По материалам периодической печати за сентябрь 1917 год.

Ненависть

На Московском государственном совещании А. Ф. Керенский в своей речи, между прочим, бросил упрек русскому обществу за то, что оно мало умеет ненавидеть и легко забывает старое зло.

Это правда. По натуре своей русский человек бесконечно благодушен. Ему противна месть. Он любит и хочет прощать. Это доказывается всей нашей русской историей. Так было до сих пор. Но, кажется, теперь наступили другие времена, и русскому народу приходится перестраивать свою душу совершенно по новому.

Мы учимся ненавидеть. У нас в этом направлении превосходные учителя, и уроки они нам дают незабываемые. Трудно представить себе, какая сила ненависти копится сейчас в сердцах, она растет с каждой минутой, она углубляется с каждым новым получаемым нами известием.

Посмотрите вокруг себя повнимательнее, и вы увидите недобрый, зловещий блеск в глазах, крепко стиснутые зубы, сжатые кулаки. Пока—люди решились терпеть. В большинстве случаев они молчат, изредка позволяя себе роскошь высказаться, но только в тесном кружке самых близких друзей.

Теперь не плачут, потому что, если дать себе волю, пришлось бы выплакать всю свою душу кровавыми слезами. Кругом враги. Граждане чувствуют себя, словно в завоеванном неприятелями городе: везде хозяйничают варвары, с ними не поспоришь, так как на их стороне грубая сила, нужно только стараться не обращать на них внимание и по возможности реже входить с ними в столкновение. Но как сознание собственного бессилия усугубляет ненависть!

Как всем сердцем чувствуешь теперь справедливость древних проклятий великого псалмопевца:

„Дочь Вавилона окаянная! Блажен, кто имет и разобьет младенцев твоих о камень!"

Ограбленные,—вот как можно назвать теперь русских людей. У нас все украли воры бессовестные и бесчестные. Скажите, что осталось у нас?

Где цели революции? Ведь народ поднимали, чтобы нас спасти от внутреннего немецкого засилья, чтобы истребить с корнем немецкую измену, чтобы вывести на свет Божий всю правду о предателях, отдавших родину во власть врага? Это сбылось?

Мы отданы во власть такой измене, такому предательству, о которых неслыхано было в самые мрачные времена старого режима. Теперь Россия предается открыто, с наглостью невероятною.

От немцев берут за гибель родины чем ни попало: люди потребовательнее—деньгами, после чего эти господа еще желают получить министерские портфели или казенные синекуры, люди попроще, в роде окопных солдат, братающихся с противником,— немецкой водкой или иным угощением.

Мясоедовы продавали родину, но получили за это петлю в виде возмездия; теперь мясоедовское дело творят все, кому не лень, начиная от солдат, подробно рассказывающих неприятелю о расположении наших батарей, чтобы немец с математической точностью мог уничтожать их при переходе в наступление, как это было при геройской сдаче нашими войсками Риги. За то им всем и власть, и почет.

Взлетают на воздух целые фабричные районы, где находятся фабрики снарядов и вооружения; там действуют немецкие агенты, находящиеся под почетным караулом большевистской "красной гвардии" из распропагандированных рабочих. Словом, идет дьявольский аукцион всей России, при чем неизменным покупателем выступает немец-барышник, а продавцом наш же брат русский, дошедший до последних границ оподления.

Где цели войны? Они украдены.

Уже заранее составлены условия мира "без аннексий и контрибуций", —условия, написанные под диктовку все того же "вечного немца". Наши социалисты расплачиваются с Германией русскими деньгами. До войны немцы их в изобилии снабжали всем: и идеями, и деньгами, и всяческой поддержкой и убежищем. Теперь русские "товарищи" отдают свой долг и выплачивают Россией. С их точки зрения, это и дешево, и справедливо.

Что им Россия? Да здравствует интернационал! Итак, бей того, — кто говорит о Константинополе и проливах, о Галиции и оккупированных русских губерниях. „Товарищи" знают свое дело: они охотно укажут, кого из русских генералов и офицеров надо арестовать или разорвать в клочья, но за то они поднимут сильнейший шум, если узнают, что где-нибудь германским и австрийским пленным не додана порция за обедом - или они стеснены в прогулках по городу.

У нас на всероссийских совещаниях освистывают русских полководцев представители всяческих советов, но эти же представители встречают овациями австрийского пленного Отто Бауэра, почтившего их заседание своим присутствием.

„Смерть Корнилову!" — кричат „советчики", только, что вынесшие постановление об отмене смертной казни на фронте, но они же будут устраивать всеобщую забастовку в виде протеста против казни какого-то австрияка Адлера, которого, впрочем, так и не казнили в Австрии, в чем, разумеется, протест наших „товарищей" не сыграл ровно никакой роли.

Скажите, как же воевать при таких условиях?

Где любовь к родине? И это чувство находится под бойкотом. Можно любить только немцев и открыто выражать свою и ненависть и прозрение к России. У нас нет ни национального флага, ни национального гимна, этих символов отчизны. По-видимому, даже французская "марсельеза" признается непопулярной, так как французы объявлены контрреволюционерами и буржуями.

