По материалам периодической печати за июнь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

К любящим родину

Не надо отчаиваться. Все еще может быть спасено. Не надо терять Веры в резолюцию и русский народ.

То страшное, что произошло, создано не резолюцией. Свобода создает свободных, рабов творит рабство. То страшное, что произошло, подготовлено и создано самодержавием, еще хранящимся в душах, привычках и темных инстинктах народа. Да, это ужасно, когда бегут здоровые, сытые, потерявшие стыд солдаты, бегут при первом выстреле или даже без выстрела, бегут, оставляя на смерть и гибель своих самоотверженных товарищей,—но этих трусов, этих рабов, признающих только бич, создала не революция и не свобода.

Нашей революция всего четыре месяца от роду; самодержавие царило тысячу лет. И это оно исказило чистый лик русского народа, это оно, убивая гражданственность, свободу и совесть, творило миллионы явных и тайных рабов. Оно заполнило Россию мошенниками, ворами, казнокрадами, предателями и шпионами. Преследуя честных и возвеличивая мерзавцев, оно, в этом моральном аду, лишило русский народ чувства чести, родины и долга.

Темный народ есть темный народ. Он ничего не знает и всему верит. Он в холеру громил бараки и докторов, когда ему говорили, что доктора делают холеру; с той же слепой верою он ныне, по подговору агентов Германии, провокаторов и честолюбивых безумцев, корыстно жаждущих власти, готов громить правительство, народам призванное, города, женщин, детей, друг друга, самих себя. Как испуганные лошади, они не хотят выходить из горящей конюшни; как ошалелые бараны, они сами идут на стрижку.

Где у русского отечество?

Его не было. Вместо отечества, в лучшем случае, он имел право жительства. Кто согласится проливать кровь за паспорт? И если темный народ не мог подняться до сознания отечества, то другие, боровшиеся за свободу и изгнанные, слишком быстро перервали чувство и сознание отечества.Такими их сделало самодержавие. И когда темный народ услышал их темные, но громкие речи, он пошел за ними. И он думал, что идет в страну обетованную, а пришел—к могиле.

Но только четвероногие, родившись, сразу становятся на ноги: человеческий детеныш долго учится ходить. И детеныш свободы, русский народ, учится ходить. И разве вы не замечаете, как наряду с взбунтовавшимися рабами нарождается новый русский свободный человек?

Рабство убивает. Свобода ранит, но свобода и врачует. Те позорные, кто бежал на фронте, сдавался и предавал—это рабы вчерашнего черного дня. Те, кто удерживал их, кто погибал, не щадя себя, кто с окровавленным сердцем, но бестрепетной рукой расстреливал бегущих рабов— это люди сегодняшнего дня, дети молодой свободы, просветившей их разум и совесть.

И разве вы не замечаете, как быстро тает грозная лавина анархии, большевизма и провокации? Они еще живы, они еще терпимы, они еще что-то бормочут в исполнительном комитете, и охорашиваются, жестикулируют отмытыми от крови руками—но, смотрите, как изменился и принизился их тон! А давно ли они кричали на всю Россию, похвалялась, угрожали, неприкосновенно, как целые державы, заседали во дворцах и особняках, защищаемые глупыми пулеметами. Пуришкевичи от революции, они были скрытой властью и неписанным законом, и карточка Ленина, как карточка Пуришкевича когда-то, открывала двери всех министров. А еще пройдет не долгое время, и сгинет бесследно последний из них. Яд либо убивает, либо извергается вонь, и те корчи, в которых ныне мучается Россия, есть извержение смертоносного яда.

Да, страшен нынешний день. Страшны дни грядущие. Бородатые мужчины плачут, читая газеты. И где те улыбающиеся, которых еще вчера так много шаталось по улицам? Нет улыбок, пусты и траурны улицы несчастного города, где не везде еще смыта кровь невинных.

Страдает Россия и долго еще будет страдать, омывая слезами и кровью грехи прошлого. Но да просветят ее страдания, да найдет она в слезах своих силу и мужество, окрылится великой честностью. Честность—есть единственное, что нужно России. Честные— вот единственные, кто спасет Россию. Сплотитесь, честные, и всею силою духа вашего восстаньте, прокляните и исторгните из тела народного всех бесчестных, всех своекорыстных, всех предателей. Бесчестные — вот кто враг единственный России и ее молодой свободы.

