Настоящая война. Август 1915 г. - 19 Августа 2015 - Дневник

Август 1915 г.
Чем дальше ширится пламя войны в пределах Россия, тем чаще приходится наблюдать тревожное настроение непосвященного в военные дела населения. Конечно уравновешенные, здравомыслящие люди остаются спокойными, но нервность плаксивых трусов заразительна и вредна.

В ответ на спокойные слова, всюду слышишь: «помилуйте, да вы не читаете, что пишут; вон и Меньшиков бьет тревогу». К сожалению, это нервное настроение входит составною частью в стратегическую обстановку и потому должно быть принято во внимание и разобрано по существу.

Существуют ли какие-либо основания для тревоги? Решительно никаких.

Предвидеть в общих чертах форму настоящей войны было не трудно и еще в 1909 году в своих статьях «Предстоящая война» я ее указывал. Конечно, о размерах вооружений Германии могли судить только военные агенты, но они или их просмотрели, или голоса их не слушали. Однако эти исключительные, по громадности напряжения германской военной техники, вооружения ни мало не должны отразиться на общем исходе войны. Как в 1909 году я утверждал, что оборонительно силы России бесконечны и неистощимы, так и теперь в эту формулу не приходится вносить никакой поправки.

В одном из своих многочисленных писаний г. Меньшиков, разбирая глубину нашего театра военных действий, говорит, что нож производит рану тем более опасную, чем глубже проникает в тело. Это конечно верно, но сравнивать государство с живым организмом надо очень осторожно.

Прежде всего государства организованы крайне неодинаково и если западно европейские можно уподобить высшим организмам, обладающим такими центральными органами, поражение которых влечет за собой смерть, то про Россию этого совершенно нельзя сказать.

Повторяю—в России нет такого пункта, с занятием которого, как нельзя указать и момента, с наступлением которого она была бы задушена, лишена средств обороны, а нормальная жизнь серьезно нарушена на большей ее части. Следовательно, если Россию можно сравнивать с животным организмом, то только с таким, у которого нет центральных органов, поранение которых вызвало бы смерть. С червяком, что ли, или со спрутом, которому надо отсечь все конечности, чтобы вызвать смерть и то не моментальную, а медленную.

Жизнь не централизована у нас подобно заграничной; каждая деревня может свободно прожить без города. Большие города зависят от деревни, но малые в ничтожной степени. А много ли у нас больших городов?

К сожалению, Петроград сильно зависит от провинции и он-то больше всего бьет тревогу, тогда как у нас на земле нет никакой тревоги, если не считать слухов, разносных бабами и злонамеренными лицами. Я могу об этом судить достаточно хорошо, ибо пишу из местности, уже объятой пожаром войны, населенной частью малороссийскими крестьянами, частью поляками и довольно значительной частью немцев и евреев.

Эти два последних элемента изо всех сил работают явно во вред России: шинкарство, повышение цен, всевозможные спекуляции, членовредительство с целью освобождения от воинской повинности и прямое шпионство — вот их деятельность.

Снова приходится повторять азбучную истину: война 6ез жертв обойтись не может. Громадная война требует и громадных жертв. Счастлива Россия, что эти жертвы она может нести в виде ничтожных кусков территории, временно отданных врагу. А вести войну или, лучше сказать, находиться на военном положении для России не страшно и 20 лет.

Говорят о начавшемся будто переутомлении, но надо разобраться, где это переутомление и кто переутомился. В армия его нет; в крестьянстве, мелком мещанстве и вообще мелочи, т. е. 90% населения, подавно нет. Да и от чего народу переутомиться? Не от того ли, что он за последний год сильно разбогател и только молит, чтобы военное положение по части водки было продлено навсегда? Переутомились все те, кто подвержен панике: высшие сферы, финансовая да банковская аристократия, да пожалуй те рыскающие по свету россияне, которым необходимо уехать на сезон за границу.

Ну что ж—потерпят. Уже теперь жизнь приспособилась к условиям военного времени; пройдет еще год и условия жизни сделаются нормальными.

Что я говорил в 1909 году, то повторяю и теперь. Я не допускаю со стороны немцев авантюр на Петроград, Москву или Киев. Это была бы гибельная для них ошибка. Вернее всего, что они остановятся на каком-нибудь рубеже и перейдут к обороне. Если бы однако случилось нашествие на Петроград или Москву, чем это опаснее занятия хотя бы Варшавы? Если Петроград попадет на некоторое время в руки немцев, жаль будет только тех заводов, что работают на армию, но по-видимому перенесение их не представит затруднений.

