По материалам периодической печати за октябрь 1917 год.
Все даты по старому стилю.
Обзор печати
То, чего не было
Сегодня печать всего усерднее занимается тем, чего не было... Не думайте, что дело идет о большевистском восстании, которого петроградцы опасались в воскресенье. Его не было, —и на память о том, что оно могло быть в этот день, остались лишь красноречивые воззвания в петроградских газетах:
«Граждане, будьте настороже!.. Не поддавайтесь панике!» или
«Товарищи, воздержитесь от всяких личных выступлений!»...
Тема газетных толков на этот раз— иная: в основе ее тоже лежит выступление, но такое, что первое же сообщение о нем было немедленно встречено решительными опровержениями со всех четырех сторон. Опровергают и ген. Верховский, а временное правительство, и председатель предпарламентской комиссии иностранных дел Скобелев, и председатель комиссии обороны Знаменский. Кажется, трудно убедительнее доказать вздорность, безосновательность, клеветнический характер известия. И тем не менее тому, чего не было, газеты посвящают столбцы.
Одни, как, напр., «Воля Народа», обращаются с поучением к опальному публицисту и, приводя in extenso его крамольную заметку, пишут:
„Мы понимали бы такое разоблачение, если бы оно соответствовало действительности. Но привлечение Бурцева г. Верховским к суду за клевету заставляет нас усомниться в правильности Бурцевского сообщения. В таких случаях требуется особенная осторожность и полная точность. Их нет в данном разоблачении".
Другие газеты,—например, «Народное Слово»,—находят, что
„если бы правдой, правдой от начала до конца, оказалось то, что пишет г. Бурцев, мало было бы скатать того, что сказал,—опять-таки по словам Бурцева, — г. Терещенко: „Это какой-то сумасшедший дом".
Но газета не имеет никаких оснований не верить опровержениям,- и потому, вряд ли очень последовательно, но может
„не высказать определенного своего мнения, что после того, что случилось вчера, вр. правительству надо серьезно обсудить вопрос, может ли ген. Верховский оставаться в его составе".
Третьи на всех парах бегут на защиту ген. Верховского от клеветы. Впереди всех—«Новая Жизнь».
«Упорствуя, волнуясь и спеша», но, кажется, все-таки не без некоторого смущения, газета лепечет:
„Как военный, он (ген. Верховский) но мог утаить ту правду, о которой единогласно сообщают все приезжающие с фронта люди,—именно, что без ускорения мирных переговоров немыслимо не только поднять дисциплину в армии, но и удержать ее на позициях. Естественно, что желтая пресса и поддерживающие ее общественные круги не могут простить военному министру его неуместной правдивости".
Речь военного министра, по версии «Новой Жизни», —всего только «об ускорении мирных переговоров», — и долг демократии ясен:
"Несмотря ни на какие запугивания демократия должна поддержать ген. Верховского против Терещенко, ибо это значит поддержать здравый смысл против преступного бессмыслия».
Четвертые видят в том, чего не было, сигнал к выступлению на защиту временного правительства. От кого и от чего? От... «какой-то странной и неясной игры теней на экране нашей революции»,—как туманно выражается «День».
Эти «тени», этот новый «поход» против правительства газета не приписывает однако ни корниловцам, ни большевикам. Тут - другое. Упомянув вскользь о «чудовищных слухах», разнесшихся по городу из комиссии обороны и появившихся, по-видимому, до появления бурцевской статьи с уходом военного министра, «День» пишет:
«Отдающий черносотенством авантюризм, опьяняющий теперь столь многих перспективой диктатуры, и интернационалистская фразеология причудливо совмещаются в лице человека, занимающего один из наиболее ответственных постов в государстве».
И далее:
„Правительство оказывается необеспеченным в своей собственной среде от нападения в спину. Страна оказывается доверившей свою военную судьбу ограниченному человеку, в котором ограниченность или авантюра перевешивают чувство долга и лояльности. До чего нужно еще дойти, если даже „интернационалистам", непрерывно кричащим о немедленном мире, становится ясной тесная связь, существующая между людьми, готовыми подхватывать эти крики, и гибелью революции".
