этом доме политических свиданий — среди многочисленных влиятельных персонажей будет фигурировать еще один персонаж не без влияния — дело изменится мало. Газета с.-ров не понимает, что пора решительно отказаться от роли советчика и заговорить другим языком.
„Станем же все большевиками!"
Очень недоволен оборотом дела „День", где журналисты, „разжиревшие на буржуазных хлебах" (характеристика, данная им на „объединительном съезде"), заполняют все столбцы яростным лаем на большевиков.
Сегодня Потресов, закатывая глаза, вопит в истерическом изнеможении:
„Надо сказать себе прямо и без обиняков: власть, созданная демократическим съездом, как две капли воды похожа на власть Советов Рабочих Депутатов. Это — сиамские близнецы, друг с другом сросшиеся. Их нельзя отодрать один от другого, не причинив смерти обоим.
Так признаем же откровенно эту сиамскую близость к большевизму резолюции Ц. И. К. и сделаем отсюда все надлежащие выводы".
Мнение Потресова о Ц. И. К. слишком лестное для последнего. Между позицией Ц. И. К. и позицией большевиков — разница приблизительно та же, что между позицией лепщика на генеральской кухне и караульного на опасном посту.
Но Потресов ничего не хочет слышать и в истошный голос кричит:
„Станем же все большевиками и провозгласим здравицу Ленину".
Провозглашайте, что хотите, гг. Потресовы и Плехановы: рабочему классу от ваших „за упокой" или „за здравие" ни тепло, ни холодно.
***
Новый удар, нанесенный нам в Балтийском море, отразился в социалистической печати рядом статей, посвященных вопросу о дисциплине и о восстановлении боеспособности армии, причем крайние левые органы печати, не опровергая царящего в нашей армии развала и необходимости установления в ней порядка, говорят, что и до революции в армии не было лучше.
Большевистская «Новая Жизнь» отмечает, что:
До революции абсолютной тайной было покрыто то, что делалось в многомиллионной армии.
О развале в армии, о недоверии солдат к офицерам, о громадном количестве дезертиров, о попытках стихийнаго братания, о панике во время неудач, о мародерстве и т. п. доходили до нас только глухие слухи.
Поэтому газета находит оправдание создавшейся анархии в армии и утешает себя тем, что
революция не могла совершить чудо; но могла из миллионов людей, без толку оторванных от обычных занятий, сделать в короткое время единое органической целое, революционную армию, воспринявшую свободу и сохранившую боеспособность. И само собой разумеется, что рознь офицеров и солдат, не революцией созданная, не могла сразу исчезнуть, как по мановению волшебного жезла.
Однако, опасаясь возражений, что большевики продолжали разложение армии, что они решительно ничем не проявили своего желания создать сильную революционную армию, газета старается свалить вину с больной головы на здоровую и обвиняет в этом нашу дипломатию (??).
Революция, конечно, могла бы сделать многое для повышения боеспособности армии. Но только в том случае, если бы она, если бы революционная демократия определяла цели войны, заговорив настоящим языком, языком последовательной революционной власти и с самой армией, и с союзниками, и с врагами.
Более правильно смотрит на дело газета В. Л. Бурцева с «Общее Дело».
Наша армия развращена! У нас нет армии! На армию полагаться мы не можем!
Газета не считает нынешний развал наследием старого режима.
Еще полгода тому назад об армии нельзя было этого сказать. Армию еще никто не считал развращенной. Армия была у нас. На армию можно было положиться. Были у нас и боевая армия и боевой флот.
Развал армии произошел после переворота это, утверждает старый революционер В. Л. Бурцев.
За эти полгода кому-то нужно было совершить колоссальные ошибки и преступления, чтобы довести армию до того состояния, в котором она находится в настоящее время, и эти преступления были совершены.
В армию и во флот явились люди чуждые для них с целями, ничего общего не имеющими с их боевыми задачами. Благодаря этим слепцам и невеждам в военном деле, в армии в самых страшных формах начала развиваться внутренняя борьба между солдатами и офицерами. Пользуясь ею, в армию проникли и стали влиять на нее форменные негодяи, провокаторы и шпионы.
Но «Общее Дело» не приходит в отчаяние от такого положения вещей, оно видит исход и притом самый простой и честный.
Не надо никакого чуда, чтобы наши армия и флот снова стали здоровыми и явились грозным оплотом против врага. Для этого надо только избавить армию и флот от окружающих их разлагающих влияний, которыя они встречают на каждом шагу. Сопротивляться этим вредным влияниям сами они не в состоянии...
Но армия, успевшая впитать в себя яд большевизма, армия, считающая себя призванной для борьбы не с германским милитаризмом, а для гражданской войны, смотрит иначе и видит спасение в распропагандированы армии.
«Вестник 1-й армии» рекомендует заниматься частям армии не подготовкой к бою, а предвыборной кампанией:
Нужно сейчас же начать на фронте то, что называется предвыборной кампанией, предвыборной борьбой.
«Голос III армии» идет дальше, он старается втянуть в междоусобную борьбу и офицерство, призывая его прислушиваться к голосу совета р. и с. депутатов при арм. ком., согласно их указаний определить линии своего поведения.
Многое можно было бы сказать относительно нынешнего положения офицерства и дальнейшей линии его поведения. Но мы не будем подсказывать решений...
