По материалам периодической печати за сентябрь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

О г. Чернове

Столичная печать уделяет очень много места «специфическим» особенностям политической и литературной личности В. Чернова. Фигура эта была очерчена в «Воле Народа»—но тогда возможно было бы возражать, что эти отзывы пристрастны. Теперь мы слышим голос газеты, в которой ближайшее участие привнесет сам г. Чернов:

"В «Деле Народа» от 3 сентября помещены три передовые статьи:

«Курс зигзагов», «Орган демократического контроля», «Мед и деготь» и статья В. М. Чернова «Корнилов в корниловщина», с частью содержания и тоном с которых мы решительно не согласны; в качестве членов редакции, через которую в целом эти статьи не проходили, мы не можем взять на себя за них ответственность, о чем и считаем необходимым заявить по долгу совести".

Члены редакция «Дела Народа» В. Зензинов, Н. Ракитников.

«День» утверждает: его (Чернова) мелкая злоба,

"его личные счеты и его суетливая возня после ухода из кабинета, —все это черты человека с малой душой и с большими претензиями".

«Речь», давая обзор газетной литературы о г. Чернове, сопровождает этот обзор такими комментариями:

"Малая душа позволила Чернову безропотно принять брошенную ему партийными товарищами кличку злостного лжеца и клеветника. Сегодня, наконец, от Чернова отрекаются его ближайшие друзья".

Приведя помещенное выше письмо Зензинова и Ракитникова, «Речь» продолжает:

"Г. Чернов покорно выслушивает комплименты, но дело свое делает. Вслед за упомянутыми статьями в «Деле Народа» напечатано было, что буржуазные министры были в неизменной оппозиции социалистическим.

«Отечество» отвечает, что и это клевета.
Это—клевета и на кадет, и на социалистов, входящих в состав министерства.
Все они, за исключением разве только г. Чернова, во всяком случае, в одном существенном и важном были согласны, все они делали, как могли и умели, дело спасения родины и если, чему мы охотно верим, для г. Чернова это дело было несущественно важно, то он был в этом случае один против как кадетов, так и социалистическое части министерства. Другое дело «работа» самого Чернова, она действительно встречала оппозицию, но опять-таки в равной мере как кадетская, так и социалистическая часть сдерживала «творческую работу» Чернова». Таким образом, облыжно Чернов делит состав правительства на буржуазный и социалистический.

"Если говорить о «двух» частях, на которые раскололось министерство, то эти части— ... Чернов и все остальные министры, и в этом «расколе», поскольку он имел место, должны были играть роль не социализм и кадетизм, а особенности «творчества» и политического такта г. Чернова и, вероятно, его личные свойства, которые, конечно, были известны не одному А. Ф. Керенскому".

Остается только недоумевать, как такой мелкий, завистливый и вообще зловреднейший человек может оставаться в рядах партии.

Впрочем, как удостоверяет «Воля Народа», из партии бегут, раскол ширится, и главная причина — это смута, вносимая Черновым.

Какой стыд, какой позор для всех нас, что в такие трагические минуты судьба России заносит от личных расчетов Черновых".

«Труд и Воля» останавливается на столкновения Керенского и Чернова. Передовая вкратце дает историю одного столкновения, отмечая всем известные поступки "мужицкого селянского министра", газета заканчивает:

"Можно было бы не обращать внимания на «шипенье» (как выражается бабушка) Чернова, пусть его изводится от мелких чувств, но сейчас пошли слухи, что разные группы добиваются отставки Керенского, имея в виду посадить на его место... Чернова...
Это уже не пустяк, не мелочь".

На этой же истории останавливаются «Русские Ведомости»:

"Начинаешь задыхаться в атмосфере политической лжи и партийных интриг, совершенно недопустимых в трагический момент жизни нашей страны и недостойных той ответственной роли, которая легла на современных политических деятелей. Мы имеем в виду прежде всего "недостойную игру" той части центрального комитета партии социалистов-революционеров, которая ныне возглавлена бывшим министром Черновым.

"Недостойная игра",—так назвала «Воля Народа» последние уже известные читателям выступления лидера крайних с.-р. на страницах  органа центрального комитета «Дела Народа»,—выступления лично против А. Ф. Керенского и в ту минуту, когда на волоске висит будущее России. Когда от людей мысли и знания мы можем требовать полного отрешения от политики демагогии, ведущей к крушению русской революции, дворянин Чернов, присвоивший себе титул «мужицкого» министра и взявший на себя смелость обращения от своего имени с манифестами ко всему крестьянскому населению, повел действительно «шумную рекламную кампанию» против того правительства, в составе которого только что находился. Право критики принадлежит каждому.

