ПАРИЖ. (19 августа). В течение вчерашнего утреннего героического боя над Пти-Руа лейтенант Пегу погиб славной смертью. Летчик, находившийся один на аппарате, храбро атаковал германский летательный аппарат и обстрелял его из пулемета. В это время в него попала пуля, от которой он тотчас же скончался. Аппарат упал среди французских линий.

Памяти Пегу

Мимолетная встреча

Кн. Е. П. Тархановой

Погиб Пегу.
Он верил в свои силы, и поднебесье любило его и подчинилось ему. Но судьба судила иначе. Если верить в целесообразность природы, то, может быть, и эта кровавая жертва нужна для будущего... преуспеяния человечества.

В январе 1914 г. в Париже назначены были полеты Пегу с мертвой петлей.

Мне в это время пришлось приехать на несколько дней в Париж, и я поселилась в одной близкой мне семье, занимавшей скромную квартирку на верхотурье, в четвертом этаже несуразно высокого и узкого дома в одной из тех улиц-переулков Парижа, куда приходится подыматься, как на высокую гору. Не даром одна такая (ближайшая к нашему гористому переулку) улица называется „Ruе des Маrtyres" (Улица Мучеников).

Вот в этом-то доме, недалеко от Ruе des Маrtyres, в очень скромной русской семье, десятки лет жившей постоянно в Париже, и произошло мимолетное мое знакомство с Пегу.

Сидим мы как-то за обедом. Разговор зашел о назначенных в ближайшие дни полетах Пегу. Меня посвящают во всю важность этого события, при чем особенно волнуется девочка-подросток, дочь моих гостеприимных друзей, рассказывая, что на эти полеты собирается tout Paris — все шикарное, все привилегированное, между тем как обыкновенным смертным туда попасть почти немыслимо. Тут же в пылу разговора она выдает свой секрет: смущаясь и вся зардевшись, она почти выкрикивает сознание, что, сгорая „непреодолимым" желанием видеть эти полеты m-r Пегу именно теперь, когда это почти недоступно, и тем более потому, что это недоступно, она решилась на „отчаянный шаг", на "последнее средство": она написала m-r Пегу письмо с просьбою предоставить ея mаmаn и ей возможность попасть на аэродром.

Письмецо это, которое она по настоянию родителей нам отчасти процитировала, действительно было милое и грациозное, в нем проглядывала на ряду с наивностью капризного ребенка страстность желания тонкой парижаночки видеть „одно из величайших открытий". Родители любовно подсмеивались над нею, а братец безжалостно, до слез, дразнил ее, и все мы искренно были уверены, что знаменитый авиатор Пегу не отзовется на это полудетское послание.

Прошло дня три или четыре, и эпизод с письмом был окончательно забыт. Велико же было наше удивление, когда часу в пятом пополудни подали карточку m-r Пегу.

Какая любезность! Поистине любезность настоящего француза. Не только отозвался, но явился лично. Прелестная виновница этого визита от великой радости прежде всего бросилась на шею матери со словами:

„Видишь, mаmаn, ответил, ответил, сам пришел, сам m-r Пегу!" — и кружилась по комнате в диком восторге.

Она торжествовала, забыв при этом, что надо же выйти к m-r Пегу, котораго отец пока принял в гостиной. Через несколько минут и я туда зашла и застала всех в сборе. Хозяин и m-r Пегу стояли с бокалами белого вина в руках. Он как раз приглашал всю семью, а теперь и меня, не только на аэродром, но любезно предлагал совершить с ним полет на его излюбленном Блерио.

— С’еst un truс, si ѵоus ѵоulеz, — говорил он, стоя в скромной гостиной, отпивая глоточками белое вино и подписывая для передачи мне свои фотографии, где он снят на Блерио во время полета вниз головою, или накренившись с аппаратом так, будто вот-вот упадет.—С’еst un truс, еt j’еu ferai еnсоrе d`аutrеs... Si с’est dаngеrеuх? Je L`ignore. Jе nе соnnаis раs lа реur, — прибавил он с бравой улыбкой, и после некоторой паузы:—Еnfin, jе n’аi riеn а реrdrе...

Небольшого роста, невзрачный и скромный, но подвижной и нервный; глаза его зажигались ярким блеском, когда он говорил о своих полетах и своих трюках, и он с гордостью отмечал при этом, что он простой солдат и только год всего пилотом.
К сожалению, я в тот же вечер выезжала из Парижа, и мне не пришлось принять этого лестного для меня предложения. Но встреча эта, как она ни была мимолетна, произвела на меня и оставила большое впечатление.

Только с началом военных действий я поняла, что эти трюки m-r Пегу могут иметь большое практическое значение, и, лихорадочно следя за ходом событий, я с особенным интересом прислушивалась к подвигам моего приятеля, который то перелетал Рейн и углублялся на 300 километров в неприятельскую страну, то подбивал цеппелин, или вступал в бой с вражеской воздушной эскадрой—и всегда уходил невредимый, совершая на пути всевозможные трюки, теперь уже и вольные и невольные. Не раз вспоминалась мне его симпатичная, возбужденная фигура, когда он говорил, что мечтает о своей поездке в Россию, спрашивал, хорошо ли его примут, очень ли у нас интересуются авиацией.

Многое, вероятно, мог бы сделать в области авиации этот бесстрашный и талантливый борец, но все сразу так трагически оборвалось, и миссия его на земле кончилась.

—    „Jе n’аi riеn а реrdrе", — звучат у меня до сих пор в ушах его грустные слова.

Наряду с воспоминаниями княгини Е. Л. Тархановой помещаем со слов французских газет описание последнего полета и гибели Пегу:

Погибший геройской смертью авиатор Пегу за несколько часов до рокового полета говорил:

—    В один прекрасный день я долечу до Берлина, потому что германские летчики умеют только гусей в небе считать и не в состоянии ответить ни на один мой маневр.

И действительно Пегу наводил ужас на немецких авиаторов своими удивительными атаками.

Был случай, когда аппарат французского героя, атакованный двумя „таубе", вдруг полетел с громадной высоты вниз, беспомощно перевертываясь в воздухе. Победа немцев была очевидна, и один „таубе" улетел к своим, а другой остался высматривать французские расположения. Каков же был ужас германца, когда над его головой внезапно появился Пегу и искусными движениями заставил неприятельский аппарат опуститься на землю. Немец был взят в плен, а новехонький аэроплан достался французам.

Оказалось, что Пегу нарочно бросил свою машину вниз, опускаясь своими знаменитыми „мертвыми петлями" затем, убедив немцев в своей „гибели", неожиданно поднялся вверх и в свою очередь атаковал неприятеля.

Последний свой полет Пегу совершил в тот день, когда над французскими линиями появились два немца и медленно стали кружиться над траншеями.

Пегу быстро „оседлал" своего воздушного коня и при восторженных приветствиях солдат сразу пошел вверх.

Скоро герой-француз оказался несколько выше неприятельских аэропланов, и немцы принялись удирать, усердно отстреливаясь из ружей и пулеметов.

Еще по теме