Как живут в Советской России

Распятая Москва

(Впечатления поездки из Уфы в Москву и обратно)

5 марта после осмотра «продармейцами» и реквизиции у некоторых пассажиров нормированных продуктов (мука, крупа), наш почтовый поезд, состоявший исключительно из теплушек тронулся.

В пути, на перегоне Давлеканово—Сарай—Гир, затем в Самаре, Сызрани и далее до ст. Базарная Моск.-Каз ж. д., на станциях крестьяне выносили на продажу хлеб, молоко, а также некоторые мясные продукты по ценам сравнительно недорогим: молоко от 1 р. 50 к. до 5 рублей бутылка, хлеб от 2 до 6 р. фунт, мясо от 5 р. до 25 р. фунт. Самый дешевый по ценам на продукты был перегон Сызрань—Инза, затем Давлеканово—Самара, далее Сызрани и Самары, самым же дорогим был перегон Инза Базарная.

Далее ст. Инзы и до Москвы никаких продуктов не было. Далее ст. Инзы заградительными отрядами «продоармейцев» чуть ли не на каждой станции производился осмотр и реквизиция не только нормированных, но и всех вообще продуктов.

Как осмотр, так и реквизиция, производились самым варварским способом. Ваш багаж раскрывают и примеривают на глаз содержимое и, если оказывается что-либо в количестве свыше 20 фунтов, тут же отбрасывают и отобранное взваливают на подводы и увозят, пассажирам же, в лучшем случае, если позволит время, выдают квитанции, по которым где-то и когда-то по твердым ценам 6удет уплачена стоимость; но пассажиры благоразумно отказываются от квитанций и по частям отдают свои продукты. Случалось и так, что у одних и тех же пассажиров продукты в пути реквизировались по нескольку раз, и в конечном счете у них ничего не оставалось.

Сколько слез и проклятий при этих реквизициях и осмотрах!..

12 марта в 8 часов утра при солнечной погоде поезд подошел к вокзалу Моск.-Каз. ж. д. на ст. Москва. После осмотра и взвешивания багажа, на которые ушло целых 7 часов, публику выпустили с перрона. В течение этих 7 часов прибыл санитарный поезд, из которого переносили тифозных больных, прибыл также дачный поезд. Люди смешались - больные и здоровые в одну кучу.

Как на перрон, так и во временном, очень тесном здании вокзала, грязь и теснота ужасные. Новое здание не отстроено, и не строится. Извозчиков очень мало и они представляют исключительную роскошь, но масса публики, в том числе интеллигентной с ручными санками, предлагает свои услуги подвезти ваш багаж в город за 50-60 руб., но охотнее везут  за 1 1/2 фунта хлеба.

Во всей Москве все магазины, кроме продовольственных закрыты. Трамвай не работает. Улицы не очищаются от грязи и снега. Ретирады общественного пользования загажены и забиты, а потому площади, сады, ворота, дворы загажены отбросами и испражнениями. По улицам, за 2 кольцом Садовой, валяются трупы палых лошадей и собак. Тротуары залиты водой, и по утрам замерзают и становятся скользкими, публика движется вместе с автомобилями, извозчиками, между громадными кучами  грязи и снега, по мостовой. Дороги по улицам для передвижения ужасные, стоков для воды нет и местами она буквально образует целые озера. Встречаются люди, павшие от истощения, а также помешавшиеся. На Тверской на Чернышевском переулке, у здания  коменданта города, мы наткнулись на труп ребенка, пожираемого воронами.

Эпидемические болезни —тиф, сап и испанка, свирепствуют ужасно и при том в одинаковой степени, как в лачугах, занимаемых беднотой и разным людом, так и в хоромах, заниммаемых комиссарами советской власти. Больных сапом просто расстреливают, а тифозным не оказывают никакой помощи и смертность колоссальная. Могил отдельных, равно похоронных процессий не существует, роют общую могилу, кладут в гроб, везут до могилы в гробе, затем сбрасывают; когда могила достаточно заполнена, тогда могильщики заканчивают свою работу.