Но лидер «большевиков» из народнического лагеря забывает сказать, что, занимая министерский пост, он забывал протестовать против репрессивных мер и смертной казни и во всяком случае забывал это делать в совещаниях правительства. Упрекая товарищей в зигзагах, он забывает вспомнить свои собственные зигзаги, и даже не зигзаги уже, а полные метаморфозы. Мы эти черновские метаморфозы в течение шести месяцев хорошо знаем.

Вместе с ним эти метаморфозы от циммервальдизма к оборончеству со всеми соответствующими следствиями проделывал и орган центрального комитета партии социалистов-революционеров, никогда своего собственного мнения не имевший.

Убеждения меняются, особенно в области тактики. В этом спора нет, ибо упрямство в политике отнюдь не является признаком вдумчивости и целесообразности. Не удивительно то, что политическая тога центрального комитета партии с.-р. меняется в зависимости от настроения масс, а еще более от того, входят ли его руководители в состав министерства, или нет.

Когда лидер партии был министром, «Дело Народа» стало резко выступать против демагогии, говорило о гибели страны и т. д. Лидер сделался бывшим министром, и позиция переменилась. Поэтому и можно теперешнюю шумиху г. Чернова с полным правом назвать «недостойной игрой».

Но в упомянутых выступлениях есть нечто худшее, как видно из вынужденных разъяснений Керенского в «Воле Народа». Когда А. Ф. Керенский был забаллотирован в центральный комитет партии, во «Власти Народа» была помещена статья, вызвавшая довольно резкие нападки со стороны московской с-р. печати. Последняя обвиняла в искажении самого факта и рассчитывая на наивность мало осведомленных читателей, доказывала, что будто бы Керенского и не думали забаллотировать. Так надо было сделать в то время по тактическим соображениям.

О том, чтобы разъяснить правду, мало кто думал. Тот, кто знал закулисную сторону, тот, кто знал кулуарные интриги с.-р. съезда, не мог, конечно, уверовать в партийные разъяснения, шитые белыми нитками. Теперь их вскрывает сам Керенский.

«Кстати скажу то, о чем до сих пор молчал, щадя не лиц, а честь партии... Перед самой баллотировкой председателем В. М. Черновым было допущено оглашение «возмутительного» приказа А. Ф. Керенского о дезертирах... И после этого оглашения никто не объяснил собранию, что это постановление временного правительства было принято в отсутствии А.Ф.Керенского, но при участи В. М. Чернова».

Посте этих характеристик странным кажется уподобление г. Яблоновским в «Русском Слове» г. Чернова Пушкинскому Сальери. Титанической фигуре последнего г. Чернов и «до воспутия», конечно, не доходит... Но одну из черт г. Чернова статья подчеркивает ясно:

"для чего ушел «селянский» министр Чернов?

Мне думается, что в этой последней отставке едва ли играли какую-нибудь роль «горизонты», и что дело тут в значительной степени объясняется циммервальдским прошлым «мужицкого» министра.

Г. Чернов однажды уже уходил в отставку, при чем партия его поставила правительству ультиматум: — Чтобы в три дня репутация г. Чернова была восстановлена.

Это было очень смелое и очень рискованное требование, но правительство все-таки кое-как заштопало поврежденную репутацию и, подобно царю Николаю I, постановило резолюцию:

— Считать девицей!

Но на московском совещании все заштопанное опять расползлось по всем швам, и циммервальдский торс г. Чернова снова заблистал во всей своей ослепляющей наготе.

По крайней мере, многие и даже весьма многие ораторы совещания решительно не хотели считаться с николаевской резолюцией правительства и, обращаясь в сторону г. Чернова, далеко не двусмысленно говорили:

Скинь мантилью, ангел милый,
И явись, как майский день!

И вот ныне мантилья снята, и г. Чернов больше не устраивает счастья России. Но к большому сожалению, г. «мужицкий» министр не мог отнестись спокойно к этой естественной перемене в своей судьбе Он лишь «извне замолчал, внутри же разодрался на части».

Газета продолжает.

"впрочем, и в партии с.-р., кажется, уже начинают отдавать себе отчет в моральной красоте «мужицкого» министра.

