По материалам периодической печати за октябрь 1917 год.
Все даты по старому стилю.
Безумие
МОСКВА, 25 октября.
По-видимому, Россия еще не до конца прошла путь страшных испытании и расхищения всех ее ценностей. Трудно понять и допустить даже в мыслях, даже возможность такого предательства, измены и подлой продажности,— все то, что мы теперь наблюдаем в тылу и на фронте.
Газеты сообщают, что в Германии печатают в огромном количестве русские десятирублевки, которые и получаются вдохновителями наших большевиков и расходуются ими открыто из сундучков, где эти кредитки, напечатанные в облегчение печатного станка Российской Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг, уложены в образцовом порядке...
В Стокгольме местная газета, даже враждебная России, высказывает удивление по поводу того, что творится в нашем отечестве; по словам газеты, в Стокгольме ни для кого не тайна и известно в каждом банке, для какой цели скупают германские агенты русские кредитки и кому их передают: передают русским большевикам, имена которых тут же и названы. Это—всем нам известные вожди большевиков, заседающие в предпарламенте, дающие директивы большевистским организациям по всей России.
Трудно далее понять и допустить даже в мысли, как наши рабочие не догадываются, к чему они ведут сами себя своими непомерными требованиями в плате за труд, сокращением часов труда, забастовками и постоянными эксцессами с предпринимателями и фабрикантами, вплоть до арестов их.
В настоящее время уже закрыто до тысячи предприятий и фабрик в одних только столицах, товаров нет, рабочие накануне ужасающей безработицы, все растет неимоверно в цене, все готовит голод, беспорядки—и господство немецкого капитала, грядущего немецкого экономического засилья, наплыва немецких товаров после войны.
Все это подготовляют и облегчают рабочие своими действиями. Россия обратится в сплошной рынок для Германии, немецкий рабочий будет обеспечен работой за счет голодающего и безработного русского рабочего, немецкий фабрикант будет богатеть за счет России, опустошенной ленью и жадностью русского рабочего...
Но безмерно тяжела потеря духовных ценностей. Грубость, неуважение к чужой личности, нетерпимость к чужому мнению, хулиганству распущенность в словах и действиях, насилия без конца,—вот чем наполнена жизнь. И самое главное, это—все повторяющиеся случаи неслыханных кощунственных преступлений против веры и церкви. Хулиганы и могильщики свободы во имя свободы как бы сговорились бесконечно издеваться над религиозным чувством верующих, и при том в области, которая стоит совершенно в стороне от всякой политики или социальных споров и вопросов.
В начале революции в пещерах Киевской лавры, одетые в солдатскую форму, какие-то злодеи надругались над мощами, и один из них ножом ударил по голове почивающего преподобного. Злые турки и татары никогда не делали ничего подобного. В первомайский праздник в Иркутске таинственно сожжены мощи святителя Софрония.
21 октября в Успенском соборе, в Кремле, в Москве, два солдата бросились грубо раздевать мощи святителя Ермогена. Когда их оттащили от раки, они заявили, что теперь свобода, и каждому можно делать все, что угодно.
24-го октября вечером совершено было по этому поводу молебствие в Соборе по случаю сохранения святыни от поругания. Случай этот глубоко потряс всех участников Церковного Собора. На Соборе доложено было о появившейся брошюре, в которой предлагается архиереев и духовенство изгонять и избивать, церкви обратить в конюшни, церковную утварь обратить в предметы домашнего хозяйственного употребления, мощи, иконы и святыни сжечь...
Как назвать все эти явления жизни, как не проявлением какого-то безумия, охватившего Россию?
Но если принять во внимание, что удары наносятся именно православию, что никто нигде и ничего не говорит ни о синагогах, ни о кирках, ни о мечетях и кумирнях, что нет угроз раввинам, муллам и т. п.,—то невольно закрадывается в душу подозрение: не ведет ли это безумие чья-то не безумная рука?
И это тем больше странно, что Церковь православная за все восемь месяцев революции показала себя совершенно искреннею в смысле полного отчуждения от политической борьбы. Если, далее, принять во внимание подкупы русских изменников и совершенно правильную и планомерную разруху экономического аппарата России,—то опять естественно рождается вопрос: всем этим безумием не руководит ли и посевы безумия не сеет ли чья-то очень разумная рука?...
