По материалам периодической печати за ноябрь 1917 год.
Все даты по старому стилю.
О „тайных договорах"
Большевики и экономическая разруха
«Власть Народа», приведя содержание опубликованных Троцким «тайных договоров» пишет:
Из этих фактов явствует с очевидностью, что не из-за Константинополя и не из-за Эльзас-Лотарингии начата была война. Ибо, если бы из-за этих земель начата была война, то о них договаривались бы не во время войны, а до нее. Это было уже известно из цветных официальных дипломатических сборников, опубликованных союзными правительствами вскоре после начала войны. Но тогда Троцкие и Ленины и их подголоски-интернационалисты могли говорить, что империалистические замыслы союзных держав скрыты в тех договорах и документах, которые остались неопубликованными.
Теперь пред нами раскрыта вся истина. Если о целях войны договаривались уже во время войны— значит, об них не было никаких разговоров до войны. Другими словами —союзные державы к войне не готовились.
Таким образом, Троцкий, собиравшийся нанести сокрушительный удар союзной политике, в ожидании, пока германский пролетариат нанесет такой же удар политике центральных держав, пока что с неотразимой убедительностью разрешил трехлетний спор о том, кто является виновником мировой бойни, кто ее хотел, кто начал ее.
Если бы те же документы, которые теперь опубликовал Троцкий, оглашены были союзными правительствами, многие не поверили бы им и продолжали бы утверждать, что истина скрыта в тех документах, которые остались в тайниках «железных шкафов». Теперь, когда они оглашены Троцким, мир не может не поверить.
Война задумана и начата Германией и Австрией, отныне это объективно установленный факт. И за установление этого факта, убийственного для всей трехлетней политики Троцких, Лениных и Мартовых, мы можем выразить «народному комиссару по иностранным делам» нашу горячую признательность.
Не нужно быть прозорливцем, чтобы предсказать, что, когда миру поведаны будут тайные договоры центральных держав, он узнает, что Германия и Австрия до войны договаривались о целях войны и что для осуществления этих целей они войну начали, и мир узнает тогда, что, выведя Россию из строя, Троцкий и Ленин оказали неоценимую услугу германскому и австрийскому империализму. Союзники захватнического империализма,—вот с каким именем войдут эти господа в историю. И сам Троцкий своей внешней политикой наложил себе на лоб это клеймо.
Таково первое «новое слово», таков первый результат внешней политики «советского правительства».
По поводу одного из этих «договоров», попросту сказать, канцелярской справки по румынскому вопросу, «Русские Ведомости» замечают:
Бронштейн позволяет себе печатать эту справку в тот момент, когда его же измена договорам прямо толкает Румынию на сторону немцев, когда русские солдаты румынского фронта переживают величайшую тревогу, когда над рабочими и крестьянами юго-западной России нависла опасность вражеского нашествия, когда наш голод готов усугубиться от захвата врагами хлебных запасов юго-западных губерний.
Намеренно он это делает или не понимает?
Во всяком случае то торжество, которое сейчас испытывает от своих разоблачений Бронштейн, от всего сердца разделяется и императором Вильгельмом. А то, чем Бронштейн пугает германского императора, говоря, что и до него дойдет со временем черед, способно вызвать у Гогенцоллерна или презрительное пожатие плечами, или усмешку, какой обменивались римские авгуры.
***
По поводу надежд большевиков на террор, как средство борьбы с экономической разрухой, «Новая Жизнь» вспоминает опыт французской революции:
Нельзя себе представить ничего более строгого и ужасного, нежели террор монтаньяров с Робеспьером во главе. Изданный ими закон 26 июля 1793 г. карал смертной казнью как тех, «которые изъемляют из обращения товары или припасы первой необходимости, покупая и держа их запертыми и не пуская их ежедневно и публично в продажу», так и тех, кто не сообщит властям об имеющихся у него предметах потребления в течение 8 дней. При этом доносчикам обещалась треть конфискованных предметов.
23 сентября издан знаменитый декрет о максимуме цен на все предметы потребления, ограничивающий и процент прибыли предпринимателей. При этом было объявлено, что всякий, кто прекратит производство или торговлю, будет арестован и посажен в тюрьму.
Одновременно муниципальные власти имели право устанавливать максимум заработной платы и принуждать любого гражданина к работе.
И что же, улучшилось ли положение промышленности и рабочих?
Тарле, специально изучивший этот вопрос, говорит:
«На основании многочисленных и совершенно неоспоримых доказательств, которые я нашел в архивах, что положение потребления не улучшилось, а ухудшилось. Несмотря на все строгости, закон не повсюду исполнялся. Еще можно было заставить хозяина мелочной лавочки или мясной, или булочной и т. д. продавать имеющийся у них товар по таксе, установленной властями, но не заставить землевладельца привезти в город для продажи этим самым лавочникам продукты из имения: хлеб, масло, молоко, мясо, сыр, овощи и т. п.
«Конечно, опасно было прятать у себя в имении уже добытые продукты—за это... грозила смертная казнь и можно было ждать внезапных обысков но не добывать ничего из земли можно было безнаказанно, хотя и тут бывали случаи подозрительных расспросов и формальных дознаний...
...Единственное средство достать... предметы первой необходимости заключалось в том, чтобы украдкой сторговаться с продавцами и, заплативши втрое, вчетверо, впятеро против «максимальной» таксы, побудить их доставить нужный продукт. Разумеется, при страшной опасности такого рода сделок все это предприятие было очень сложным и затруднительным, но богатые и, просто, хоть что-нибудь имевшие к этому способу прибегали, бедные—и в том числе рабочие—голодали и погибали.
«Власти свирепствовали, ища виновных. Казнили за продажу сверх цены, казнили за одни разговоры об обесценении ассигнаций, но ничего из всех этих мер не выходило»...
«Еще в Париже правительство поддерживало особыми субсидиями булочников, и хлеб мог фактически продаваться по таксе; но и там, чтобы добиться покупки хлеба, нужно было часами стоять в очереди. Изнуренные матери с голодными детьми стояли вереницей перед булочными, иногда
падая от истощения на землю»...
Ко всему этому скоро прибавиласи полная разруха хозяйственной жизни. «Окончательно прекратили работу бумагопрядильни, железоделательныя заведения и вся связанная с ними металлургия, красильни, сахарные заводы... Промышленники не могли достать ни шерсти, ни льна, ни кокса в нужных им количествах».
Прибавим еще, что главная масса казненных по постановлениям «революционных судов» рекрутировалась именно из городской темной и голодной бедноты, попадавшейся на мнимых «преступлениях» .
И удивительно ли, что та же масса, которая еще накануне беспрекословно подчинялась Робеспьеру, кричала, когда его вели на казнь «долой тирана»...
Но разве история, опыт, здравый смысл, наконец, для нас писаны? У нас свои пути развития—словом, и здесь все по-старому—что немцу карачун, русскому здорово (и наоборот).
Еще по теме
|
