Николай Андреевич Гредескул - русский либеральный политик, депутат Государственной думы I созыва, во время своего пребывания в Сибири в конце 1916 года, прочитал ряд лекций о текущем положении в России. В частности, одна из лекций была им прочитана в Томске в ноябре.  

Об этом по страницам газеты "Сибирская жизнь".

Кризис социал-демократии

(Лекция проф. Н. А. Гредескула)

Война произвела бурю в области идей. Особенно пострадал марксизм, и как научная догма, и как политическая теория. Можно с правом говорить о крушения социал-демократического учения.
Марксизм претендовал на звание „научного социализма", взаимное проникновение теории и практики было всегдашней гордостью социал-демократии.

Марксисты не хотели видеть, что их твердая уверенность в прогнозах была не от науки,—социальная наука не дает нам возможности сколько-нибудь точно предвидеть будущее. Они не замечали и того, сколько в их учении чистой идеологии - большинство положений марксизма никогда никем не было научно доказано.

Нарисовав остов марксизма, лектор перечисляет прямолинейные политические выводы, к которым пришла, исходя из научной теории, социал-демократическая практика. От современного буржуазного государства, учили соц.-демократы, пролетариату нечего ждать. До самого конца оно останется для рабочих «господарством», господством и никогда не станет отечеством. Недопустимо поэтому к. н. образом сотрудничать с правительством, давать ему к -н. средства. У пролетариата нет отечества, и „нельзя отнять у него того, чего у него нет".

В настоящем единственная задача пролетариата—организоваться, готовиться к неминуемому перевороту. В силу классовой революционной позиции пролетариата вопросы о национальных различиях, национальных государствах, так сильно волнующие правящие классы, для него не существуют. За разные связи между пролетариатом и остальными классами каждой страны пролетариат с лихвой вознагражден ростом солидарности между трудящимися разных наций и государств. "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", чтобы „экспроприировать экспроприаторов". В этом лозунге международной солидарности и международного действия заостряется все учение социал-демократии.

Еще до войны в стройном и цельном (правда, за счет научности) учении социал-демократии образовались трещины под влиянием дружеской и враждебной критики. Особенное разрушение произвела критика т. н. „ревизионистов" социал-демократов, настаивавших на участии пролетариата в работе современного государства. Но полный развал социал-демократии обозначился в начале нынешней войны.

В июле 1914 г. социал-демократии Англии, Германии, Франции и т. д. совершенно одинаковым образом отказались от международной солидарности в пользу национального принципа Гаазе в Германии, Самба во Франции (Жорес, по мнению Гредескула, сделал бы то же, если бы он был жив), Плеханов в России проповедовали долг пролетариата защищать отечество, пусть даже против пролетариев вражеской страны. В деле зашиты родины,—провозгласили они,—пролетариат солидарен с буржуазией. В полном противоречии со всем, что говорилось и писалось Марксом и ими самими (лектор цитирует ряд выдержек и заявлений), вожди европейской социал-демократии признали высокую ценность современной социально-государственной организации человечества.

Сходство кончается, когда социал-демократы разных стран переходят к мотивировке своего новоявленного патриотизма. Плеханов говорит о том, что в стороне согласия-право толкует о простых законах и нравственности, которые должны соблюдаться государствами в их отношениях друг к другу, и ссылается на Канта.

Здесь мы видим явный отказ от философии марксизма, не придающей моральным истинам самостоятельного, верховного значения, хотя Плеханов и пытается в другом месте уверять нас и себя, что он остается на классовой почве. Гейне в Германии проводит взгляд, что нужно защищать отечество, если оно и неправо. Ряд других стремится обосновать новую позицию германского пролетариата путем экономического и классового анализа, и заговаривает даже о солидарности хозяйственных интересов рабочего класса и капитала, обнаружившейся в эпоху новейшего империализма.

Сопоставив теоретические шатания руководителей социал-демократии с фактом братоубийственной борьбы пролетариев на фронтах (битвы не за страх, а за совесть), мы приходим к признанию всего происшедшего «кризисом» социал-демократии. Кризиса, вернее, катастрофы не отрицают и сами социал-демократы (лектор опять приводит ряд цитат и выдержек).

Поучительно, закончил лектор, падение гордой социал-демократии, и в теории и в действии отмежевавшейся от остальных классов общества. Она мечтала создать классовую науку, классовую мораль и т. д. Ея крушение предостерегает нас от веры в абсолютную противоположность интересов общественных классов, от переоценки значения экономического фактора в общественной жизни, от недоверия в деятельности современного государства и от пылких грез о каком-то скачке из царства необходимости в царство свободы. Критический пересмотр основ соц.-демократического учения неизбежен. На заре великих событий необходимо освободить человеческую мысль от стеснительных пут. Перед свободным умом откроется широкое, необозримое поле.

***

Из крупных пробелов длинной, почти трехчасовой лекции важно отметить совершенное умолчание о марксовском анализе производственной анархии, неотделимой от капиталистического строя, так сказать, его тени. Блестящее объяснение производственной анархии и вытекающей отсюда неизбежности периодических кризисов есть один из китов марксизма; лектор не пытался доказать, что оно опровергнуто войной.

Во время самой войны дороговизна, ухудшение условий труда и др. прямые или косвенные проявления производственной анархии повсюду стихийно питают классовую борьбу, возобновляемую рабочими с новой силой. Лектор отметил это явление для Германии; там, полагает он, пыл классовой борьбы вновь охватит все рабочее население. Но он дает этому шаблонное объяснение: не веря больше в победу, немецкие рабочие переходят в оппозицию и поднимают знамя классовой борьбы.

Все же непонятно: казалось бы, немецкие пролетарии, наученные крушением теории классовой борьбы, должны теперь искать иных вождей, чем марксист  Либкнехт, и иных лозунгов, чем обанкротившиеся старые. Или массовые лозунги неизбежно подхватываются всяким рабочим движением, переходящим в оппозицию? Тогда дело марксизма еще не так плохо. Как-бы то ни было, объяснение лектора не может быть приложено ко всем странам одновременно; между тем т. н. интернационалистские течения, проповедующие возврат к массовой борьбе, приобретают силу во всей Европе и повсюду нуждаются в объяснении.

Этого последнего не дал лектор. В научном смысле ссылаться на ревизионистов и умолчать о Гильфердинге—10 лет после того, как спор ревизионистов и ортодоксов блестяще разрешен Гильфердингом (и не в пользу ревизии), углубиться в "ученые" выводы Кунова и не проанализировать точки зрения Циммервальда—это значит упустить самое главное. Поведением рабочих партий во время войны можно, если угодно, доказывать, кризис вообще социализма, а не специально социал-демократии; ведь уверен же лектор, что не марксист и не материалист Жорес тоже употребил бы свой ораторский талант на службу войне, которую он раньше отвергал. Нападая на марксизм, проф. Гредескул, в сущности, и метил в социализм вообще: предлагаемый им в заключении пересмотр теории отметает элементы, общие разным течениям социализма.

Какую новую дорогу указывает лектор человечеству, освобожденному от стеснительных пут марксизма? Мысль лектора в плену у его противников; мелкие возражения и указания слабых сторон противника заменяют собственную продуманную социальную теорию.

Да и бесцельна социальная наука, раз познание настоящего не ведет, по словам лектора, к предвидению будущего.

Ст.

P.S. Интересно отметить, что все это сказано буквально за три месяца до событий, которые в истории России все изменят.

Воистину прав Гредескул в своих словах:

Да и бесцельна социальная наука, раз познание настоящего не ведет, по словам лектора, к предвидению будущего.