Н. А. Бердяева

По материалам журнала "Пробуждение", № 5, 1918 г.

Величие силы

Очерк Н. Бердяева

Недавно, в газете «Биржевыя Ведомости» известный публицист Н. Бердяев затронул существенно важный вопрос для русского национального и общественного самосознания, давно уже нуждающийся в интересах нашего русского культурно-исторического дела в коренном пересмотре,—вопрос о силе и насилии.

Проблема силы волнует русскую мысль и толкает ее по новому направлению. У русских нет любви к силе, нет культа силы, есть всегда нравственно-подозрительное к ней отношение. Сила скорее представляется дьявольской, чем божественной и легко смешивается и отожествляется с насилием. Любовь к силе, религию силы мы охотно предоставляем немцам и видим в этом низший духовный тип. Но нельзя сказать, чтоб мы совсем были чужды насилию, уж никак нельзя сказать этого про весь строй русской государственности. Мы гордимся тем, что нам чужда идеология силы. Насилие же у нас рассматривается, как факт, а не как идея, как наш грех, а не как ересь.

Но пора уже нам лучше разобраться в понятиях силы и насилия. Это имеет большое значение для нашего национального сознания и для самого национального существования нашего. И вот я думаю, что нам нужно внутренно полюбить силу, развивать и укреплять ее в себе, и только тогда нас не будут насиловать, и мы не будем насиловать. Без радикального духовного изменения своего отношения к силе, в сознании и действии, мы останемся в положении сервилизма. Насилие в России всегда было лишь обратной стороной бессилия. Насилие всюду и везде есть обратная сторона бессилия. Сила же есть положительное понятие и ценность. Сила— божественна. Бог есть, прежде всего, сила. Всякий большой человек, гений или святой, есть сила. Великая ценность—сила. Великое творчество—сила. Сама жизнь есть сила. Бессилие, недостаток силы есть самое отрицательное, дурное.

Пора уже перестать противополагать силе русское смирение. Это излюбленное противоположение никуда не годится. Великое святое смирение само есть духовная сила, власть над своими низшими стихиями.

Дурное же рабье смирение есть немощь и зависимость. Русское смирение, отвращающееся от всякой силы, нередко бывало плодом не внутренней силы, а несчастной, духовной зависимой судьбы русских людей, русского народа, невозможности выявить свою внутреннюю мощь.

Русский народ не знал еще вольного исторического мирового существования. Слишком многое в нем было придавлено и загнано внутрь. Русское смирение часто бывало инстинктом самосохранения русского народа, его приспособлением к тяжелым условиям существования. Русская творческая сила не была еще призвана к историческому действию, она дремала в глубине русского человека. И не было у русского человека сознания божественности силы. Сила казалась ему насилием, ибо слишком привык он к действию силы вне его, над ним и против него. Сила представляется русским в материальном образе, кажется давяще-материализированной. Сила же духовная ощущается не как сила, а как смирение, любовь, отречение, неизъяснимая и непереводимая на язык мира глубина. Сила есть то, что идет на меня, мне угрожает, меня насилует, а не то, что идет из меня и преображает мир. Вот характерное ощущение русского человека.

Никакая настоящая сила в человеческой жизни не может быть внешней материальной силой. Всякая сила—внутренняя, духовная сила, мощь, почерпнутая из божественного источника. Все материальные силы человечества, все внешние орудия со могущества—плоды духовной силы. И то, что орудия эти могут быть направлены ко злу, не меняет сущности дела. Внешних материальных сил, совсем не связанных с внутренними духовными делами, не существует, это лишь обман поверхностного восприятия жизни.

Всякая подлинная сила, не кажущаяся, а реальная, есть внутреннее духовное действие над тем, над чем сила себя проявляет, есть внутреннее духовное общение, соединение и обладание. Действие силы в человеческом мире не может быть внешним механическим толчком. Тот, кто имеет силу надо мной, тот сумел установить внутренний контакт с моей душой и духовно на меня подействовал, вызвал из моей глубины духовное и свободное признание его силы, как не чужой мне. Что остается мне чуждым, то может меня насиловать, но не имеет силы надо мной. Власть потерявшая контакт с душами, духовную общность, не есть уже власть, она уже бессильна. Кто владеет лишь телами и передвигает лишь атомы материи, тот не имеет власти, его власть призрачна. Насилие есть призрачное бытие.