Теперь в моде гаденький мотив "интернационала", который нужно покрывать криками "долой войну", как это было в одном из московских "официозных" театров в присутствии московских властей, даже военных. Церемониал публичной государственной измены уже выработан; надо будет только повторять его по возможности чаще для воспитания народных масс в духе преданности русской революции и германскому императору.

Да, где, наконец, сама наша родина, где великая Россия?

Ее нет. Она украдена, она разворована по частям, как разворована и вся наша государственная казна, благодаря чему теперь займом свободы и кредитными бумажками можно оклеивать стены. Украден воинский дух, и наших солдат можно именовать революционными скороходами; украден служебный долг, и служилых людей можно характеризовать, как хищников и паразитов, ничего не делающих, кроме писания резолюций с требованиями о новых и новых прибавках.

Люди осатанели в своей жадности. Они у умирающей родины готовы вырвать последний кусок изо рта, последнюю подушку из под головы, чтобы все это поделить между собою. Вообще вся Россия уже поделена. Ее уже нет. Со всех сторон слышно животное чавканье каннибалов, впившихся в ее еще живое истекающее кровью тело и старающихся урвать от него побольше.

Да, мы обокрадены. Поругано и осквернено наше святая святых. Большей боли нет, чем наша боль; нет больше страданья, чем страданье наше,—но за то нет и больше ненависти, чем наша ненависть.

Всему настанет свое время. Настанет время и возмездию. Оно идет, хотя оно настанет и не скоро. Нам нужно до конца пройти наш крестный русский путь, и Россия идет, падая под тяжестью возложенного на нее креста, изнемогая от побоев и поругания, обливаясь кровью под бичами палачей. Все нужно вытерпеть. Но возмездие будет. Эта мысль утешает и светит нам в той сени смертной, в которой мы живем сейчас.

"Московские Ведомости", № 197, 7 (20) сент. 1917 г.

Своим путем

Слабость революции 48-го года в Германии Маркс объяснял, между прочим, тем, что там не было сильной контрреволюции, которая бы подстегивала революцию и укрепляла ее в огне борьбы.

Мы, русские, не в праве жаловаться в этом отношении на судьбу, ибо у нас есть контрреволюция и притом довольно основательная. А последние выступления генеральско-буржуазной контрреволюции и ответная волна революционного движения с особенной яркостью показали, что революция растет и крепнет именно в схватках с контрреволюцией.

В огне этих схваток ожили и развернулись умершие было Советы и комитеты, разбитые происками буржуазии в июле — августе.

На плечах этих организаций поднялась революция до торжества над контрреволюцией.
Теперь, когда корниловщина отступает в беспорядке, а Керенский бесцеремонно присваивает чужие лавры,— теперь особенно ясно, что без этих организаций, железнодорожных, солдатских, матросских, крестьянских, рабочих, почтово-телеграфных и прочих „самочинных" комитетов, без их революционного почина и боевой самодеятельности революция была бы сметена.

Тем с большим уважением следовало бы относиться к этим организациям. Тем энергичнее должна быть наша работа по укреплению и расширению этих организаций. Пусть живут и развиваются, пусть крепнут и побеждают „самочинные" комитеты — вот каков должен быть лозунг друзей революции.

Только враги, только заклятые враги русского народа могли бы посягнуть на целость этих организаций.

Между тем правительство Керенского с первых же дней выступления контрреволюции взяло под подозрение „самочинные" комитеты. Неспособное и не желавшее бороться с корниловщиной, боящееся массы и массового движения больше чем контрреволюции, оно с первых же дней корниловских выступлений чинило препятствия питерскому Комитету народной борьбы с контрреволюцией. И этот саботаж дела борьбы с корниловщиной оно продолжаю все время.

Но этого мало. Четвертого сентября правительство Керенского издало специальный приказ, где оно объявляет революционным комитетам открытую войну, ставя их вне закона. Третируя деятельность этих комитетов, как „самоуправные действия", оно заявляет, что:

„самочинных действий в дальнейшем допускаемо быть не должно и Вр. Пр-во будет с ними бороться, как с действиями самоуправными и вредными республике".

Керенский, очевидно, забыл, что „директория" еще не заменена „консулатом", а он — не первый консул республики российской.

Керенский, очевидно, не знает, что между „директорией" и „консулатом" должен быть государственный переворот, который нужно было бы произвести раньше, чем издавать такие приказы.

Керенский не знает, что в борьбе с „самоуправными" комитетами в тылу и на фронте ему пришлось бы опереться на Калединых и Корниловых, и только на них, причем о судьбе этих последних следовало бы во всяком случае помнить...

Мы убеждены, что революционные комитеты дадут достойный отпор этому удару в спину со стороны Керенского.

Мы выражаем твердую уверенность, что революционные комитеты не сойдут со своего пути на благо и победу революции.

И если пути „директории“ и революционных комитетов окончательно разошлись, тем хуже для „директории“.

Контрреволюционная опасность еще не миновала, — да здравствуют революционные комитеты!

К. Сталин.

Еще по теме