Г. Меньшиков пишет, что нынешняя война имеет некоторое сходство с войной 1812 года. Но надо дать себе ясный отчет, в чем сходство и в чем разница. Нынешняя стратегическая обстановка более для нас выгодна, чем в 1812 году. Если население возросло и культура коснулась тех мест, где сто лет назад была пустыня, то и армии возросли, а потребности их столь громадны, что тыл сделался убойным местом: стоит стать на сообщения неприятеля и армии его погибли. Не говоря уже о снарядах, прокормиться средствами страны совершенно немыслимо, особенно, если отступающий оставляет за собой пустыню. При таких условиях далеко идти нельзя. Спрашивается, где те «в высшей степени опасные направления» наступления немцев, о которых говорит г. Меньшиков, и в чем состоит эта опасность?

Значит, скажут мне, опасности нет никакой? Есть и очень большая. Это тот маразм живущих где-то за окном в Европу, который не раз играл роковую роль в истории России. Растерянность, неуверенность в своих действиях, отсутствие спокойной решимости довести дело до единственного конца, не считаясь ни с какими жертвами,—вот что грозит нам несчастьем. Победить Россию фактически нельзя даже и при более грозной обстановке, чем нынешняя.

Действительно, окинем беглым взглядом последние войны. Разве в 1865 году Россия была задушена? В 1878 году была ли война доведена до конца? А в 1905 году у России иссякли все средства борьбы? Если все эти войны признавались опереточной ссорой друзей, то нынешняя война не такова; это борьба на жизнь и смерть; тут нет места страху и сентиментальности. Кто кого задушит, тот и предпишет мир. Ну-ка, пусть немцы попробуют.

Народная война начнется несомненно, она уже началась. Совершится это автоматически. Часть населения, притом наиболее энергичная, останется в занятой неприятелем стране, скрываясь по лесам, ямам, погребам. При необъятности пространств пути наступления немцев будут все-таки только коридорами, по сторонам которых жизнь населения во многих местах почти вовсе не претерпит нарушения. В отдалении от главных путей, там, где будут находиться лишь ничтожные неприятельские разъезды, для населения явится большой соблазн уничтожить слабого врага. Первые удачные попытки, и пламя народной войны разгорится со всей стихийностью неумолимого рока. Жаль, что для этого у нас нет никакой организации и хотя ничтожных кадров.

В статьях «Предстоящая война» я указывал на огромное значение треугольника Москва—Брест—Киев. Нынешние события ярко подчеркивают это значение. Теперь немцы на перекрестке трех путей и, как в сказке, им приходится решать вопрос, идти ли налево, направо или по середине. Есть еще решение идти по всем трем направлениям. Разница в положении немцев со сказочным путешественником только в том, что легендарному герою представлялась возможность сохранить свою жизнь, пожертвовав конем, а для немцев все пути одинаково гибельны.

Клин Москва—Брест—Киев, опираясь на всю среднюю Россию, совершенно недоступен для германских армий, как по местным условиям трудной проходимости, так и по стратегическим причинам полного отсутствия каких-либо целей действий. Зато обороняющемуся он представляет неисчислимые выгоды. Энергичная, подвижная армия, засевшая в этом клине, может в короткое время сделать свое логовище совершенно недоступным, прекрасно снабженным всем необходимым. Действия этой армии на сообщения врага по ребрам треугольника заставят немцев отделить для охраны путей такие громадные силы, что Вильгельму придется единолично наступать на главном направлении.

Охранить оба направления на Москву и на Киев не хватит всего населения Германии, а избрание только одного пути оставит 99/100 России свободной от пожара и образует для наших армии широчайшую охватывающую базу, расположенную по отношению к узкой, неудобной немецкой базе на фланге и отчасти в тылу. При таких условиях вести войну нельзя, ибо судьба наступающих армий будет зависеть от самого ничтожного случая.

Повторяю, необходимо сознать свою силу и использовать ее до конца. Но не дай Бог обмануть народной надежды и сложить оружие. Это будет прежде всего смертный приговор самому правящему классу. Если же немцы займут Петроград, Москву, Киев или какой-либо другой пункт, то это только маленькая, очень маленькая местная беда.

Не Петроградом стоит Русь, не им она и отстоится.

Барон Николай Александрович Фиркс.

Еще по теме:

Предстоящая война. Февраль 1909 года

Настоящая война. Август 1915 г.