Известный публицист нашего либерализма Н. Арсеньев писал в первом нумере «Вестника Европы» за текущий год:

«Террором к том смысле, какой дала ему история великой французской революции, г. Ленин и его единомышленники покамест только грозят; в немедленном водворении его они не видят надобности, потому, что считают себя и без того достаточно сильными".

(На темы дня, стр. 310).

Да, прав буржуазный публицист: Советская власть не применяла еще террора в собственном смысле этого слова по отношению к своим классовым врагам.

Часто цитируемые теперь слова Лафарга о парижских коммунарах, что это были слишком добродушные ребята, как нельзя более применимы и к борцам российской социалистической революции.

Пролетариат чужд злобы и жестокости по отношению к побежденному, уже обезвреженному врагу.

Неизбежные в критические эпохи жизни эксцессы вызывали чувства скорби и глубокого сожаления в передовых борцах революционного класса.

Жорес в своей «Истории великой французской революции» рисует чувства, вызванные в душе Гракха Бабьера, предтечи пролетарских революционеров нашего времени зрелищем голов, убитых откупщиков Фулона и Берчье, голов, которые несла на пиках толпа.

Победоносный пролетариат великодушен, он чужд жестокости к поверженному врагу.

Но есть моменты, когда применение террора становится необходимостью, когда только беспощадным подавлением своих врагов, может удержаться революционная власть. И такой момент наступил, как раз теперь.

Войска одной из империалистических коалиций ведут наступление на территории Советской республики, до сих пор не исключена возможность серьезных осложнений и на западной нашей границе. А контрреволюционеры, выступающие под знаменем Учредительного Собрания, отрезали Сибирь от Великороссии, внутри страны белогвардейцы поднимают одно восстание за другим.

Союз контрреволюционеров внешних и внутренних становится совершившими фактом,—все чаще и чаще слово монархия становится лозунгом, вокруг которого собираются силы контрреволюции. И оно не остается пустым словом. Одному из Романовых, Михаилу, удалось бежать.
    
После раскрытия организации белогвардейцев, подготовлявшей побег Николая Романова, он был переведен из Тобольска в Екатеринбург.

В связи с приближением к столице красного Урала, Екатеринбургу чехословацких банд, был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевший целью освобождение Романова.

Для предупреждения планов заговорщиков, Президиум уральского областного совета отдал распоряжение о расстреле Николая.

Ц. и. к., в лице своего президиума, признал это решение правильным.

События имеют свою логику,—революция,—вещь кровавая и жестокая,—но раз вступив на ее путь, нужно иметь мужество—идти до конца!

Северная коммуна 1918 № 048, 20 июля

Германская пресса о смерти Николая II

БЕРЛИН, 21 июли (по радио). По поводу смерти бывшего русского царя Николая II германская пресса отмечает, что расстрел Николая, хотя и является, судя по русским сообщениям, политически необходимой мерой, но не может быть оправдан никакими принципиальными соображениями. Русское правительство могло исполнить желание Николая Романова и отпустить его, как частное лицо.

„Берлинер Тагеблатт" сообщает, что, по слухам, германский посол в Москве граф Мирбах предпринимал шаги перед русским правительством, желая добиться смягчения участи бывшего царя.

„Поэтому, заявляет газета, Германия сделала все, что могла, чтобы спасти бывшего русского императора".

„Альгемейне Цейтунг" считает расстрел Николая политической мерой, которая не может встретить в Германии одобрении.

„Никто не мог судить бывшего царя,—пишет газета, -судить его будет история. Над Россией собрались тучи, и будущее ее стало теперь еще более темным".

(Сев. Аг.).

Северная коммуна 1918 № 051, 22 июля

К смерти бывшего царя

МОСКВА, 22 июля. Даже кадетский «Наш век» не жалеет о смерти царя, давая отрицательную характеристику его личности.

По словам газеты:

«Прошлое кровавое царствование началось Ходынкой, она была его символом. В сущности все царствование Николая было сплошной ходынкой. Каждый раз, когда она случалась, Правительство начинало суетиться, назначало грозное расследование, обнаруживало виновных, затем все предавалось забвению. Когда Столыпину сообщили данные ревизии деятельности Рейнбота в Москве, он воскликнул: это пир во время чумы!

Ни эта ни вообще никакая-либо ревизия ни к чему не приводила и не могла привести, ибо такие явления были результатом основного принципа, составлявшего сущность самодержавия.

Газета передает любопытную деталь проклятой памяти Николаевского режима, тогда-то Россия, как говорили, могла бы избегнуть еще войны с Японией, если бы Ламздорф, тогдашний царский министр, решился вне очереди обеспокоить царя докладом, но он не посмел этого сделать.

Царь остался верен себе до конца. Когда решалась судьба не только России, но и его собственная, он тоже не стал нарушать установленных форм; кончил так, как начал.

Слова кадетской газеты доказывают, что никто, кроме помещиков, зубров, заматерелых высших чиновников не пожелает казни кровожаднейшего из монархов дома Романовых. Кадеты хотели бы другого царя, например Михаила Александровича, но рабочие, крестьяне им скажут:

довольно опытов на нашей спине;

да здравствует Самодержавие трудового народа.

Известия Вологодского губ. исполкома раб., крест. (красноарм.) деп. 1918 № 154, 24 (11) июля

Еще по теме