Читая эти строки, вы вправе, конечно, спросить: Что же, наконец, случилось? Расскажите, в чем дело? Ведь если Бурцев и впал в ошибки и преувеличения, то все-таки что-то было. Почему уехал отдыхать военный министр, не пробывший на этом посту двух месяцев? Почему этот каскад опровержений, защит и нападений?"
И в самом деле, разве не чудовищны слухи, по поводу которых кто говорит об измене, кто— о клевете, а кто и о перспективе диктатуры? Увы! Когда дело доходит до этого пункта, все газеты приобретают дар рыбьего красноречия. В стране, где свобода печати прихотливо сочетается с правом министров закрывать газеты без суда и следствия, эта оригинальная особенность свободного слова не требует разъяснений. Поэтому в данном случае столичная печать ограничивает свою информацию пока что усердным печатанием официальных опровержений и интервью, иногда—со ссылкой на «независящие обстоятельства».
Самое интересное из такого рода сообщений появилось в «Новом Времени».
Начало его как две капли воды схоже с теми благодушными, успокоительными сообщениями из осведомленных кругов, которыми суворинская газета нередко радовала нас при старом режиме. Судите сами:
"В кругах временного правительства заявления ген. Верховского рассматриваются как его сепаратные и личные, на которые он в тех формах, в которых эти заявления были сделаны, но был уполномочен временным правительством и которые временное правительство предварительному обсуждению не подвергало.Что касается той части заявления ген. Верховского, которые относятся к области международной политики, то возможно сказать, что в общем они не выходят из тех рамок, которые ставились временным правительством в различных его заявлениях относительно задач русской политики в области международных отношений, согласованной со взглядами русской демократии".
Гладко, обстоятельно и со всех точек зрения вполне благополучно. Беспокоиться нечего! Но...но оказывается, что не успокоилось само временное правительство:
"Тем не менее временное правительство не могло отнестись равнодушно к форме выступления ген. Верховского. Вопрос о выступлении ген. Верховского послужил предметом особого обсуждения в частом совещании членов правительства, созванном А. Ф. Керенским для выяснения, как правительству следует реагировать на него".
Так бывало и с постоянным правительством старого строя: все благополучно и тем не менее требуются «мероприятия». Стоит отметить, что и на этот раз «мероприятия» пошли по проторенной дороге.
„В этом совещании прежде всего было решено применить карательные меры к газете „Общее Дело", которая своим сообщением возбудила тревогу в общественных кругах".
Прежние сообщения из осведомленных источников часто на этом «прежде всего» и оканчивались. Теперь дело этим не ограничилось: временное правительство осудило «форму» заявления ген. Верховского!.. Интересно бы однако услыхать, что это за предосудительная форма речей военного министра... Но «Новое Время» эту сторону дела, подобно другим газетам, оставляет в «тени экрана». А есть зато другая великолепная подробность правительственного постановления:
„Осудив такие единоличные выступления по самым ответственным вопросам, временное правительство приняло во внимание несколько болезненное состояние ген. Верховского, которое до известной степени является извиняющим обстоятельством слов министра, и решило дать ген. Верховскому на некоторое время отпуск для восстановления здоровья".
Остается спросить: был ли доктор у Бурцева и принято ли во внимание при закрытии его газеты состояние здоровья публициста, раздраженного "чудовищными слухами»? И еще следовало бы пожелать больному генералу скорейшего выздоровления. Но—увы! дипломатическое сообщение «Нового Времени» не оставляет на этот счет надежды:
„В осведомленных кругах высказывается сомнение в том, ворвется ли ген. Верховский по окончании своего отпуска к исправлению своих обязанностей по должности военного министра".
Наконец, предвидится все по тому же поводу и третье правительственное мероприятие, а, может, даже и четвертое!
„Наконец, было признано желательным поставить особым сообщением в известность наших союзников о действительных взглядах временного правительства на вопросы, затронутые ген. Верховским в его заявлениях. Не исключается возможность, что подобного рода сообщение будет опубликовано также и в русской печати".
