По материалам периодической печати за октябрь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

Обзор печати

"К делу, господа большевики", в статье под таким заголовком А. Потресов в "Дне" требует ясного и прямого отчета у большевиков в том, что они намерены предпринять для спасения страны от неприятельского нашествия:

"они претенденты на власть в стране, они приобрели уже привычку говорить от имени ее большинства, ее миллионных масс".

Автор, прежде всего ссылается на Советские „Известия", по сведениям которых армия недоумевает и ставит тылу вопрос: „воюем мы или не воюем?".

"Так спрашивают солдаты в окопах тыл, так спрашивает армия страну. И уже одна возможность подобного вопроса звучит, как пощечина.

Значить, армия не чувствует страны. Значит, страна отсутствует там, где она должна бы быть—всеми помыслами, всей энергией, всем наличным составом.

Значит страна предает свою армию и тем самым — предает себя, презренно и малодушно.

И страна, отдающая себя и свою армию на произвол судьбы, есть страна, дошедшая до крайнего предела падения; есть страна, себя потерявшая—растленная страна!"

Но этой стране, оговаривается цитируемый нами автор, все же еще можно подыскать если не слова оправдания, то хоть обстоятельства, смягчающие вину. „Но нет слов в защиту растлителей":

"Этим растлителям нет пощады перед судом истории. Этим растлителям—война! война до конца! Ибо они гангрена на теле русской общественности. Нужно идти по пятам за проклятой язвой, нужно не давать ей ни отдыха, ни срока! нужно навалиться на нее всей коллективной мощью тех сил, которым дорога государственность, и преградить ей возможность дальнейшего распространения, разоблачив ея сущность, показав ту гниль, которая скрывается за мишурой идеологии, за позолотой заманчивых слов!"...

С этой-то целью и нужно потребовать от большевиков точного и конкретного ответа, спросить их: ваше решение задачи!

"Если вы последовательные демократы, вы должны откровенно сказать: как поступите с Гинденбургом и его христолюбивым воинством?

Предполагаете ли вы дать ваш ближайший «решительный бой» российской государственности в момент приближения этих полчищ? Рассчитываете ли вы дать бой и этим полчищам?

Хотите мир заключить? Прекрасно! Скажите, на каких условиях? Как вы осуществите этот мир? Хотите дальше вести «революционную войну»?  Еще того лучше. Пожалуйте нам ее проспект! Расскажите, как вы расплатитесь по тем счетам, которые к вам предъявит эта «революционная война».

Довольно декламаций! Мы их достаточно наслушались! Пора перестать морочить головы!
И не смейте отмалчиваться, вы—жалкие фразеры и позеры, вы—накипь революции!
Пожалуйте к делу! Начинайте!"

 

Из солдатской печати

„Крас. Знамя“, издающееся в Ораниенбауме, дает живую картину самосуда:

«Кортеж двигается по улице. Четверо запыленных мукой мужчин с навешенными на них плакатами и с кровоподтеками на лице идут выстроенной шеренгой. По бокам два матроса с японскими винтовками на плечах. Сбоку идет матрос и барабанной палкой, что есть сил молотит но ободу бубна с разорванной шкурой. Позади толпа матросов, солдат, мальчишек; толпа гудит, гогочет...

К одному из «подсудимых» подходит сзади плечистый матрос и что есть силы ударяет по уху...

Вот картина самосуда.»

Газета ужасается этой картиной и восклицает:

— Добивались правосудия и справедливости, а сами беззаконие чините—скажет тот, кого вы бьете и будет прав, прав потому, что даже при царизме всех совершивших преступление карал суд, а не бестактная толпа.

Революция раз на всегда опрокинула старый порядок, сбросила с плеч трудового народа ярмо насилия и царство грубой силы — колосса над слабым, хотя бы это даже был убийца, злой преступник. И нам, стремившись к свободной, вольной жизни, не надо нарушать революционного порядка, а нужно укреплять все то, что еще слабо».

Жуткий документ

«Общее Дело» опубликовало «Объяснительную записку ген. Корнилова». Если до этой записки был не совсем ясен характер корниловского восстания, затемненный разноречивыми «свидетельскими» показаниями, рядом умолчаний и борьбой политических страстей, ведущейся вокруг этого дела, то теперь эта записка не оставляет ни каких сомнений ни в истинной роли Корнилова, ни в роди вдохновляющих его групп.

И сейчас многое остается неясным, может быть, более неясным, чем было до сих пор. И сейчас трудно сказать, под какие статьи закона подведет судебная власть всех участников этого восстания. Сумеет ли она справиться с юридическими тонкостями, изобилующими в этом деле, или пойдет перед ними на капитуляцию?

Не в этом дело. Дело суда—разбираться в юридических тонкостях и статьях и по ним устанавливать приговор.

«Записка» ген. Корнилова ценна тем, что политическая сторона восстания вскрывается в ней с поразительной ясностью я убедительностью.

Если раньше было достаточно очевидно, что в лице Корнилова выступала цензовая Россия против России демократической—диагноз, данный социалистической печатью в первые же дни корниловского мятежа, то теперь ген. Корнилов сам подкрепляет это объективными данными.

Да, ген. Корнилов в своей ставке составлял проекты нового кабинета. 26 авг. в кабинете ген. Корнилова при участии г.г. Филоненко, Завойко и Аладьина составлялся проект «совета народной обороны», который должен был заменить собою Вр. Правительство.

«Этот совет,—говорит ген. Корнилов,—должен был осуществить собой коллективную диктатуру».

Ген. Корнилов признает, что отказался исполнить первый приказ Керенскаго об оставлении им поста верховного главнокомандующего:

«В виду тягчайшего положения страны и армии, я решил должности верховного главнокомандующего не сдавать и выяснить предварительно обстановку».

