М. П. Богаевский на 4 круге

(начало)

Чем дальше шло время, тем положение на Дону становилось затруднительнее. Во второй половине января дела наши стали ни к чему. Алексей Максимович повесил голову. Он говорил:

— Круга мы не дождемся, надо кончать дело.

29 января Алексей Максимович зовет меня к себе. Как день был сумрачен, так сумрачен был и Алексей Максимович. Подает мне две телеграммы: одну от Корнилова, другую от Алексеева. Я прочитаю Вам эти телеграммы.

М. П. Богаевский огласил телеграммы вождей до6ровольческой армии о желании их покинуть Дон.

Как видите, выяснилось, что казаки не поддержали. Бросили войсковой многомиллионной стоимости Провальский конский завод, бросили рудники. В Провалье не только завод представлял ценность, но там богатейшие рудники. Все это было брошено большевикам. Когда пришли ко мне казаки одного из полков и просили дать им лошадей, я сказал им:

— А вот у нас лошади остались на Провальском заводе после захвата его большевиками, не будет ли вам угодно поехать в Провалье, выгнать оттуда большевиков, взять завод, охранять его и пользоваться лошадьми.

Они на это мне ответили вот что:

— Нет, если бы отбить лошадей, мы поехали бы, а завод—на што он нам.

Прочитал старый атаман эти телеграммы и сказал:

— Созывайте объединенное правительство. Давайте думать, что делать.

Послали за членами правительства, а тем временем стали сами думать...

- 147 штыков всего осталось у нас на фронте...
- Детей, юнкеров да офицеров.

Дети не боялись класть свои головы за родной Дон.

Бодро и смело шли юноши и, умирая, отстаивали Дон, отстаивали его свободу. Они не щадили своей жизни. Они знали, что отдают ее за счастье Дона.

Мне не только тяжело и больно, мне стыдно теперь говорить о них. Много гимназистов сложило свои головы за Дон. Среди них было не мало и моих учеников. В Платовской гимназии я читал историю. Много говорил им и по истории Дона. И они верили так же, как верил я, в возрождение былой мощи Дона. Поняли и верили.

Поняли ли это донские казаки.

Я думаю, поймут, да будет уже поздно.

Нам говорили:

— Вы приказывайте. Мы все исполним.

Приказывали. Да не только приказывали, а и кланялись. Да не помогало.

Я расскажу вам про одну батарею, стоявшую в Новочеркасске.

Старый боевой генерал, наш атаман, просил батарейцев:

— Идите и помогите.

Заломались:

— Не пойдем.

Обиделись, видите ли они—Чернецов пушку у них взял. Заржавленную пушку.

— Что же мы, не казаки. Это позор для нас. Никто не может и не должен отбирать у нас оружия. Разве мы не воины. Мы на фронте три с половиною года.

А это не позор для воина—не исполнять приказов. А они атаманского приказа не исполнили.

Я никогда не забуду этого хамства. Именно хамства. Иначе назвать нельзя...

Атаман все ж таки упросил. Обещали пойти. И пошли. Да не далеко ушла эта славная батарея. Только до вокзала и дошла. С вокзала вернулась.

***

Я как будто предчувствовал то, что случилось.

На январском съезде учителей я говорил, что может быть булавинская история вспыхнет у нас на Дону. И она повторилась.

29 января Алексей Максимович прочитал телеграммы, сказал сколько у нас сил и предложил правительству уйти.

— Борьба бесцельна. Пусть новые люди возьмут власть в свои руки.

Говоря это, он видимо торопился.

— Господа, короче говорите. Время не ждет. Ведь от болтовни Россия погибла.

Атаман сложил свои полномочия. Я сделал то же. Так же поступили и члены правительства. Правительство перестало существовать.

Вы спросите, какие же причины заставили нас уйти. Вот какие.

У нас не было никакой реальной силы. Нам не на кого было опереться. До Круга было далеко, а опасность надвигалась со всех сторон. Мы не могли согласиться на избиение народа. И нет сомненья, большевики, заняв Новочеркасск, подвергнут жителей насилиям.

Имя Каледина и Богаевского—ненавистное в стане большевиков. Нам надо было уйти. Мы думали, казаки поймут это. Потом и добровольческая армия видела, что биться за Дон незачем.

Мы хотели, мы пытались передать власть из полы в полу. Думали, кому передать. И решили передать местным общественным организациям: городской управе, военному комитету, станичному правлению.

Мы полагали так: городская дума—избранница города — отражает его мнение: военный комитет представитель воинских частей, пользуется его доверием: станичное правление Новочеркасское является выразителем мнения казачества. Решили, им и передать власть. Пусть они сами войдут в переговоры с большевиками, предотвратят кровопролитие.

Позвали представителей общественных организаций, обсудили с ними вопрос, согласились.

В четыре часа было назначено заседание в городской думе. Члены объединенного правительства стали расходиться. Алексей Максимович оставил только членов войскового правительства. Он передал одному из членов войскового правительства благотворительные суммы—те суммы, о которых никто не знал, которые передавались ему лично на дела благотворения, для расходования по его личному усмотрению. Теперь эти суммы переданы новому войсковому атаману.

Передал и сказал:

— Ну, слава Богу, от этого очистился.

Никаких войсковых сумм на руках у Алексея Максимовича не было.

Мне казалось, я предчувствовал, что готовится что-то неладное. Да и не я один так думал. Так думали и члены правительства. И мы задумали дело спасения Алексея Максимовича. И подготовляли. Да опоздали. Видно заметил атаман наши намерения.

— Не будем тратить зря время. В 4 часа заседание в управе. До свиданья, господа, распрощался с нами Алексей Максимович.

Мы разошлись.

Алексей Максимович походил по комнатам, заглянул к жене—она была занята. Потом быстро прошел в маленькую комнатку, что около кабинета—в ней жил брат Алексея Максимовича—лег на кровать, сняв тужурку и георгиевский крест,—и из большого револьвера выстрелил себе в сердце.

Смерть, очевидно, была легкая. Успел и руки сложить. Так и лежал со скрещенными руками и вытянувшись, как во фронт.

(Окончание)

Донская волна 1918 №12

Еще по теме:

М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 1

М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 2

М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 3

М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 4