Москва в XIX столетии

(Продолжение)

X.

Мы в Париже

К 15 декабря не топтала уже Русскую землю ни одна нога неприятеля, пробывшего на ней шесть месяцев и три дня. Исполнилось великое Царское слово: оружие не было положено до тех пор, пока в нашем отечестве не осталось ни одного врага!...

Так славно и победоносно дошли наши воины до границы.

„Россия приветствует вас именем „спасителей отечества", — читаем мы в изданном князем Кутузовым приказе по армии,—ибо не было еще примера столь блистательных побед. Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее, перейдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуйте примеру врагов ваших, в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата.

Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Не порабощения их и суетной славы желаем мы, но ищем освободить от бедствий и угнетений даже те самые народы, которые вооружились против России; мы идем доставить мир Европе“.

Этот приказ издан был на рубеже отходившего в вечность грозного 1812 и возрождавшегося славного 1813 года. 1 января этого нового года, под личным предводительством Императора Александра и фельдмаршала, с торжественной музыкой и при громовых раскатах чисто русского «ура!» перенесли наши войска оружие и знамена свои чрез границу. Эти знамена, как хоругви спасения всей Европы, заколыхались сперва за р. Неманом, а затем далее и далее — в самом Париже, куда при невиданных и неслыханных миром торжествах вступили три союзных Императора—Александр I, Франц II и Фридрих III.

Цифры, которые сопровождают имена этих монархов, как будто указывают на толчок, данный «первым» из них, на дружественную помощь «второго» и на союз «третьего». Вместе с тем эти же цифры как бы свидетельствуют, что без «первого» великого двигателя ни вторая, ни третья держава сами по себе не достигли бы главной цели—умиротворения всей Европы...

Едва только французы выступили из Москвы, как в Англии и Германии появилась масса всевозможных карикатур, характеризовавших нашу войну, особенно же бегство неприятеля из России.

Там с бумажных листов они перешли на салфетки, платки, ковры и дамские шали; у нас, в России, более всего в Москве, у Казанского собора и в квасном ряду, поступило в продажу также множество карикатур, так называемых «лубочных», размазанных суриком и вохрою, между которыми находились и гравированные, исторического, фантастического и аллегорического содержания.

Не ограничиваясь одними карикатурами, фантазия русского человека пошла далее; она выразилась в сочинении разных театральных пьес, маршей, оратория, а также сатир и эпиграмм. Среди бесконечного множества последних мы позволяем себе указать на одно стихотворение - акростих, — посвященное лично Наполеону—

Нерона злобнее, Калигулы гнуснее,
Атиллу лютостью, коварством превзошел,
Пил кровь, ругался всем, что в мире есть святее;
Ограбив свой народ, чужими завладел.
Лия коварства яд, союзы расторгая,
Европу в дику степь хотел преобразить,
Отличен зверством был, в веках блистать мечтая,
Но что всего странней — мнил Россов покорить!...

Радость первопрестольной столицы по случаю собственного избавления и всей России от нашествия двадесяти язык выразилась и в иной форме, столь присущей ей по настоящий день. Еще обгорелая и разграбленная, залитая кровью и посыпавшая пеплом главу свою, Москва тем не менее встретила новый 1814 год торжественно и весело, с полной надеждой на лучшее будущее. Как раз получен был и манифест, извещавший Россию о новых победах, одержанных союзными войсками над французами.

Загремела пушечная пальба; вместе с нею раздался звон с Ивановской колокольни, неизменного благовестника всех торжеств Москвы и России; ему откликнулись все храмы столицы, призывая к благодарственной молитве православных москвичей. Вечером состоялась иллюминация города; в воздухе мешались оркестровые звуки и радостные клики народа.

За этим торжеством последовали другие; возобновились театральные представления, с новым дивертисментом «Праздник в стане союзных войск»; открылись на масляной неделе пышные катанья, наступил и обычный концертный период по случаю великого поста. Наконец, чрез нарочно присланного государем в столицу нашу курьера стало известно о взятии Парижа 19 марта. Москва вся поднялась на ноги. Огромные толпы спешили в Кремль на благодарственное молебствие. Вся тамошняя площадь залита была народом; чиновники в парадных мундирах, дворяне, купцы и простолюдины усердно молились в храмах и на папертях.

