Черные дамы

(Из киевских писем)

Через Оршу, через Курск, с безобидными „торговыми" видами, пробираются смелые люди в ближайшую заграницу. Правда, в ней еще так много родного, азиатского, но оршанский-ли, белгородский-ли кордон сразу убеждает в хмурой действительности:

— Заграница...

Гетман всея Украины Павло Скоропадский

Хмуро в столице гетмана. Правда, по-праздничному глядят придворные физиономии, с оселедцами на гладко выбритых макушках, но и на парадных дворцовых лестницах, в вестибюлях и приемных господарей и министров - тревожно и сумрачно. Самый затейливый клубок слухов и гаданий сплетается вокруг киевских дворцов, и ни беседы с корреспондентами, ни авторитетные разъяснения державного "УТА"—не в силах опрокинуть вороха новостей, теряешься в них и не знаешь, где правда, где пылкая киевская фантазия.

Гетмана осаждает особый род посетителей: дамы в черном, с лицами, запрятанными в густые вуали, со скромными ридикюлями в руках.

Прямолинейный хохол-адъютант ясновельможного жаловался мне:

— Вы верите? От девяти до двух дамы не дают нам покоя. Книги в приемных заполнены фамилиями дам. Дамы и дамы.. И мы и гетман в ужасе.

— Но, что же надо этим дамам?

— Попробуйте спросить у них. Уверен, что ни одна не сумеет ответить. Это особый род больных, страдающих манией поломничества к высоким особам...

Кроме дам, у гетманского дома есть еще другой враг:

Ветхие, едва передвигающие ноги, генералы.

Слухи о формировании украинской армии подымают их с глубоких, покойных кресел, отрывают от скамеек на солнышке у ворог на Столыпинской или Костельной.

— Представьте себе: у нас сейчас всей армии—две сотни человек, а им—хоть бы что. Я, говорит, еще десять лет назад корпусом командовал—давайте мне корпус.

Дамы, генералы, делегаты с мест, докладывающие приветственные адреса,—вот тот деловой элемент, отнимающий большую часть приемных часов во дворе ясновельможного.

***

В сегодняшнем Киеве дамы в черном, играют большую роль. Может быть—историческую...

В мае, во время молебствий о здравии Николая Романова, киевские церкви были переполнены дамами в черном. Однажды „дама в черном" имела такой необычайный вид, что на нее обратила внимание одна из киевских газет:

— Коленопреклоненная, она горячо молилась...

Заметка дышала загадочностью, и киевляне оглядывались на Мариинский дворец.

Слухи о смерти царя всполошили черных дам. На воск траурных свечей капали обильные слезы, и к „вечной памяти" на преждевременных панихидах примешивались истерические рыдания.

3а председателя исполкома товарищ Загвоск и секретарь товарищ Короболкин из Екатеринбурга рассеяли дым панихидного ладана. И дамы в черном от заупокойных месс идут на радостный молебен.

На Софиевской площади, у бронзового Богдана Хмельницкого, черные дамы пародируют с восторженным „Спаси, Господи"...

И из рук в руки переходят в толпе, от одного человека к другому, маленькие печатные листки:
    
Это—кем-то вовремя доставленная черносотенная газета „Волынь", поместившая сегодня, рядом с опровержением слухов о смерти, царский портрет.

***

В Киеве упорно говорят, что на одной аристократической улице, в небольшом богатом особняке живет знатная дама в черном.

В редкие приемные дни церемонно докладывают ветхие „Фирсы" о важных гостях. Старые наметавши глаза привыкли и в простых сюртуках узнавать лиц, некогда облеченных в золотые камергерские мундиры.

Здесь—величественная, молитвенная тишина. Словно приходят люди на какое-то таинственное, мистическое действо. Здесь—свое, особое царство. Здесь властны законы комиссаров, строгие взоры старшин.

И кажется, что идешь не по лестнице киевского дома, а по мягким коврам Зимнего дворца. Чудится, что вот-вот раскроется длинная анфилада Малахитовых залов и запестреет кругом древняя дорогая мозаика...

Но это—только обыкновенный киевский дом, дом, в котором живет старая дама в черном...

Строго глядит царскосельский Фирс:

— Как прикажете доложить?..

Киев.

июнь 1918 г.

Н. Шадринцев.

Донская волна 1918 №04