Сила по существу своему глубоко противоположна насилию. Насилие есть всегда бессилие или во всяком случае признак недостаточной силы. Насилие есть знак того, что данная энергия не действует достаточно глубоко, отскакивает, не проникает вглубь, не делается внутренне, не заражает и не овладевает. Давящий механический толчок в человеческой жизни есть бессилие, немощь. Подлинная сила, мощь освобождает, дает свободу всем и всему, она есть перевод в мир божественной энергии, ее внедрение в самую суть вещей. Бессилие всегда порабощает, насилует, бьет. Подлинная сила вызывает к себе уважение, встречает признание, а в высших ее проявлениях—восхищение. Кто имеет силу владеть человеческими душами или душой целого народа, тот никогда не ощущается, как насильник. Насильник же ничем не владеет. Во всяком государстве есть принуждения и насилия, но ни одно государство не может покоиться на сплошном принуждении и насилии. Государство разлагается и рушится, когда власть в нем есть насилие, а не сила. Так, насильническая национальная политика всегда была у нас результатом бессилия русских в отношении к инородцам.

...Русскому народу и русскому человеку необходимо сознание величия силы, ее духовности и божественности. Нам необходимо преодолеть внешнее отношение к силе. Для духовной гигиены отдельного человека и целого народа нехорошо чувствовать себя слабым, со всех сторон подверженным опасности, и сознавать свою слабость почти как качество, как смиренность, неведомую другим народам. Вечное ощущение себя слабым, беспомощным, подверженным опасностям, порождает мнительность, и, в конце концов, ведет к таким явлениям, как еврейские погромы,—это крайнее проявление национального бессилия и немощи. Сила не есть данность, полученная извне, сила черпается из глубины. Силу можно и должно увеличивать в себе, и для этого необходима духовная гигиена личности и нации. От мнительности, от страха, от идеализации слабости, сила реально уменьшается и падает. И сила реально возрастает и подымается от сознания себя сильным, от любви к силе, от бесстрашия перед опасностями.

Необходимо вызвать из глубины чувство силы и укрепить сознание силы, как высшего духовного бытия. В глубине каждого человека и каждого народа есть сила, но она дремлет и придавлена наружными пластами жизни.

Для приведения в действие и обнаружения силы совсем не безразлично, есть ли сознание величия и духовной ценности силы или, наоборот, есть сознание греховности и неправды всякой силы. Поэтому в России необходима радикальная реформа сознания в отношении к силе.

Культ духовной силы, как и всякой силы, многим русским представляется германской, а не русской идеей. Но это есть упрощение проблемы и самообман. В германизме есть специфический культ силы, переходящий в волю к власти над миром. Но сама по себе идея силы, как духовной и божественной потенции, есть всемирная, сверхнациональная и объективная идея. Только сила побеждает инерцию мира. Все должны быть сильными и обнаружить свою силу в мире. Ныне мировые события принудительно требуют от русских, чтобы они были сильными во всех отношениях, перевели в активное состояние все свои потенциальные силы и сознали окончательное значение силы.

...Русские и доныне часто думают, что сила есть западно-европейская, иностранная, по преимуществу немецкая категория. Для русского человека очень характерно непротивленство, пассивный отказ и уход. Но ошибочно противополагать насилию непротивление. Если в насилии есть бессилие или недостаток силы, то «непротивление» есть призрачный выход, отказ от участия в нарастании силы, в преодолении мирового зла.

Можно сказать, что насилие на войне означает недостаток силы, бессилие добра, но отказ от участия в войне, бойкот ея совсем не означают нарастания силы, изъявления положительной мощи. Это лишь бессильный выпад из мировой круговой поруки, из исторического нарастания силы, нередко прекрасный по чувствам, но немощный по сознанию. И нет другого выхода для личности и для нации, кроме положительного нарастания духовной силы, творящей себе и все необходимые материальные орудия, обнаруживающей себя и во внешнем мире.

Само христианство есть религия силы, а не бессилия, борьба за силу и подбор духовной силы. Точка зрения силы есть точка зрения ценности, а не пользы. Сила имеет жертвенную природу, она отдает от своего избытка, а не похищает и не грабит. Сила—выше блага. Бессильная правда—не божественна. Бог есть могущественная правда. Но могущественная правда не есть благо и польза этого мира, она есть путь к преображению этого мира. И вся жизнь должна быть обоснована на духовной силе».