Леонид  Андреев.

За помощью и с покаянием

Так и представляется, что круг пройден и мы снова вернулись на прежнее место. Приходится сызнова переживать настроения 1915 года, только с большей остротой и интенсивностью. Страна опять очутилась перед угрозой вражеского нашествия, но два года тому назад солдаты с трудом сдержали его, хотя у них и не было снарядов, а теперь они не хотят отражать натиск противника, так как у них в корне разрушена дисциплина. И в том, и в другом случае ответственность за разразившуюся катастрофу всецело падает на власть. Вновь приходится повторять старую истину, что победителей не судят, но побежденных судят всегда с сугубым пристрастием и беспощадностью.

Поворот в народном настроении теперь завершился резко и окончательно. С ним-то и приходится правительству считаться в первую голову. Негодование повсеместно, раздражение растет с каждым часом. Сейчас роли переменились: те, кто еще накануне разговаривали властно и авторитетно, сейчас безмолвствуют с повинной и понуренной головой, и, напротив, те, кто молчали, говорят все громче и громче. Наше общество теперь трудно узнать. Оно спешно заносит в свой длинный счет ошибки и промахи вчерашней системы и готовятся предъявить этот счет к уплате. Можно силою заставить замолчать недовольных, можно понудить их сразу не предъявлять своего счета, но это будет лишь промедление, лишь отсрочка. Рано или поздно, но отчитываться придется.

И вот повторяется старая история открывания кое-каких клапанов во избежание взрыва. В 1915 году власть, сознавая свою несостоятельность, обратилась за помощью и с покаянием к общественности. В ту пору общественности долго искать не было нужно: ее венцом считалась Государственная Дума.

Теперешнее правительство вынуждено копировать прежние приемы старой власти. Однако, его положение более затруднительно: ведь оно всемерно искало упразднения Думы. Все же оказалось, что без нее не обойтись, и вот ради самолюбия власть желает создать некий новый орган общественности, куда Государственная Дума— вернее, ее отдельные представители, вошли бы в качестве составной части.

Заседание ныне создаваемого органа назначается в Москве, ему собираются дать имя „земского собора", и правительство желает, кажется повторить перед ним сцену покаяния Иоанна Грозного.

По-видимому, наш коллективный Иоанн Грозный переживает сейчас минуты такого же душевного смятения, как и его предшественник, но только рядом с ним нет премудрого протопопа Сильвестра, который смог бы его вразумить и наставить. Впрочем, положение теперешнего нашего правительства куда хуже, чем положение, бывшее на Руси в юности грозного властителя, и наставления даются самими совершающимися на наших глазах событиями. Урок уже оказал свое воздействие, и в носителях власти совершился поворот такой же крутости, как и в обществе. Мы видим, как наверху «поклонились тому, что сжигали, и сожгли, чему поклонялись". Это добрый признак, доказывающий, что партийное ослепление побеждено государственным смыслом.

Грядущее московское совещание следует только приветствовать. На нем может прозвучать неподкупный голос истинного разума и подлинного патриотизма, а не та митинговая трафаретная болтовня, которой мы наслушались на различных явно или замаскированно партийных съездах. Дай Бог, чтобы этот голос был услышан не к сведению только, но к руководству и исполнению. Правда, на предполагаемом „земском соборе” лежит отпечаток большой случайности и известного политического дилетантизма, но теперь все хорошо, что ведет к спасению родины.

Что греха таить, москвичи с беспокойством относятся к переезду Временного Правительства в Москву, боясь, что с ним вместе перенесутся к нам преследующие его яростные эриннии гражданской смуты, свирепствующие в Петрограде, но, по нашему мнению, такие опасения безусловно неосновательны. Воздух в Москве здоровый и чистый, и мы верим, что, если даже и заведутся в нем болезнетворные бактерии, то они погибнут тут естественною смертью. Работа должна спориться в Москве лучше, чем в болотистом и туманном Петрограде.

"Московские Ведомости", № 152, 15 июля 1917 г.

Созыв поместного церковного собора

ПЕТРОГРАД. (16 июля). Состоялось общее собрание предсоборного совета, на котором постановлено созвать поместный церковный собор русской церкви в Москве. Занятия собора прервутся 1 сентября для предоставления участникам собора возможности принять участие в выборах в Учредительное Собрание.

Еще по теме