Дров и других видов топлива нет. Население прожило зиму в холодных квартирах и в домах с паровым отоплением трубы полопались.

Население для продовольствия разбито на четыре группы и получает как хлеб, так и все продукты и фабрикаты по карточкам.

1 группа - 1/2 фунта хлеба на человека, 2 - 1/4 ф., 3 - 1/8 ф. в день, в таких же дозах выдаются и остальные продукты, в зависимости от запаса их (овощи, жиры, мясо, рыба и проч.).     

В вольной продаже на рынках, главным образом, на Сухаревском и Смоленском рынке, открыто продаются продукты: питания, обувь, платье, мануфактура и все, что хотите. Цены за фунт хлеба 30 руб., конина 25 руб., телятина 40 руб., говядина 40—50 руб. и т. д. Но несмотря на голод, холод и грязь, театры, цирки, кинематографы - переполнены публикой. Насколько высоки цены на места в театрах (партер 15-80 руб.), настолько низки в  кинематографах (первые ряды не дороже 3 р. 50 к.).

На всех площадках и в садах поставлены памятники, как различным деятелям революции, так и некоторым писателям и поэтам, как-то: Некрасову, Никитину, Шевченко. Архитектура этих памятников крайне проста - груда камней или просто фундамент, а на нем фигура в той или иной позе. Но постройка настолько плачевна, что Шевченко уже без носа, Жан Жорес без руки, а Каляев без уха и т. д., и это несмотря на то, что памятники только что открыты, о чем свидетельствуют навешанные у всех памятников венки и плакаты, хорошо еще сохранившиеся.

Несмотря на все мое старание, в Кремль мне попасть не удалось. Он тщательно охраняется. В Кремле все храмы закрыты. В остальной Москве богослужение в храмах совершается.

В Кремле в его дворцах живут комиссары (министры) и члены Исполнительного Комитета Совдепа. У ворот, против Моховой, можно наблюдать громадную толпу жаждущих попасть в Кремль, и здесь беспрерывной вереницей тянутся автомобили с магнатами советской власти, их женами и прочими. Лица упитанные, одежда роскошная, а кругом — голодная оскорбленная Москва, а за ней и вся страна.

Этими же немногими словами можно смело охарактеризовать настроение всей толпы народной как в самой Москве, так и во всей советской России. Но тот кошмарный террор и тот кровавый разгул, жертвами которого являются не только «буржуи», но и крестьяне и рабочие, не дает открыто проявиться этому настроению.

В последние дни перед моим отъездом, в Москве циркулировали слухи о массовых восстаниях рабочих в промышленных центрах и крестьян в разных углах советской России. Сведения эти в печати не появлялись, но комментировались в некоторых газетах в передовых статьях.

С 15 марта по 10 апреля было приостановлен движение (пассажирское). После несколько дневного хождения с хлопотами о выезде из Москвы, я 22 без всякого разрешения сел в вагон и выехал из Москвы. В самой Москве, равно и в пути до Ины, красноармейских войск было очень мало.

В Ине наш поезд обогнал поезд Троцкого, весь состоявший из классных шикарных вагонов, а для охраны — и довольно солидной — из теплушек. К поезду никого не подпускали. По отходе поезда рассыпали прокламации с призывом вступать в ряды Красной армии и о том, что на восточном фронте буржуазия, делая последние усилия в предсмертной агонии, потеснила непобедимую Красную армию, но успех этот временный и т. д.

Без особых приключений я приехал в Самару. Прожив в Самаре 4 дня, я 30 марта двинулся далее. В Самаре уже чувствовалась страшная тревога. Сам же город значительно лучше содержится, чем Москва. Добрался 31 марта до ст. Аксаково и там выждав время, когда Белебей заняла народная армия, я, не дожидаясь восстановления движения поездов пошел пешком и 13 апреля поездом от ст. Чишмы доехал до Уфы. Смотря на утомленные геройскими переходами войска народной армии, убедился, что нет ропота, а есть лишь одно желание срезать гнойный нарыв, именуемый советской властью, с тела нашей многострадальной родины.

Т. О. В.

Вестник Приуралья 1919-05-20 (№ 50)