По крайней мере, «Воля Народа» с полной откровенностью говорит, почему аграрные проекты г. Чернова не имели успеха.

До сих пор принято было думать, что это «буржуазия» гадит. Но в действительности это было не так и даже совсем не так.

— Г. Чернову,—говорит газета,— должно быть прекрасно известно, что в своем ведомстве он сделал чрезвычайно мало. И это вовсе не потому, что ему мешали буржуазные члены правительства. Ведь все знают, что свои аграрные законопроекты он внес в правительство лишь через два месяца после своего вступления в должность, при чем некоторые из них были составлены настолько невежественно, что их пришлось вернуть обратно их автору.  Остальные же были приняты с большими изменениями.

Итак, значит, не «буржуазия», а невежество... Простое, обыкновенное невежество.

Ларчик, стало-быть, открывается гораздо проще, чем можно было думать.

А, между тем, г. «мужицкий министр» с таким апломбом и так долго тесал кол на голове «буржуя», который, дескать, «мешает» и препятствует реформам".

Вот кто, по иронии судьбы, вынесен революционной волной.

Правда, «был век богатырей—но смешались шашки и налезли из щелей мошки да букашки»—а то и еще кое что худшее..."

Английские империалисты о русских делах

Лондон, 20 сентября (Соб. кор. ПТА). — Военный корреспондент „Тimes'а", обсуждая внутреннее положение в России, говорит:

"главным следствием русской революции было разрушение власти и дисциплины, которые ничем не были заменены. Последующие события тождественны с соответствующими переживаниями всех времен и всех стран.

Не наступило еще время отчаиваться в России и русской армии. Как бы ни была печальна история русской кампании 1917 г. в ее целом, мы не видим прямого указания на то, чтобы Россия хотела заключить мир. Воинский дух России еще не умер, и то там, то сям вспыхивает героическими подвигами. Неприятель даже и сейчас сознается в этом, так как Россия удерживает на своем фронте 91 германскую дивизию, не считая австрийцев и турок. Это и не удивительно, потому что еще в 1917 году русские продолжали бить австрийцев".

Корреспондент дает подробный обзор блестящей кампании Брусилова и говорит, что успех был достигнут, несмотря на деморализованную революционную армию.

Затем корреспондент описывает неудачу нашей армии, потерю Риги и говорит, что

"как бы русская армия ни была слаба в настоящее время, нельзя забывать, что русские храбро дрались в Галиции и Румынии. Теперь, продолжает корреспондент, время наступательных операций уже кончается и все шансы за то, что германцы не думают предпринять дальнейшего наступления, кроме, быть может, у Двинска. Таким образом, перед Россиею целая зима для реорганизации армии, и как честь русской армии, так и революция еще могут быть спасены.

Гинденбург, пожалуй, прав, не доверяя русским; он, конечно, не может быть доволен происходящими событиями. Должны ли мы, однако, удивляться тому, что армия без вождей и без дисциплины становится вооруженной толпой. Если бы любая другая европейская армия прошла чрез превратности, выпавшие на долю русской армии, то и она дошла бы до подобного же печального состояния.

Мы же, союзники, должны помогать России и верить в нее, пока в нее верит хотя бы один только русский. Было бы не похоже на нас покинуть наших друзей в такой тяжелой нужде; но если мы будем продолжать нашу помощь России, то и она сама должна помочь себе в восстановлении утраченной дисциплины, чтобы не распыляться в хаотическое сборище воюющих между собой провинций, которые неминуемо стали бы добычею первого попавшегося авантюриста".

Военный корреспондент затем рассматривает все шансы на западном фронте и утверждает, что Германия может перебросить в течение зимы 30 или 40 дивизий с востока на запад.

"Возможно, что мы ошибаемся, заканчивает свою статью корреспондент „Тimes'а", но такая ошибка была бы для нас только благоприятна".

Письмо с французского фронта

У нас здесь во Франции в 1-й дивизии все офицеры придерживаются старого режима. Во время манифестации, которая была устроена 2-й бригадой, один офицер этой бригады сказал, обращаясь к солдатам:

"Вы дураки, темный народ. Бросьте эти красные тряпки, а лучше возьмите портрет Николая II и ходите с ним".

Эти контрреволюционные офицеры стараются всячески разъединить и поссорить между собой солдат различных бригад.

Мы просим отправить нас в Россию, наше начальство говорит, что Временному Правительству послана телеграмма об этом, но ответа нет. Довольно с нас французского фронта.  

(Подпись).

Еще по теме