К церковному Собору (август 1917 г.) - 22 Августа 2017 - Дневник

Все внимание, все ожидания верующих теперь устремлены на наш епископат. Святители не могут, не должны, не в праве уступить и отдать кому-либо свою апостольскую власть в Церкви. Иначе они изменят своему званию и повинны будут великому суду Божию и человеческому. Они должны в это неповторяемое время сохранить власть в своих руках и спасти Церковь от анархии, в которую толкают ее бесцерковные обновленцы, развратители стада Христова.

Их ли бояться? И вообще, кого и чего может страшиться епископат? Одного Христа. За них догма церковная, за них канон, за них история, и за них то величайшее почтение к святительскому сану, которое и вызывает бешеную злобу и пену злобной зависти у развратителей церковных. Ведь ждут верующие только твердого слова епископов, и за ним пойдут, а не за Львовым и его приспешниками из Всеросс. Ц. О. Вестника. Да и Вестник сам, в конце концов, — в руках Собора и епископата, и немного надо решимости, чтобы смутьяны покинули этот своего рода захваченный ими дворец, как большевики, захватившие известный особняк в Петрограде.

Епископам прежде всего, и при том до Собора, надо собраться, объединиться, и во имя Божье, во имя спасения потрясенной Церкви, во имя духовного созидания верующих, клира и мирян обо всем побеседовать и сговориться. От них одних зависит начало Собора. Ведь если епископы заявят, что на Собор не пойдут, то ведь не могут же церковные раздорники, кто бы они ни были, даже начать соборные заседания! А пойдут епископы на Собор только тогда, когда их заявления и условия будут приняты и исполнены. Иначе, епископов могут сразу же, так сказать, опрокинуть и поставить в тень многошумливые голоса раздорников Церкви, каковых, благодаря не только попустительству, но и прямому и намеренному содействию и подбору недоброй памяти Львова, может оказаться не мало.

Итак, что же мы хотели бы видеть в епископате до Собора?

Теперь Св. Синод уже разрешил на местах, в городах, намеченных в качестве будущих окружных митрополий, собрания епископов. Разрешение,— увы!—совершенно запоздало, и теперь им невозможно воспользоваться. Оно и дано, и опубликовано поздно, конечно, намеренно: Львов боялся всякого собрания ненавистных ему епископов. К тому же эти местные собрания могли выяснить только местные нужды, поставить и наметить местные же и вопросы. Общие вопросы могут быть во всей широте поставлены только на общем собрании епископов в Москве, до начала заседаний Собора. Это—первое и главное.

Затем, мы бы ожидали ясного и бесповоротного требования от епископского собрания, чтобы пересмотрены были немедленно, до Собора, некоторые пункты относительно состава предстоящего Собора.

И прежде всего, на Соборе должны быть решительно все епископы Русской Церкви, не исключая викарных и пребывающих на покое. Затем, собрание епископов должно пересмотреть список всех назначенных, а не выборных членов Собора, состоящих в предсоборном Совете и поэтому сделавшихся членами Собора, затем назначенных членов теперешнего Синода из лиц пресвитерского сана, и тоже посему сделавшихся членами Собора (Синод, как увидим ниже, в нынешнем составе действует только до Собора, и затем просто назначенных на Собор властною рукою Львова).

Словом, все львовское построение, рассчитанное на создание кадра сторонников для этого церковного погромщика, и преднамеченное в целях постоянно грозить смутою на Соборе, должно быть разрушено. Епископское собрание, оставив одних из этих назначенных членов Собора, внушающих доверие и уважение, должно других устранить и назначить вместо них по своему усмотрению иных лиц. Конечно, правомочные и лично уполномоченные от епархиальных архиереев, не имеющих возможности прибыть на Собор, духовные лица являются законными членами Собора. Собрание епископов, и далее, избирает печатный орган для Собора,—или путем перенесения в Москву издания В. Ц.-О. Вестника, после перемены нынешней редакции его, запятнавшей себя и потерявшей уважение и доверие церковных и просто честных людей вследствие непростительного пресмыкательства пред Львовым и открытой недопустимой ненависти к иерархии и монашеству, с разжиганием ненависти в мирянах против иерархии,—или созданием особой газеты, в роде Соборного Вестника, на время Собора, или же восстановлением неофициальной части Церковных Ведомостей, выпускаемых 2—3 раза в неделю. Иначе, верующие не будут знать, что делается на Соборе, или будут получать неверные о нем сведения.

