Обзор печати

—„Мы умеем сами себя критиковать!"— заявляет „Красная Газета", отвечая буржуазным и псевдо-соцмалистическим „критикам" советов и советской власти.

"— Это является лучшим доказательством нашей устойчивости, нашей силы и нашей веры в свою жизнеспособность!

Буржуазная и оборонческая печать почти ежедневно, злорадствуя, преподносит своим питателям сообщения вроде следующих:

— Троцкий заявил, что к большевикам примазались мазурики.
— Мануильский заявил, что в продовольственном деле были большие хищения.
— Гуковский признал, что финансовое положение страны очень трудное.

И по поводу каждого такого заявления эта обанкротившаяся братия вопит:

— Конец большевикам. Сами свою никчемность признают, сами свои слабыя стороны выдают.

Эти господа не понимают той простой вещи, что именно потому советская власть сама говорит о тех или других недочетах, что она слишком сильна, слишком крепка."

Не так давно, кажется 10 апреля, один из матросских отрядов—полуанархистов, полубездельников — вынес резолюцию против советской власти. И вот эта-то анархически-безграмотная резолюция вдохновила публициста „Нового Дня", который с нескрываемой радостью пишет, что в этой резолюции „есть что-то зловещее для советской власти!".

"Как назойливый кредитор, вооруженный долговой распиской, не знает пощады и промедления и требует уплаты, так матросы неумолимо приступают к взысканию с неоплатных, увы, должников.

Справедливость требует признать: счет составлен правильно. Никаких процентов не начислено. Ровно столько причитается получить с советской власти. На такую точно сумму социальных благ простирается долг большевизма слепым его последователям.

В этой тяжбе матросов с комиссарами вся правота на стороне матросов. По точному смыслу выданных обязательств, истцам должна быть присуждена полностью исковая сумма. Или... или злостное банкротство. Знали ведь о своей неплатежеспособности и наделали кучу долгов."

Как известно, на эту резолюцию советская власть не обратила и внимания, т. к. подобный „иски" (выражение „Нового Дня") сыпятся на советы как справа, так и слева, так что удивительного в этом ничего нет. Но Вл. Канторович не хочет видеть очевидных фактов и действий, он даже соломоновское изречение („суета сует") потревожил - и для чего спрашивается? Все для того, чтобы доказать, что большевики доживают последние дни, что советы никуда не годятся и т. д. Известно: "орган социалистической мысли" служит не за страх, а за совесть своим хозяевам!

„Готовьтесь к расчету, г. комиссары!"—грозно кричит „Новый День", и тут же без всякаго стеснения пускает в оборот клевету и ложь.

"Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем завела новую папку: „Дела матросские". А газеты сообщают, что для усмирения анархистов в Москве были пущены в ход латыши и финны, но говорящие и не понимающие русского языка, и военнопленные под руководством германских инструкторов.

Такова в настоящее время социальная основа советской власти. Управлять не в силах. Скоро и усмирять не смогут..."

Бедные большевики, что они теперь будут делать?

Придется пригласить наемных писак из „Нового Дня" на помощь! Иначе — мы погибнем. Кливанский, Канторович, Загорский, Заславский и „сам" Потресов—от кого вы от себя или от хозяина?

„Буревестнику" и прочей нашей „анархистской братии", на нее их шумы, громы, вопли и проклятия тов. Мгеладзе за страницах „Правды" дает достойный ответ.

"„Буревестник", с своей стороны, поднял настоящий словесный ураган по поводу московских событий. „Братоубийцы", „Каины", „воры революции", „паразиты", „властолюбцы", „садисты", — вот те эпитеты, которыми награждают нас революционеры из „органа федерации анархистских групп".

Исполнительный Комитет Кронштадского Совета говорит о „массовых расстрелах анархических организаций". Это, конечно, неправда. Никто в Москве „идейных течений революционной мысли" не „расстреливал".

Безусловно прав „Буревестник", когда он говорит, что в Москве „была, попросту облава". Вот это правда. Эту правду нужно понять и из нее сделать соответствующие выводы. Анархистов, как течение, как направление, как определенную организацию „идейных течений", мы же преследуем. Анархизм пользовался, пользуется и будет пользоваться, безусловной свободой пропаганды, агитации и организации.

Но это, разумеется, нисколько не означает. что мы можем признать за анархистами свободу действий. Пока они агитируют, пропагандируют, пытаются организовывать массы против нас, — мы будем на это отвечать агитацией, пропагандой, организацией пролетариата на основе пролетарского коммунизма. Но когда анархисты или какое-либо иное общественно-политическое течение начинает действовать против нас, мы на это обязаны ответить противодействием.

Ни одна анархистская федерация не возьмет на себя смелости утверждать, что входящие в ея состав „автономные" группы безусловно лояльны к советской власти. Мы же имеем все основания питать полнейшее недоверие к тем независимым от советской власти организациям, которые вооружаются пушками, пулеметами, бомбометами, которые имеют в своем распоряжении грузовые автомобили, занимают в „подходящих местах" особняки и т. д., и т. п.

Недоверие наше должно достичь высшей точки, когда выясняется, что во главе этих, в полном смысле слова, вооруженных до зубов центров стоят не те анархисты, которые пишут в газетах, издают книжки, читают лекции, а те „анархисты", которые революцию понимают, как „грабеж". Из-за того, что грабители назовут свою работу реквизицией, они не сделаются идейными анархистами и революционерами. Реквизиция есть дело власти, организованно выполняемое. И, когда на таких господ устраиваются облавы, — право же, это ничего общего не имеет с "расстрелами идейных течений революционной мысли"."

Вот что пишет „Дело Народа" о нашей красной социалистической армии. Вот как понимают правые „социалисты-революционеры“ наших красноармейцев, что они о них думают и что желают им! Оказывается, между солдатом и красноармейцем—дистанция огромного размера!" Оказывается, солдаты и красноармейцы не одно и то же! Оказывается, солдаты, которые служили Николаю и Керенскому в тысячу раз лучше красноармейцев, которые служат самому трудовому народу!

"Против присутствия в советах солдатских депутатов ничего возражать не приходилось, ибо это были те же граждане, переодетые в серые шинели. Это не наемники, не слуги определенного режима, а граждане, призванные по равному для всех закону на защиту родины.

Другое дело—красноармейцы. Это наемники, занимающие свои места по двойному отбору. Во-первых, в нее попадают люди, избирающие военную службу, как свою профессию, это уже нечто совершенно иное, чем солдаты, отбывающие определенное время воинскую повинность, чтобы затем вернуться в первобытное состояние. Солдат не отказывается от общества, от своего класса, от его интересов. Наемник может оторваться и от общества и от своего класса.

Армия наемников—это армия неудачников, армия лиц, не склонных к регулярному труду, охотников до легкой, разгульной солдатской жизни. Мы знаем армию наемников в наиболее культурной стране, Англии, до войны. Чем может стать такая армия в стране наименее культурной? Она может выродиться в форменную армию янычар, опасную и для общества, и даже для всякой власти. Как же можно с таким легким сердцем вооружать ее правом голоса в политических делах?"

Это пишут „социалисты“! Какой позор!
 

Рабочая и крестьянская Красная Армия и Флот 1918, №65 (110) (19 апр.)

Еще по теме