Лишь одно пожелание мы выскажем предполагаемому офицерскому собранию: дабы оно прислушалось к голосу демократии, голосу тех фракций с.-р. и с.-д. при армейском комитете, которые, несомненно своими указаниями и опытом помогут офицерству выйти из какого-то обособленного положения, питающего не только всякие противодемократические, но и прямо контрреволюционные стремления.
Но и среди армейской печати раздаются здровые мысли, так, в «Голосе Фронта», мы читаем правдивую исповедь армии:
Работоспособность армии понизилась за последние шесть месяцев весьма значительно. В общем, за редкими исключениями, рабочий день солдата составляет 3 1/2—4 часа. Многие совсем не работают. Рабочих рук не хватает вследствие большого дезертирства. Землянки оборудованы плохо, окопы редко укрепляются в достаточной степени. Дороги не исправляются.
Обучение армии сильно упало. Пополнения приходят из запасных полков без достаточной подготовки и не хотят учиться здесь, на фронте, полагая, что занятия—это старый режим.
Общий дух армии также стоит на низком уровне. Младший командный состав духовно устал и теряет последние силы. Недоверие и неуважение солдат к офицерам порождает в душе последних отчаяние. У многих опустились руки.
Газета, далее, указывает способы спасения армии, которую необходимо вывести из тупика, чтобы на Россию не обрушился ряд новых бедствий, еще более тяжких.
В первую голову необходимо бороться с дезертирством. И в этой борьбе первое место должны взять советы рабочих и солдатских депутатов и местные комитеты. Нужно, чтобы общественные демократические организации взялись за это дело, сорганизовали бы всех вокруг себя и заставили бы дезертиров возвратиться в покинутые ими ряды армии.
Работоспособность и боеспособность армии могут поднять также в значительной степени комитеты, начиная с фронтовых и кончая ротными. Для этого все культурные силы страны должны поддержать комитеты и прийти им на помощь. Культурно-просветительная работа в армии должна быть поставлена на должную высоту, а не вестись на таких любительско-благотворительных началах, как теперь.
В другой статье «Голос Фронта» приветствует появление в войсковых частях просветительных учреждений, столь необходимых для нашей темной массы.
Вы возьмите любую армейскую газету, возьмите любой протокол заседаний комитетов и вы увидите, что курсы, лекции, школы грамотности, партийные школы, спектакли, кинематографы и т. д. тянутся непрерывной цепью по всему фронту. Все эти сообщения нельзя читать без волнения. Они так ясно рисуют нам картину жажды знания и просвещения.
Из каждого слова постановлений комитетов звучит одно: Довольно тьмы! Дайте нам свет!
Конечно никто не станет опровергать этой меры оздоровления армии, но можно спорить против другой меры, к которой, по-видимому, стремятся самозванные целители армии—это почти поголовная смена командного состава, сплошь заподозренного теперь в контрреволюционности.
По этому поводу «Война и Мир» справедливо отмечает:
Совершенно соглашаясь с мыслью, что недопустимо оставление на командных должностях начальников, зарекомендовавших себя заведомыми реакционерами и активными приверженцами старого порядка, мы предостерегаем, однако, от партийных увлечений, когда будет решаться вопрос о чьей-либо политической благонадежности.
Какую мерку думают прикинуть, аттестуя начальников перед их смещением? И где тот аппарат, к помощи которого рассчитывает прибегнуть правительство, неустанно похваляющееся, что „охранки" в его распоряжении уже нет? Единоличное усмотрение военного министра? И это бы еще ничего, скажем мы: по крайней мере, хотя однообразие в решении вопроса может быть достигнуто. Но ведь это же решительно не по силам одному человеку!
Также по мнению «Войны и Мира» нужно относиться с большой осторожностью к омоложению армии.
Последователи идеи омоложения во что бы то ни стало любят обыкновенно ссылаться на генерала Бонапарта и его сподвижников.
Странно ломиться в открытую дверь: при прочих равных данных молодость слишком бесспорный плюс. У нее один недочет, и не по ее вине, а так сказать, природный—недостаток опыта... В былое время он в значительной степени скрашивался популярностью среди солдатских масс. Но тогда весь уклад походной жизни был примитивнее, а потому и близость начальника, чаще подвергавшегося, вследствие этого, всем невзгодам войны, почти наравне с солдатами, давала возможность непосредственного личного воздействия на них, и потому история сохраняла столько имен, популярных в солдатской среде.
Ныне частое появление начальников перед войсками стало уже немыслимым. Значительное число солдат, в виду выросшей против прежнего убыли, могло ни разу не видеть не только корпусного командира, но даже и командира полка. Где уж тут говорить о популярности!
Между тем она-то и дает возможность творить чудеса.
Ныне, строго говоря, популярных начальников в прежнем, простом, солдатском значении слова нет, да, как объяснено выше, и быть не может. Ей в значительной степени мешает частая смена командного состава.
Теперь будет популярен „политически благонадежный" командир.
К этому нужно добавить, что теперь и такая популярность не долговечна, и вчерашний кумир—сегодня уже низвержен и топчется в грязь, если он не бросает в толпу демагогических лозунгов, вроде Ленина или Троцкого.
Еще по теме
|