Культура и свобода

Недавно возникшее просветительное общество в память 27-го февраля 1917 года «Культура и Свобода» организовало в воскресенье открытое собрание под тем же названием.

Цирк Ченизелли полон. Забиты все проходы. Полна арена и все же часть публики осталась за пределами цирка. Однако, в цирке тихо. Слушают с напряженным вниманием. И отчетливо слышен негромкий голос открывающей собрание В. Н. Фигнер, встреченной аплодисментами.

— Почему не блестяща своими успехами наша революция? Почему на нас не смотрит сейчас с надеждою запад? Почему мы, сбросив цепи, не стали субъектом международного права, а остались объектом его—спрашивает т. В. Г. Архангельский, и отвечает:

—Потому, что мы некультурны, потому что мы темны. Некультурность и темнота—вот что мешает нам стать народом государственным.

Должен выступать Максим Горький. Но его нет. Он прислал записку, извещающую о своей болезни и в рукописи свою речь.

— Я прошу вас верить, что т. Горький болен, и лишь поэтому не мог прибыть на собрание—говорит В. Н. Фигнер.

— Просим послать ему приветствие,— отвечает кто-то из публики, заглушаемый громами аплодисментов.

С затаенным вниманием выслушивается то, что написано Горьким. Чувствуя свое право на правду, Горький рубит ее. Он неумолим в своей оценке, суров в своей критике.

«Революция только тогда, плодотворна, когда сначала совершается она в разуме людей, а лишь потом на баррикадах. Иначе она лишь бунт, злобный и отвратительный. .. Оглянемся на истекший год— произошло ли изменение в разуме людей, в их совести. Нет, за этот год народ не стал лучше. Мы продолжаем жить так же, как жили при монархии... Новые чиновники берут взятки не хуже прежних, они лишь наглее и грубее... Человек оголился, и бесстыдно стал показывать низость своей души».    

«Мы ничего не сделали за год. Революция без культуры — дикий бунт. Поймем это, и поймем тогда, что надо делать»,—заканчивается рукопись Горького.

— Ура великому писателю! Просим все газеты напечатать слова Горького!—несутся крики, перебиваемые рукоплесканиями.

«Как же случилось, что народ, завоевавший свободу, сам эту свободу растоптал—спрашивает т. И. Н. Кубиков (Дементьев) — и отвечает: это случилось лишь потому, что наша революция—революция великаго гнева, революция отчаяния. Не подготовленная снизу, она беспомощно повисла в воздухе. Что происходит сейчас? — Вытеснение лучших — вот формула октябрьской революции. И те, кто стоит во главе ее, осуществляют эту формулу, приспособляясь к звериным подчас, и отстало-мещанским, всегда, инстинктам толпы. И они враждебны культуре, ибо культура народа, его культурность—исключают саму возможность их существования».

Кто-то пытается сорвать речь т. Кубикова.

— Не волнуйтесь, гражданин. Я верю в Россию! Верю больше, чем 350 демагогов, взятых вместе,—отвечает т. Кубиков, заглушаемый аплодисментами. - Надо ли говорить о нашей некультурности? Слишком много примеров ее: на Выборгской стороне—у мирового разбирается дело—две женщины дали гадалке 125 руб., чтобы мужья не попали в плен, мужья оказались в плену, и истицы требуют возврата денег... Провинциальный Советь Р. и С. Д. постановляет—изъять из библиотек все буржуазные книги... В Москве разоряется музей Терещенко. Не такова была французская Революция. Сапожник Дюрер понимал, что памятники культуры надо беречь, что они — народное достояние.

— А Вандомская колонна?— задают вопрос.

— Она погибла, и должна была погибнуть, ибо она—символ штыка. Погибнет все, что опирается на штыки. Погибла бюрократия. Погибнет и штыкократия. Культура опасна лишь тем, кто строит свою силу на невежестве народа, — кончает свою речь т. Кубиков.

«Русское народничество и его отношение к свободе и культуре»—тема Е. Е. Колосова. Народничество, его тенденция к опрощению вызывали попытки представить его реакционным. Ложно утверждение, что дело народников—не поднять народ до высот культуры, а самим, сойдя с высот культуры, опроститься, и опуститься чуть ли не до отвращения ее. Революция не в разрушении — она в творчестве. Идею народа, идею труда надо сочетать с идеей свободы. Но народ темен и некультурен. Это надо понимать, идя к народу и в народ.

— Будем с народом, понимает он нас или нет, и мы спасем народ, культуру и цивилизацию,—заключает свою речь т. Колосов.

— На рабочее движение устремлены все глава, ибо оно сосредоточило в себе все культурное движение мира,—говорит А. Н. Потресов, и протестует против того, что именем рабочего класса попирается культура, попирается свобода. Взамен всеобщего избирательного права, попранного именем рабочего класса, отечественные готтенготы подносят нам истинно-русское изобретение, отсебятину. Будем чаще смотреть на запад, будем учиться у Европы—и всего этого не будет.

Последним выступает В. А. Базаров, развивающий идею связи между культурой и революцией. Иронизируя по поводу истерики Луначарского, автор подходит к основной своей теме: «Пролетарская революция и материальная культура».

Собрание окончено. Расходятся удовлетворенные. Первое выступление нового общества оказалось блестящим.

Дело народа 1918, № 014 (9 апр. (27 марта)). - 1918.