Ген. Корнилов признает, что после объявления Вр. Прав-м его «изменником родины» он «пришел к выводу, что Правительство окончательно подпало под влияние Совета», и поэтому «решил выступить открыто» и произвести «давление на Вр. Правительство», для чего и воспользовался 3 конным корпусом ген. Крымова, приказав последнему «продолжать сосредоточение его к Петрограду».

Что нужно еще для тех, которые до сих пор пытаются убедить, что ген. Корнилов—жертва «недоразумения»?

Конечно, если требовать, чтобы заговоры совершались по всем правилам, выработанным Дюма и Понсон-дю-Террайлем, то ген. Корнилов погрешил, вероятно, во многом, но от этого совершенно не меняется политическое значение этого «недоразумения».

Что это было выступление против демократии, демократии в целом, а не против большевиков, достаточно убедиться с какой ненавистью отзывается ген. Корнилов о Советах.

Советы воплощение организованной демократии - вот главное зло, вот против кого двинул обманутые войска ген. Корнилов.

«Влияние Совета» на Правительство (именно Совета, а не большевиков) заставляет верх. главнокомандующего начать гражданскую войну своим открытым выступлением.

«Разогнать Советы» (не большевиков, а Советы!) - вот главный приговор, отданный им ген. Корнилову.

Кажется, ясно.

Но еще яснее станет, если взглянуть, кто орудовал вместе с Корниловым. Кто должен был занять руководящие посты в корниловском «совете народной обороны», кто должен был сменить министров, выбранных руководящими органами демократии?

Это мало кому известный комиссар Филоненко, перводумец Аладьин, бывший некогда трудовиком, но за последние годы не имевший ничего общего с демократией и перекочевавший в ряды «новокорниловцев», и некий Завойко, ординарец Корнилова, про которого он сам сообщает, что знает его только как человека, «отлично владеющего пером», обладающего «сильным художественным стилем». В корниловские дни банковские сферы аттестовали его, как биржевого маклера.

Вот кто должен был войти в кабинет «коллективной диктатуры».

Намечались и другие лица: Тахтамышев, Третьяков, Покровский, гр. Игнатьев, Плеханов и другие. Оставлялась в нем Керенский и Савинков. Но не они являются характерными для этой комбинации. Ясно, что они только для «переходного времени», только для момента, когда Корнилов думал захватить власть иным, более благовидным путем,чем тот,на который он стал 28 августа.

Много недоумений остается у читателя этой записки в вопросе о том, каким образом ставка занялась составлением нового Правительства. Дальнейший ход следствия должен дать разъяснения этого темного вопроса, но не подлежит сомнению факт, что какими-то неисповедимыми путями вопрос о реорганизации Правительства оказался в руках у Корнилова, и он вместе с Лукомским, Филоненко, Аладьиным и Завойко собирались дать России новую правительственную власть.

Какими-то странными путями в ставку верх. главнокомандующего переместилось решение вопроса о дальнейших судьбах государственной власти в то время, как в Петрограде находились руководящие, ответственные органы демократии, которым, конечно, более всего подлежало бы ведать этим делом. И в этом—главное значение корниловской «Записки».

Жутким холодом веет от строк, описывающих потрясающую картину безвластия и правительственного развала. Ибо только в этой атмосфере могла получить свое развитие «корниловщина». И все те неясности, недоговоренности, скопившиеся вокруг этого дела, нетвердость и неделовитость власти во время мятежа могут быть объяснены единственно как результат отсутствия у Вр. Правительства определенной, выдержанной политики и оторванности его от широких кругов демократии.

Да, оторванности. Ибо девять десятых корниловского восстание объясняются теми закулисно-кулуарными приемами, которыми руководилось Правительство в своих самых серьезных делах.

Прочтите всю записку Корнилова—и вы очутитесь в сети закулисно-семейной политики. В ней решался вопрос о программе Корнилова-Савинкова, она дала почву для развития заговора, и в ней же, споткнувшись, запуталось Вр. Правительство.

Центр тяжести, конечно, не в Корнилове. Вероятно, и сейчас найдется немало авантюристов-генералов, готовых «попытать счастье» в «широкой» политике.

В этом нет ничего удивительного, даже больше—ото в порядке вещей. Но возможность развития этого заговора, возможность открытого выступления против народа с теми данными, которыми обставил это выступление ген. Корнилов, лежит, главным образом, в той нездоровой правительственной атмосфере, которая у нас процветала в августе месяце.

Когда читаешь, как кучка политических авантюристов пыталась сделаться вершителями судеб России, и какие большие шансы были у них в руках, когда читаешь резкие, отрывистые, солдатско-решительные показания ген. Корнилова о своих планах и намерениях (так напоминающих по тону и основным мыслям щедринского Угрюм-Бурчеева), то жутко делается за прошлые дни.

Слепая, грубая, антинародная сила стояла тогда у порога власти. Она видела господствующий там распад и готовилась сделать из него практические выводы.

Что-то помешало ей. Конечно, не Правительство. Широкая демократическая организованность как-то полуинстинктивно спасла положение, спасла демократию от военной узурпации, угрожавшей ей из ставки.

Внутренний развал правительственной власти и отсутствие живой, действенной связи с демократией — главная почва развития «корниловщины». Вот главный вывод от чтения корниловской «Записки»; для него она дает богатый и содержательный материал.
Демократия должна найти в себе силы исправить этот недостаток, так как в противном случае участь ее в ближайшее время предрешена.

Н. КОПЫТОВСКИЙ.

Дело народа 1917, № 172 (5 окт.).

Еще по теме