Пора обратить на это внимание и обществу, и правительству.
"Московские Ведомости", № 237, 26 октября (8 ноября) 1917 г.
Наступление большевиков
Петроград, 25 октября.
Большевики открыто перешли в наступление против Временного Правительства. Военные действия уже начались. Сигнал к восстанию дан. После некоторой подготовительной работы, после произведенного большевиками смотра своих сил,— они, по-видимому, решили, что пора уже приступить к делу, что необходимость и возможность гражданской войны достаточно уже наросли...
Образованный большевиками военно-революционный комитет приказал воинским частям не выполнять распоряжений штаба без санкции комитета. Этой своей телефонограммой комитет революционным путем присваивает себе высшую военную (т. е. по существу — государственную) власть. Законной власти, таким образом, открыто брошен вызов.
Большевики спешат. Они опасаются, что власти удастся продержаться до Учредительного Собрания,—этого авторитетнейшего и полновластного органа народной воли, который может своими решениями окончательно выбыть оружие из их рук.
И вот они спешат создать кризис, вызвать новый, острый конфликт с Правительством, в надежде на возможность „революционного" захвата власти в свои руки немедленно же. Они при этом не считаются с той тяжелой ответственностью, которую они этим принимают на себя перед историей, перед русским народом и перед всем человечеством. Они не задумываются о тех страшных последствиях, к которым может повлечь за собою любая их революционная авантюра.
Неизбежность массового кровопролития, вероятность погромов, насилий, взаимной резни, возможность краха всего дела революции и гибели России,—все это нисколько не смущает их, все это не останавливает их, поднявших уже руку для удара. В своем фанатическом увлечении, в своем доктринерском ослеплении они на все готовы: на гражданскую, братоубийственную войну, на повторение истории Парижской Коммуны, и на возможное наступление в стране долгой, неописуемой анархии.
Уже несколько дней страна живет в тревожном ожидании удара. Чувствуется, что темные силы, в ожидании легкой наживы и богатой добычи, в связи с предстоящим выступлением большевиков,—уже зашевелились повсюду. И одновременно с новой попыткой революционного взрыва власти несомненно поднимут свою голову и чисто „анархические", погромные элементы...
Все здравомыслящие элементы русской демократии не хотят идти по пути максималисткого авантюризма. Они не хотят диктатуры—ни правой, ни левой,—они не хотят анархии—неизбежного спутника всякой контрреволюции; они против междоусобной, классовой войны, против насильственного господства одного, какого бы то ни было класса. Они желают народной, единой и сильной власти, способной довести государство до Учредительного Собрания без новых тяжких потрясений.
Если же судьба решила иначе, если истории угодно будет подвергнуть Россию новому, тягчайшему испытанию,—все истинные, трезво учитывающие исторические условия, демократы должны твердо остаться своих постах— на страже революции. Поддерживая всецело революционную, признанную народом, временную власть, они одинаково должны бороться против всякого рода эксцессов, как слева, так и справа. Они должны отстаивать по мере возможности завоевания революции, предостерегая и предохраняя от попыток увлечения на рискованный путь анархии. Они должны умерить разгорающиеся страсти, подавлять темные силы, борющиеся против власти, объединять и примирять все классы и партии, признающие над собою один общий идеал, стоящий выше классовых и групповых различий,—идеал государственности.
Быть может, тогда нам удастся еще потушить пожар, грозящий охватить собою всю Россию, в самом его начале,—или же, по крайней мере, локализовать его действие и помешать его дальнейшему распространению.
Быть может, благоразумная часть общества сумеет проявить все свое влияние, и сама крайняя часть нашей демократии лишится тогда возможности и достаточных сил для осуществления задуманного ею покушения на власть. Ибо все мы должны сейчас помнить и сознавать: речь идет о спасении России и революции, на карту ставится теперь самое существование России, которая может рухнуть под двойным тяжелым бременем мировой войны и внутренних междоусобиц.
Все наше внимание, вся предусмотрительность, все силы требуют от нас теперь помощи нашей тяжело больной родине дабы она могла выйти благополучно из тисков внешнего врага и из под удара, замышляемого большевиками.
Еще по теме
|