В необходимости третьего шага нет никакого сомнения, ибо по словам той же осведомленной газеты,
"известие о выступлении ген. Верховского в комиссии Совета республики распространилось с утра в союзных посольских кругах и вызвало полное недоверие. Впечатление от этого выступления военного министра воюющей страны было ошеломляющим. Во всех союзных кругах начинает закрадываться подозрение о действительном смысле и причинах ареста генерала Корнилова и Деникина. Настроение в союзных кругах очень тяжелое".
Стало быть, надо,— и неотложно надо. Но мы бы выразили скромное пожелание, чтобы правительство поспешило объясниться и с русским обществом, которое вряд ли удовлетворится в этом случае короткой расправой с журналистом, деликатной отсылкой генерала на кислые воды за строгий "Цыц" по всей линии повременной печати.
Правительственное сообщение не только «не исключается», — оно показуется в подобных обстоятельствах, становится обязательным и неоложным.
Русские ведомости, № 243, 24 октября
„Голос Солдата", издаваемый Центральным Комитетом Советов, обратился к товарищам солдатам с воззванием, в котором предостерегает их против выступлений:
В одну из самых страшных минут в жизни нашей революции, много ждут от Вас. Вы все слышали вопли с фронта погибающих братьев.
Велико преступление ухудшать их положение.
А всякие выступлении здесь, в тылу, неминуемо к тому ведут.
Враги революции ждут вашего выступления.
Ибо это им выгодно.
В выступлении, в неминуемой братоубийственной бойне, их все спасение.
Хотите ли Вы дать им эту радость?
Этого ли добивались ваши товарищи, погибая в феврале?
Скажите себе прямо.
Бьет страшный час. Кто верен революции, да не наносит ей ударов.
Крайности
Крайности сходятся. Вот образец, приводимый газетой „День".
Ленин, прячущийся от суда, самый безответственный человек в России, заявил, что „момент назрел",—и первыми откликнулись на его зов погромщики и черносотенцы. Еще ничего не известно о выступлении большевиков и, сомнительно, будет ли это выступление, а уж запахло в воздухе погромами, и шныряют толпе юркие субъекты, и идет бессовестная агитация, разбрасываются погромные воззвания, натравливается на евреев темная толпа.
Мы приводим ниже анонимную прокламацию, рапространяемую в народе. Она написана черносотенцами, но ее стиль заимствован у большевиков. Как и в июльские дни, бывшие шпионы выдают себя за большевиков и анархистов, и это им тем легче сделать, что по-прежнему неразборчивы в своих средствах большевики, и так же легко, как и прежде, негодяи проникают в среду революционной демократии.
„Рабочий Путь" и эта анонимная прокламация в одинаковых выражениях говорят об измене правительства, о замышляемой сдаче Петрограда.
„Выдать Питер на расправу либо Вильгельму, либо „высшим" контрреволюционным генералам, а самим бежать в Москву, поближе к Каледину и его казакам—вот в чем план корниловцев-министров".
Так пишет „Рабочий Путь“.
"Трусливые и подлые предатели-министры изменили русскому народу... Спасаясь первыми из Петрограда, они бросают нас на произвол судьбы".
Так говорит анонимная черносотенная прокламация, зовущая к насилиям.
Несомненно, назрел момент для того, чтобы со всей решительностью правительство и все органы самоуправления и революционной демократии выступили для прямой борьбы с погромной проповедью. Нельзя ждать того момента, когда в тылу борющегося за Россию флота Петроград превратится в новый Ташкент. Правительство, совет республики, городская дума и советы депутатов должны принять меры для борьбы с опасностью, угрожающей столице. Кто зовет теперь к насилиям и погромам, кто хочет повторить июльские дни и дни корниловщины, тот—государственный изменник.
Ленин хорош— и „Социал-Демократ", не плох. Трудно представить себе нечто более, как бы вежливее сказать, недалекое...
Выступление большевиков
К предстоящим выборам в Учредительное собрание
Выступление большевиков не встречает сочувствия «Новой Жизни».
