Морской музей в С.-Петербурге
Гуляющим по Невскому не трудно удлинить свою прогулку до Адмиралтейства, — пройти сквозь высокую арку главных ворот и, завернув в первую дверь налево, очутиться перед входом в морской музей.
Смеем уверить всякого из гуляющих, что час проведенный в музее, между моделями, рисунками, портретами и пр. будет отнюдь не потерян.
К тому же, явившись в музей часов в одиннадцать, никто не помешает посетителю, немного утомившемуся осмотром, вернуться снова на Невский в среду гуляющих, и заняться наблюдениями совершенно другого, более подвижного рода. Музей открыт ежедневно (кроме сред и пятниц) от 11 до 3 часов.
Петр I, после поездки своей за границу в 1697 году, сознал необходимость устройства Модель-Камеры. Камера эта не замедлила развится в морской музей, который в свою очередь, был упразднен и модель-камера составила по прежнему отдельное учреждение*).
*) Все фактическия сведения заимствуем мы из готовящегося к печати «Каталога», составленного начальником Музея г. Барановым.
Желательно было бы чтоб 800 р. нужные для отпечатаны его, были поскорее ассигнованы. Прогулка по музею без каталога в руках—невыгодна; рассчитывать же на обязательную любезность служащих при музее, было бы, со стороны публики тем невозможнее чем, любезнее и предупредительнее гг. служащие.
В этот период существования модель-камеру постигла странная и поучительная судьба: подробные научные каталоги и документы ее исчезли неизвестно куда,—и сама она заглохла и опустела. Насколько безграмотны были заведывавшие камерою в этот период ее существования служит следующий образчик, приведенный в каталоге. Над моделью долбленаго корыта с рогоженым парусом красовался билет с надписью: «лодка, на которой граф Румянцев катался по островам Невы».
После долгих поисков в архиве морского министерства, предпринятых для объяснения этого странного билета, оказалось, что лодка эта была привезена М. И. Лазаревым «с островов графа Румянцева».
С 1856 года произошли в камере перемены к лучшему. Особенно много сделано было г. Малом, директором канцелярии морского министерства преследовавшего долгое время мысль о преобразовании камеры в общий морской музей. Мысль эта, после долгих колебаний, пробила себе дорогу—и перед нами возник, или лучше сказать возникает нечто условное, разумное и обеспеченное в своем существовании.
На устройство музея и его мастерскую отпускается ежегодно 2500 р. , да кроме того уделяется по 1250 р. из суммы типографии морского министерства, что составляет цифру довольно круглую, обещающую хорошие результаты.
Красивое и светлое помещение музея протягивается по фасаду адмиралтейства, со стороны площади. В музее этом будет пять отделений: морское, этнографическое, артиллерийское, медицинское и коммисариатское. В настоящее время существует только первое, остальные готовятся явиться на свет в будущем, более или менее продолжительном времени.
Главную и существенную часть помещения музея, своего рода gаllеriе d'Ароllоn, составляет широкая корридорообразная зала, в которую мы приглашаем читателя войти вместе с нами. Первое, что бросаетея в глаза—это две вещи: ряд красных, круглых щитов, обернутых лавровыми венками и гипсовые изображения представителей из царства животных. В щитах красуются имена знакомые нам по истории нашего флота: Гангуде, Готланд, Чесма, подвиги Астрема и Гедона и пр. Гипсовые рельефы зверей, с точки зрения искусства, заслуживают большего внимания. Изображений этих восемь: Вепрь, Вол, Рысь, Медведь, Волк, Удав, Буйвол и Зубр. Все они работы профессора Клодта и служили моделями для выполнения кармовых украшений из дерева на винтовые корветы, крещеные этими именами.
Как ни проста была задача художника, талантливая рука покойного профессора сделала свое и нам остается радоваться сохранению оригинала. Музей сохранит их в себе на долгое время, равно как и носовые фигуры Лазарева и Пожарского (работы Микешина), Ослабя и Варяга (работы Пименова), Богатыря, Витязя и Николая I (работы барона Клодта), украшавшие одноименные с ними суда.
