Из воспоминаний

Сергей Иванович Сырцов

Сергей Сырцов

Я знал его учеником. Один период мы были большими друзьями. Нескладный, сутулый, большеголовый, с крупными неумными чертами лица,—ничто не говорило о том, что через десять лет Сергей Сырцов сыграет в городе такую кровавую роль, будет одним из министров в кабинете „донского президента" Подтелкова, членом той „семерки", которая расстреляла певца казачьей свободы Митрофана Богаевского, идейным вдохновителем красной банды, которая занималась убийствами и грабежами.

Среди учащейся молодежи Сергей Сырцов ничем не выделялся. Хотя он и принимал деятельное участие в ученических кружках,—усердно посещал наши собрания, внимательно слушал доклады, что-то организовывал,—но и тут,—где можно было развернуть свои способности,—он не был заметен. Сидел, молча, изредка говорил,- и то, что он говорил было нескладно, как его фигура, было неумно, как его лицо.

Он был серым, вялым, скучным. Как потертый зеленый околыш на его ученической фуражке. Мы называли его:

— Вобла.    

Правда, в нем чувствовалась скрытая сила, было железное упорство, но это была сила и упорство умственно ограниченного человека, который сознает, что он лишен умственного богатства, но не хочет показать свою внутреннюю бедность.

Для того, чтобы развить себя он много работал, много читал; все это, очевидно, доставалось ему с трудом—и он был похож на человека, который хочет перегрызть железо...    

Сергей Сырцов с детства тяготел к „политике", - он везде всегда политиканствовал,- старался быть в „оппозиции"—и рано начал заниматься мелкой политической работой. На крупную он не был способен. Он был мальчиком на побегушках у своей партии. Не раз в откровенной беседе Сергей Сырцов признавался мне, что его увлекает роль народного трибуна, он желал быть революционным деятелем, „пострадавшим за свои идеи", он находил подвиги.   

— Но для всего этого у меня нет данных. Во мне нет таланта.

Какая глубокая правда. В нем никогда не было таланта, даже тогда, когда он стоял во главе большевистского движения, он был бездарен. Как мог выдвинуться Сергей Сырцов на политическом поприщее—я не знаю. Он был таким, как все—рядовой партийный работник, абсолютно неспособный на большие политические дела. Партийный чернорабочий. Конечно, он "пострадал за идею" — кажется, был арестован за распространение прокламаций. Вот и все. Однако...

Впрочем—„всякое бывает". Особенно в русской революции. Учителя революции оказались за бортом, чернорабочие заняли их место. Может быть, Сергея Сырцова выдвинуло упорное желание во что бы то ни стало играть видную роль, как актеры говорят: „сделать имя". Он был ограничен, но честолюбив. Может быть, его выдвинуло отсутствие людей...

Мечты свои с детских лет: „стать революционным деятелем" Сергей Сырцов бережно хранил в себе—и мечта осуществилась. О нем заговорили, как о лидере активной революционной партии, которая неуклонно шла к диктатуре—и вместе с ней к диктатуре шел Сергей Сырцов.

Казарма и базар,—вершители судьбы нашей родины,—стояли за него горой:

— Наш лидер.

Мы поражались:

— Вобла—диктатор.

Конечно, это—анекдот, но анекдот трагический.

Сергей Сырцов начал служить революции простым солдатом. Но выдвинулся быстро, как настоящий карьерист. Он льстил рабочей черни, рабски угождал ей, потакал еще революционным капризам— и чернь произвела его в генералы революции. При нем, старый революционный боец Васильченко состоял в полковниках, а разные Турло, Кунды, Власовы и иные с ними - были штаб-офицерами.

Для достижения своих честолюбивых целей Сеогей Сырцов пошел по линии наименьшего сопротивления. Он знал, что для того чтобы стоять во главе большевицкого движения не надо ни ума, ни таланта, ни знаний. „Кто палку взял, тот и капрал".

К большевикам, как и к левым с.-р., шли политические отбросы; эти партии были коллектором для сточных вод других политических партий. Конечно, среди политической бездари, где царит базарная демагогия, несомненно начитанный, не лишенный некоторых знаний, внешне интеллигентный студент Сырцов был заметной величиной. В умственном отношении он был на одну голову выше своих товарищей.

Большевики всегда выдвигали Сергея Сырцова на почетные должности, чтобы показать, что и „мы не лыком шиты", и у нас есть интеллигенция. Он работал, как вол, который тащит в гору огромный воз. Заседал в городской ротонде, где расположился большевистский штаб,—в городской думе, как гласный, где славился своими скандальными выступлениями; в совете р. и с. д., как председатель большевистской фракции.

Как политический деятель, Сергей Сырцов был бездарен. Его речь—тяжелая глыба камня, которая обрушивается на головы слушателя, давит своим убожеством. Его мысли неповоротливы, его слова лишены гибкости. Его выступления часто вызывали смех, но больше презрение и негодование.