Собрание епископов немедленно, казалось бы, должно прекратить полномочия нынешнего состава Св. Синода и избрать из своей среды новый Св. Синод из 12 архиереев, каковой Синод и может быть потом восполнен уже во время самого Собора, когда выяснится окончательно решение Собора о центральном церковном управлении и его составе. Священный Синод сей вступает в управление канцелярией теперешнего Синода и откомандировывает служащих в ней для нужд Совета. Священный Синод и является руководителем соборных совещаний.

Но самое главное, собрание епископов решает окончательно и до Собора формы и порядок голосования на Соборе, указав точно, в каких случаях решающий голос принадлежит только и исключительно епископату. До Собора собрание епископов заявляет протесты против беззаконного удаления с кафедр архиереев, и в те епархии, где на место уволенных епископов еще не избраны и не назначены архиереи, возвращает прежних архиереев, назначая над ними открытый законный суд, если против них заявлены будут обвинения, а по отношению к архиереям, на места которых уже назначены преемники, восстановляет их, по крайней мере, в чести, и также назначает над ними суд, если против них будут заявлены обвинения. Пока не будет удовлетворено это чувство возмущения при виде беззаконий и насилий, учиненных Львовым под иерархами, нельзя спокойно приступать к соборным заседаниям.

Собрание епископов утверждает и самый порядок открытия и ведения занятий на Соборе, устанавливает и совместные действия—с министром исповеданий в этой области. Оно должно, конечно, непременно и безотлагательно рассмотреть глубоко важный и принципиальный протест Св. Синода от 8 марта, и объявить многие из постановлений и положений теперешнего Синода, с ненужной поспешностью изданных до Собора и до некоторой степени предвосхитивших полномочия Собора,—временными и подлежащими пересмотру, в смысле согласованности с общим духом имеющих состояться соборных решений.

Конечно, единственный теперь в Русской Церкви митрополит, Киевский владыка Владимир, человек общепризнанной чистоты и честности, пострадавший и кротко страдающий и от Распутина, и от Львова, облитый грязью в первом же нумере Львовского Всерос. Ц.-О. Вестника, является естественным председателем и Собрания епископов, и Священного Синода, и Собора. Но в Синоде и на Соборе ему необходимо избрать не менее 8 —4 помощников из архиереев, еще бодрых силами, опытных и твердых, чтобы нести тяжкое бремя соборных заседаний, работ и т. п. Конечно, архипастыри не обойдут вниманием таких работников, как архиеп. Антоний, бывший Харьковский, Новгородский архиеп. Арсений, Московский архиеп. Тихон, Макарий, бывший еп. Орловский, Кишиневский архиеп. Анастасий и друг. Мы упоминаем их имена, как наиболее известные. Они, конечно, понесут болящую работу на Соборе.

Относительно этой работы нам казалось бы надобно принять за правило,—не взваливать решения сразу всех вопросов на предстоящий Собор. Для него достаточно выработать основы центрального, окружного и епархиального церковного управления, разрешить вопрос о приходе, о подготовлении пастырей, о преподавании для верующих в храмах, вне храмов, в школе и вне школы основ веры, а в связи со всем этим разрешить вопрос об отношении к государству.

Мы повторяем нашу мысль, мы твердо убеждены, что государство более нуждается в Церкви, чем обратно, Церковь—в государстве, и поэтому Собору нет нужды униженно вымаливать у государства прав и покровительства.