"Настроение масс, насколько можно об этом судить, не отличается определенностью. Некоторая часть, по-видимому, готова к выступлениям. Другая часть настроена не особенно воинственно и скорее готова воздержаться от активных действий. Наконец, есть и такие группы, которые относятся к выступлениям отрицательно или совершенно пассивно. Каково соотношение этих трех частей—сказать трудно, но активная часть едва ли составляет большинство.
В нашей газете уже неоднократно проводилась мысль, что обособленные выступления одной левой части демократии, особенно при настоящих тяжелых условиях, пред угрозой на фронте и накануне возможного краха железнодорожного движения и голода, приведут к самым тяжелым последствиям, если не к полному крушению революции. Мы всегда доказывали, что диктатура революционного меньшинства в невероятно тяжелых условиях войны и разрухи неосуществима. Правда за последние 1 1/2 месяца революционная часть демократии численно значительно возросла. Но одновременно усилилось и контрреволюционное движение, а среди большинства населения наблюдаются признаки утомления и анархии.
При таких условиях революционное меньшинство, хотя бы и очень значительное, не сможет удержаться у власти, ибо не в состоянии будет удовлетворить запросы масс, которые требуют немедленного разрешения всех их нужд."
На съезд советов газета не возлагает больших надежд. Хотя, при иной обстановке он и мог бы взять на себя задачу создания революционной демократической власти, но съезд, по имеющимся данным, окажется далеко не полным. А при таких условиях и авторитет его будет слаб.
"С другой стороны, все реакционные и контрреволюционные элементы окажут революционной власти самое упорное—и активное и пассивное сопротивление. Петроградское правительство, составленное из представителей одной крайней левой, не будет признано в значительной части армии и во многих районах провинции. Враждебные демократии силы в короткое время (при содействии хотя бы тех же «казачьих республик») смогут изолировать революционный Петроград, отрезать от него подвоз всего необходимого и извести его измором. Возможность этого вполне реальна и вполне конкретна. Самые революционные декреты правительства не окажут своего действия, если экономическая жизнь в стране окажется парализованной."
Заканчивает газета так:
"Пока демократия но сплотила своих главных сил и пока сопротивление ее влиянию еще достаточно велико, ей невыгодно самой переходить в нападение. Но если в нападение перейдут враждебные ей силы, революционной демократии придется вступить в борьбу, чтобы взять власть с свои руки. Тогда такой переход встретит поддержку самих широких слоев народа.
Такова наша позиция, которая кажется не "героической" очень храбрым людям из «Рабочего Пути». Мы рекомендовали бы им, однако, помнить, что храбрость не равносильна опрометчивости, ибо, как гласит русская пословица: «поспешишь—людей насмешишь». У них, кажется, был уже не
очень давно опыт такой несколько преждевременной поспешности."
Недовольно и «Дело Народа».
"Большевики торопятся. Они уже предчувствуют, что в массах назревает новый перелом настроения, что их в настоящее время господствующее влияние в скором времени спадет. И они хотят как можно скорее использовать выгодный для них момент. Но от этого еще более преступный характер принимает их призыв к выступлению. Каковы будут результаты такого выступления, кто окажется у власти даже в случае победы большевиков? Ведь, если в настоящее время среди масс в Петрограде господствуют большевистские настроения, то самим большевикам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что большевики не имеют на своей стороне большинства организованной массы.
При таких условиях подготовляемое большевиками выступление будет не захватом политической власти, а всего лишь авантюрой, которая имеет все шансы вылиться в форму стихийных погромов. И это будет не новой революцией, а ее разгромом.
У нас слишком коротка память. Мы часто забываем, что корниловщина пришла после дней 3—5 июля. Что придет теперь, после нового выступления большевиков? Вторая «корниловщина» может оказаться опаснее первой, особенно при росте темных, разжигаемых погромными листками, инстинктов масс.
Против объявленного выступления большевиков революция должна собрать все свои силы. Пусть грозный и должный отпор будет ответом на призыв к преступному выступлению в эту тяжелую для страны минуту.
Еще по теме
|