М. П. Богаевский на 4 круге
(начало)
Войсковое правительство в этот день покончило свое существование. Городская дума, военный комитет и станичное правление не собрались.
Выстрел наделал много. Далеко раздался по Дону. Он совершенно изменил тот план, который Алексей Максимович одобрил. Акт о сложении полномочий не был подписан случайно. Но от этого мы не отказываемся.
***
Теперь, господа, я выполнил то, что от меня требовали. Я сказал, кажется, все, что мне нужно было сказать.
Считаю долгом сказать несколько слов о себе.
Одновременно с Алексеем Максимовичем вступил я на службу Дону. Тяжело мне говорить о нем. Я не плакал. Не плачу и теперь, хотя любил Алексея Максимовича, как отца родного. Да, должно быть, не скоро и заплачу. Плакать легче. Но мне теперь так тяжело, что плакать я не могу — слез нет.
Речь идет не о том положении, какое я занимал, будучи товарищем войскового атамана, не о том, что я жил в атаманском доме и получал положенное содержание. Нет, его было едва достаточно. Достаточно сказать, что когда Алексей Максимович получал содержание, назначенное ему Кругом, то этого содержания ему не хватало. Не хватало так, что ему приходилось отказывать себе в самом необходимом. И пришлось восстановить прежнее атаманское жалованье. В каменской гимназии учителем я был счастливее, учительского содержания мне хватало.
Я сбрил усы и остриг волосы недаром. Новочеркасск будет занят. Несомненно будет расправа. Тогда нужно будет или уходить или оставаться и ждать расправы.
За десять месяцев работы казаки могли меня видеть, а потому говорить о своей работе я не стану.
Может быть мои силы еще пригодятся. Не здесь, так в другом месте. Оставаться у власти с ненавистным именем было нельзя.
Для меня наступает время человека отверженного, я бы сказал—каторжника. Я уже имел случай в этом убедиться. После моего ухода из правительства я был в некоторых знакомых домах,—в таких, в которых всегда с удовольствием меня принимали. Раньше в этих домах гордились моим знакомством, а теперь рады, когда я от них ухожу.
Алексей Максимович лучшую участь избрал. Я этого сделать не могу, да еще и жить хочется.
Я предстал перед вами и свой последний отчет вам дал. Судить меня вы можете. Но ответ я дам перед моею совестью. За Голубова ответ дам перед Богом.
А теперь я заявляю, что мой уход является совершенно естественным. Предпримете ли вы что—я не знаю. Я уйду. Уйду для того, чтобы своим именем кое-кого во грех не вводить.
Доведется когда-нибудь еще послужить—послужу, не доведется—не поминайте лихом.
Я ухожу из войска. И считаю долгом сказать свое последнее слово. Я имею на него право за 10 месяцев работы.
На Кругах меня нередко бранили. Но и слушались. Теперь я скажу вот что.
По поводу переживаемых событий мое убеждение таково. Не все еще потеряно. Не погибло еще казачество. Даже больше того: будущее казачества еще впереди.
Зловещая туча была на небе, когда умер Алексей Максимович. Да. Плакало небо тяжелыми каплями дождя. Плачут по Алексее Максимовиче истинные сыны Дона.
Я не верю тому, что большевики пришли спасать Дон. Не верю потому, что достаточно критически отношусь к событиям. У меня для этого и образование, и знание истории, и какой ни на есть опыт.
Совершенно верно, кому-нибудь нужно подчиниться. Но кому? Большевикам ли?
Красивыя слова на знамени большевиков:
— Свобода, равенство и братство.
Не свершится и не сбудется этого. Не большевики проведут в жизнь эти святые лозунги.
Дон, быть может, падет, господа. Тянул он царскую лямку, потянет и большевистскую. Может быть казакам сначала и хорошо будет. Подачки сделают, обещаний надают.
Но... тысячу лет строилась Россия, и не большевикам перестраивать ее.
Казакам не верят, их не понимают. Не понимают и казаки, что творится вокруг них. Но рано или поздно поймут, опомнятся. Поймут казаков и их враги.
Керенский уже покаялся. Покаятся и Ленин с Троцким.
Что делать теперь. Я думаю советов не могу давать. Но я полагаю, что казакам надо до конца сохранить самообладание.
Спасайте Дон. Спасайте наш славный Тихий Дон.
Созывая Войсковой Круг, мы мечтали на вас возложить это бремя.
Не дай Бог, если Круг разбежится. Этого одного я боюсь. Я считаю, что пока есть Круг—есть и Войско Донское. А когда Круг разгонят, или вы сами разбежитесь,— конец и Войску Донскому.
Нас вы, быть может, посудите. Перед вами я готов был бы почти на какой угодно суд. Если угодно, я и теперь стою.
Еще не все потеряно. Надо ковать железо, пока оно горячо.
Выстрел Алексея Максимовича разбудил Дон. Смерти он не боялся и не испугался. Его смерть сигнал казачеству. Проснитесь, казаки.
Но в этом выстреле, если хотите, и угроза казачеству. Это исторический выстрел. Первый такой выстрел был дан Кондратием Булавиным в 1709 году. Он разбудил тогда казачество. Опомнились казаки, но было уже поздно. Ничего сделать было нельзя. Тяжелую руку наложило царское правительство тогда на Дон. Не разбудит ли во время казачество второй исторический выстрел, данный 29 января атаманом Калединым.
Если эхо отголоски этого выстрела вы слышите, вы должны понять.
Вы должны понять сказанныя Алексеем Максимовичем слова:
- Если бы мне два полка... Да разве это было бы ...
Своего позора он пережить не мог.
А мне теперь остается немного: уйти отсюда.
Простите, не судите...
***
С затаенным вниманием, с болью в душе слушали делегаты слова своего первого выборного товарища атамана.
Тяжелое впечатление производила трагедия оставленного народом правительства. У многих на глазах повисли слезы безысходной тоски по той красивой сказке, которая воскресала перед Доном, которую через двести лет после Булавина, через двести лет тяжелой зависимости и угнетенья воссоздавали по историческим данным первые народные избранники Алексей Максимович Каледин и Митрофан Петрович Богаевский. Это были слезы горечи, слезы раскаяния перед погибшим атаманом, слезы бессилия перед тяжестью событии, надвинувшихся на родной край.
Жуткая тишина воцарилась в наполненном членами Круга зале областного правления, когда кончил свою речь-исповедь Митрофан Петрович и, склонив голову, медленно, пошатываясь, направился в свой бывший кабинет.
Заслушав доклад бывшего товарища войскового атамана Митрофана Петровича Богаевского,—говорит, наконец нарушая тишину, председатель Круга Е. А. Волошинов,—я предлагаю Малому Войсковому Кругу принять его к сведению.
Принято единогласно.
Вот и конец сказке, чудной сказке о вольном войске Донском, о его первых избранниках и последних днях первого войскового правительства.
Ф. Г. Косов.
Донская волна 1918 №12
Еще по теме:
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 1
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 2
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 3
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 4
|