Зритель, стоящий перед бюстом Николая I, задаст себе, может быть, вопрос о том: почему каска, покрывающая голову императора, надвинута вперед настолько, что совершенно закрывает высокий лоб его. Причина этого лежит в требовании эстетического закона, правильно понятого и оцененного художником. Бюст Императора был расчитан украшать собою высшую точку громадного стопушечного корабля и смотреть на него приходилось снизу, на расстоянии нескольких десятков футов. Не будь каска надвинута вперед, она казалась бы почти отброшенною назад, что помешало бы общему спокойному и строгому впечатлению, производимому бюстом.
Длинная зала, в которую только что вступили мы, помещает в себе, кроме мелочей, модели судов по периодам, от времени Петра I и Екатерины II, до наших дней. Проходя по ней мы присутствуем при преобразованиях судов от тяжелых, первобытных форм их в формы более тонкие и подвижные современных нам броненосцев. Внимательный глаз не может не заметить того, как с ходом времени, резные и золоченые украшения внешней стороны кораблей и фрегатов, отличавшие их в былые времена,—мало помалу исчезают как ненужные и к делу не ведущие, уступая место простым железным обшивкам. Сотни люков, изрезывавшие бока их, редеют, скрываются и количество пушек уступает место их качеству.
Мы только что говорили о наружных украшениях судов и именно здесь считаем не лишним указать на недостатки нашего морского музея. Если цель его представить историю развития морского дела—было бы желательно, чтобы эта история являлась возможно полнее, а не ограничивалась образчиками из двух последних столетий. Было бы весьма поучительно и любопытно видеть перед собою, хотя в рисунках, прототипы древнейших судов света.
Нам знакомы, например, рисунки судов Гиерона Сиракузского с их высокими башнями и целой колонной посредине. Существуют рисунки судов непобедимой армады Филиппа Испанского. Новейшие изыскания археологов добыли из земли оригиналы норманских лодок (две из них в музее города Мюнстера) и пр. Мы знаем, что требование наше велико и неисполнимо вдруг, но мы надеемся, что со временем начальство музея само расширит значение своего детища, и добросовестное пополнение моделей достигнет блестящих результатов. Это тоже более вероятно, что рисунки судов XVI и XVII века имеются уже в музее.
Было бы слишком долго останавливать внимание читателя на отдельных предметах, на этих десятках моделей (одна из них 100 пушечного корабля «Николай I стоила 20.000 р.) и рисунков судов и батарей, на целом ряде портретов наших морских знаменитостей (биографии которых довольно полно разработаны в готовящемся к печати каталоге), на чучелах животных и куклах людей, на двух картинах Айвазовского (взрыва монастыря Аркадиона и крушение фрегата Ингерманланд, вещи без словесно не с дурными красками) на образцах канатов, матросских одежд, буеров для путешествия по льду под парусами и пр. Мы упомянем только о двух предметах: о серебре, пожалованном императрицей Екатериной II черноморскому флоту, заслуживающем внимание по первобытности рисунка и чистоте металла и о моделях наших волжских судов. Модели эти, присланные архитектором Далем, работ местных людей; они грубы, неотесаны, но дороги как образчики художества простых и неученых рук. Их пять: Расшива, Косная, Асламка, Кусовая и казенный катер.
Читатель не посетует на нас за прилагаемые рисунки:
1) Кормовая рубка (каюта) с баржи Карла XII, хранившейся в Выборге, где и взята нашими войсками при занятии города.
2) Модель фрегата работы императора Петра I, оконченная им по возвращении из Голландии в 1697 г.
3) Кресло, полученное музеем от адмиралтейств-совета, которое, по преданию—было президентским с самого образования совета.
4) Витрина с редкостями. Над ней носовые украшения судов «Богатыря» и «Витязя»—работ барона Клодта (каждая длиной около сажени), в глубине бюст Императора Николая I.
С.
Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г., № 2 (8 янв.)
|