Ему кричали:

— Мальчишка!
— Наглец!

И он, сознавая это, только улыбался и краснел. Не знал куда спрятать длинные руки. Особенно краснел он после блестяших „отповедей" Бориса Васильева, колючих ударов нервного Гурвича, саркастических реплик Петра Петренко. Как жалок был он,—этот мальчик в студенческой тужурке, который во имя своих честолюбивых планов трясущимися от страха руками зажигал пожар гражданской войны на Дону...

Революция неуклонно шла влево,—и по мере того, как под влиянием голода, неудач, умело раздутой ненависти, левели массы,—власть Сергея Сырцова крепла с каждым днем—и он пожелал помериться силами с атаманом Калединым.

По сигналу Смольного на Дону было поднято знамя большевистского восстания. Сергей Сырцов стал во главе этого движения,— он был избран председателем военно-революционного комитета. Большевики вручили ему власть над городом, он мог посылать на смерть тысячи рабочей молодежи, но он сам труслив и при малейшей неудаче спешил на стоящий под парами траллер.

Я помню такой случай. Это было за несколько дней до взятия Ростова войсками Каледина. В ростовском театре было объединенное заседание представителей демократических организаций. На это заседание от военно-революционного комитета явился Сергий Сырцов. Отношение к нему было явно враждебное. Как вор, крался он вдоль стен, пугливо озираясь по сторонам. Знакомые не подавали ему руки.

Кто-то сказал насмешливо:

— Сырцов ползет на четвереньках с поджатым хвостом.

И действительно,—у него был вид побитой собаки. Он не мог честно смотреть в глаза организованной демократии, которая никогда не простит ему пролитой братской крови.

Началось заседание. Стали искать Сергея Сырцова, чтобы выслушать его показания, но председатель военно-революционного комитета, выяснив, что на заседании атмосфера для него мало благоприятная, таинственно скрылся. И скрылся не через двери,—у него не было мужества смело уйти из зала,—он скрылся через люк под сценой. Этот люк выходил во двор театра. Таким он был всегда,—бездарным и трусливым. Конечно, после падения Ростова он бежал одним из первых. Бежал быстрее „главковерха" Автономова.

Из Ростова Сергей Сырцов бежал в Царицын. Там он встретился с будущим "донским президентом" Подтелковым— и вместе с ним при благосклонном участии Николая Голубова, задумал поход на Ростов. Он вел деятельную пропаганду среди казаков. Пропаганда имела успех. Казачество разлагалось. Когда большевики бежали из Ростова, они выпустили воззвание.

-- "Мы еще придем".

И они пришли. Начались расстрелы, грабежи, „насаждение" социалистического рая на Дону. Но Сергей Сырцов не играл уже той роли, на которую, очевидно, претендовал. Ему был предложен „портфель" в министерстве Подтелкова.

Сергей Сырцов швырял направо и налево награбленные большевиками деньги, кутил, жил, в „Палас-Отеле", на улицу выходил только с карабином за спиной. Он широко пользовался всеми благами „социалистического рая", но, как и другой герой большевизма -Николай Голубов, он был в оппозиции. Только у Голубова был темперамент, была смелость— и он сложил свою голову; Сергей Сырцов был в молчаливой оппозиции. Оппозиции с закрытым ртом. Он искал "контакта" с общественными и политическими кругами, называл себя „идейным большевиком", часто в разговоре старался отмежевать себя от большевистских ужасов, заигрывал с обывателями. О нем и теперь говорят:

— Милый молодой человек.
— Честный большевик.

Заигрывание с общественностью не прошло для Сергея Сырцова бесследно. Большевики косились на него— и вскоре объявили его „контрреволюционером". Ему была поставлена на вид оппозиционная речь в совете. Сергей Сырцов высказался против объявления Ростова „вольной коммуной“ и заявил, что сейчас надо думать не о „вольной коммуне", а о спасении, ибо дело большевиков на Дону проиграно.

Было ли это искренним выступлением или Сергей Сырцов искал лазейку. Вроде люка в ростовском театре, чтобы бежать по примеру прошлых дней? Склонен думать, что последнее. Ибо Сергей Сырцов вскоре бежал,—бежал раньше Равиковича.     

Сергей Сырцов играл крупную роль на Дону, на его совести много преступлений. Но он никогда не был талантлив, как Николай Голубов, храбр, как Подтелков.

Он был бездарен и труслив.

К. Треплев.

Донская волна 1918, №07

Примечание:

С. И. Сырцов  за фракционную деятельность  в декабре 1930 г. был выведен из состава ЦК.
10 сентября 1937 г. приговорен к расстрелу и в этот же день расстрелян.
27 декабря 1957 г. реабилитирован военной коллегией Верховного суда СССР.

Еще по теме