Союз Церкви с государством— дело нужное, полезное, ибо открывает для Церкви и облегчает ей дело организации жизни в широком масштабе. Но это должен быть Союз, а не подчинение Церкви по отношению к светской власти, не рабство и не обращение Церкви в орудие чуждых для нее целей. При всяком решении вопроса об отношениях Церкви к государству и обратно—Церковь должна иметь полную свободу своего внутреннего самоопределения на православной основе, без протестантских прослоек, без анархии, к которой теперь зовут Церковь новые реформаторы, а на твердом иерархическом принципе.

Основы жизни и устройства Церкви вечны, а вечное всегда юно и не стареет.

"Московские Ведомости", № 170, (5) 18 августа 1917 г.

Григорий Распутин и Владимир Львов

Да не подумает читатель, что, поставив рядом эти два имени, мы хотели бы представить два враждебных течения и указать на г. Львова, как на ярого и открытого распутинофоба в его распутинофобской деятельности. Действительно, в отношении такой борьбы во всем неуравновешенный г. Львов с больным азартом искал распутинцев, бил по правым и виновным,—и доселе не видит распутинцев только около себя, сущих в чести и силе, успевших быстро перекраситься и замести следы.

Нет, но мы хотим сказать нечто такое, что может показаться и парадоксальным, на самом же деле вскроет и выявит только истину,—именно, что между Распутиным и Львовым, в их значении для Церкви, в их методах действия, в отношениях к окружающим приспешникам и в конечных результатах деятельности мы ставим знак равенства. Так крайности сходятся.
Распутин пред бывшим царем и его приближенными выставлял себя представителем народной стихии, народной религиозности. Этим он сильнее всего действовал на мистические искания царя и царицы, особенно когда кто-то из подхалимов Распутина пустил слух, что Распутин—с одной стороны внук знаменитого Федора Кузьмича, т.-е. чуть не скрывшегося Александра 1-го, а с другой—потомок чистокровной мужички... Таким образом, в Распутине-де соединялась царская и мужицкая кровь.

Г. Львов к делу и не к делу объявлял, что он народный избранник, "народный обер-прокурор" и даже, плюс к этому, часть верховной власти в Синоде! Но как избранный в Г. Думу в качестве крайнего монархиста-националиста только голосами крупных землевладельцев Саратовской губернии, Львов—такой же народный обер-прокурор, как Распутин— представитель царско - мужицкой крови. Оба—самозванцы.

Распутин почитал себя призванным с особою наглостью вмешиваться в сферу церковной жизни, хотя ровно ничего не понимал в делах и вопросах церковных. Это до некоторой степени и извинительно было для него, как для мужика, и не извинительно для тех, кто слушал его голоса.

Львов, в своем роде и соответственно с занимаемым постом обер-прокурора Св. Синода, —тоже круглый невежда в вопросах богословских и философских, в вопросах канона и церковного управления,—с тем же правом, каким обладал и Распутин, вмешивается в дела Церкви и берется с самоуверенностью не знающего судить о таких кардинальных вопросах, как отношение социализма к христианству, к демократии и т. д. Так и Распутин в свое время взял под свое властное покровительство имебожников, ровно ничего не понимая ни в православии, ни в ереси.

Распутин неизменно вмешивал Церковь в политику, но по невежеству, путал бывших правых и левых, и под одну шерсть с Штюрмером вытащил и Раева, это ничтожество с левооктябристским ярлыком, и убогого князя Жевахова, который по крайней ограниченности смешивал собственное имя с именем соседа и таковым же был и в политическом исповедании, и Протопопова, бывшего прогрессиста, потом жандарма, и многих других.

Г. Львов—такой же путаник! Начав в Синоде с окрика, что Церковь отныне не должна вмешиваться в политическую жизнь страны, — чему мы все искренно обрадовались,—он потом проповедовал демократическую республику, заигрывал с социалистической партией, голосовал в угоду большевикам, отдавал лаврские типографии Совету р. и с. депутатов и давил и давит на духовенство, толкая его именно на путь политической деятельности, отстаивая зависимость Церкви от государства, заставляя духовенство голосовать за демократическую республику и т. д.