Особенно глубокое впечатление на богомольцев произвело слово архиепископа Августина, который, обращаясь к древней столице, говорил:

„Москва! Вознеси главу свою, убеленную долголетними сединами; отряси прах, покрывающий ее; радость и веселие да разольются на величественном челе твоем. Громы, которые раздавались при разрушении огромных зданий твоих, дойдут до веков отдаленных — и позднее потомство услышит начавшееся в тебе и тобой падение страшного могущества, потрясшего землю, ниспровергнувшего царей и разрушившего царства.

Из развалин твоих воздвигнутся вечные памятники чудес благости, правосудия и всемогущества Божия, явленных в тебе над Россией и над всею Европой. Пламя, которое истребило красу твою, в зареве своем откроет временам грядущим, что ты была искупительная жертва не только любезного нашего отечества, но и всех народов, порабощенных жестокому игу властолюбивого тирана.

Сионе, граде Божий, жилище святыни и царей российских, тобою сокруши Господь крепости луков, оружие, меч и брань; от тебя изыде спасение Израилево и всея земли!“

Три дня сряду раздавался торжественный звон в столице, три вечера весь город был иллюминован. Во многих местах гремела музыка, раздавались хоры певчих. Экипажи двигались по всем улицам, народ гулял ночью, как днем, с любопытством разглядывая аллегорические картины, эмблемы, девизы. Затем московское дворянство праздновало одновременно победы и щедроты Государя, приславшего на исправление дома благородного собрания 150 тысяч. Университет наш имел многолюдное и торжественное заседание, с музыкой, речами.

В купеческом собрании состоялся многолюдный маскарад, на котором появились замечательные маски, представлявшие французских офицеров, в истасканных мундирах, с соломенными эполетами и шитьем из мочалы: они танцевали карикатурно, без музыки, при барабанном бое.

Наконец, наступило самое главное и самое великое торжество из торжеств, по случаю взятия Парижа. Для праздника избран был дом Полторацкого, у Калужских ворот. 51 выстрел «марсова огня» послужили сигналом к началу праздника. Вместе с тем на дворе и площади загремела музыка — рожочники и песенники; на возвышенных площадках грянули хоры; балансеры, потешники, цыгане начали исполнять свои номера: заскрипели качели, открылись карусели, комедии. Между тем дом, превращенный в настоящий волшебный чертог, наполнился избранной московской публикой, поражавшей своими нарядами и драгоценностями.

На сцене театра началось представление пролога, под названием «Храм бессмертия». Россия тоскует о своей разлуке с Царем, умоляет небеса о сохранении дней его и о скором возвращении его к ней. Входит Европа в сопровождении различных народов и, бросаясь в объятия России, с восторгом объявляет ей о своем избавлении, о взятии Парижа, о повсеместном восстановлении спокойствия.

Появляется Слава и громко возвещает, что деяния избавителя Европы открыли ему храм бессмертия. Россия падает на колени пред бюстом, изображающим Государя, Слава венчает его лавровым венком, а «народы европейские» с восторгом и умилением воспевают ему свою благодарность, украшая подножие пьедестала вензелями из роз, лавров и мирт, а прологом последовал блистательный фейерверк, с всевозможными щитами, декорациями и замысловатыми надписями. Празднество кончилось роскошным угощением, во время которого, при громком звуке труб и литавр, провозглашались непрерывные тосты в честь Императора Александра, освободителя России и Европы.

Восторженные приветствия и поклонение нашему Государю выразились не в одной только роскошной и торжественной московской овации ему; литература одной из первых выступила с истинно патриотическими стихотворениями и такими же драматическими произведениями; скульптура дала несколько колоссальных изваяний, изображавших Императора и дарованный им Европе мир; всевозможные академии подносили Государю дипломы на звание своего почетного члена...

Нельзя обойти молчанием замечательное исчисление, сделанное в то время директором
саратовских училищ, Шестаковым. Оно состояло в изречении—

«И посла мирови Ангела кротости».

Если перевести его на цифры, по славянским числам, т. е. вместо буквы И взять 8, П—80, О—70 и т. д., то сумма чисел, означающих каждую букву в том изречении, составит сумму 1777, год рождения Императора Александра.

(Продолжение следует)

С. Знаменский.

Московский листок, Иллюстрированное приложение № 25, 25 марта 1901 г.

Еще по теме:

Москва в XIX веке (Исторический очерк) Введение

...............................

Москва в XIX веке (Исторический очерк). Бегство Наполеона

Москва в XIX веке (Исторический очерк). Мы в Париже