Распутин проводил личных своих друзей, действительных или мнимых, искренних или притворяющихся таковыми, на видные места в церковной сфере. В этом его большой грех, и еще грех в том, что, наоборот, недругов своих личных, как епископов Феофана, Гермогена, он гнал со всею злобою и ненавистью, не останавливаясь ни пред какими видами клеветы.
Львов совершенно повторил Распутина. Начал он свою ненормальную деятельность и продолжает ее исключительно злобною мстительностью ко всем, кто когда-либо и как-либо становился ему поперек дороги, писал статьи против него, возражал в Г. Думе и т. д. Отсюда—изгнание проф. Остроумова, отсюда — совершенно определенный подбор архиереев, из которых он по собственному его заявлению, одних „разогнал", а других вознес и приблизил. Не станем называть имена, людям церковным они известны. Но история с одним архиереем особенно знаменательна. Пощадим имя: оно все же архиерейское.

Итак, некто архиерей-выскочка, скиталец по епархиям и карьерист, человек пустой, с совершенно определенною репутацией умственного убожества, по воцарении Львова в Синоде был им вызван немедленно в Петроград с нескрываемым намерением посадить выскочку на Московскую митрополию. Пред нами был акт величайшего своеволия и самодурства! Владыка сей дотоле вечно терся в придворных сферах, обделывал свои карьерные делишки чрез тетушек и кузин, обивал пороги родственников и аристократов и, презираемый в Св. Синоде, давил, однако, на Синод родственными и придворными связями.

Таким образом, он был прикосновен к старому режиму в самых худших его формах. Но это не помешало г. Львову иметь владыку у сердца. Львову он близок был по дворянским связям ,— и этого было довольно. Он оказался „одних взглядов с Львовым на церковные вопросы",— этот человек, который никогда не имел ровно никаких взглядов, кроме взгляда на собственную карьеру, созидаемую путем политиканства и интриганства ради карьеры и искания пустой популярности среди низов, тоже ради тщеславия и карьеры. Взгляды же церковные ограничивались разговорами о подходящем цвете облачений, к лицу оно ему или не к лицу, о форме митры, с опушками или без опушек и т. д. Львов скоро увидел, что даже самые безгласные Львовские приспешники в Синоде и во Всеросс. Церк. Общ. Вестнике морщатся от тошноты при виде и имени этого кандидата на митрополию,—и отступился. Однако, "разгоняя" нередко умных, благочестивых и ревностных архиереев, по указке большевиков он оставил в покое и силе этого карьериста и интригана...

Распутин, дерзкий, наглый, клеветник по отношению к врагам, пресмыкался пред двором и достигал целей клеветы чрез дворцовые влияния. Так он возвел величайшие небылицы на митрополита Владимира, обвиняя его в дерзостно неуважительных отзывах о царе в Синоде, обвиняя еп. Гермогена в гнусно-оскорбительных отзывах о целомудрии б. царицы и т. д.
Львов не стесняется публично говорить непроверенные величайшие гадости о митрополите Макарии, архиеп. Василии, еп. Макарии и т. д., обращается, как и Распутин, к епископам в глаза на „ты", обзывает их распутинцами, взяточниками, грозит разогнать архиереев плетьми и т. п. Но в тоже время он сам цепляется руками и ногами за власть во Временном Правительстве и буквально пресмыкается пред социалистами, получает мандаты от большевиков, которым он — слуга покорный. Mutatis mutandis —пред нами полный знак равенства с Распутиным.

Распутин создал около себя шайку искателей карьер. Люди совершенно бездарные и ничтожные, не имевшие ни при каких нормальных условиях шансов к возвышению,—все эти Раевы, Жеваховы, Протопоповы и проч.,— проходили в митрополиты, в обер-прокуроры, в министры. Это было самою гнойною язвою распутинства, что и вызвало в конце-концов вопли общего озлобления и негодования.

Львов создал около себя тоже целую шайку приспешников и льстецов, которые из вчерашнего ничтожества, никогда не заслуживая повышений, буквально ничем не выдаваясь, быстро сделали головокружительную карьеру.

Называть ли их имена? Они известны в Петрограде и Москве, особенно среди тех бесстыдников, хвалителей Львова и льстецов, которые не стесняются подписывать свои имена под статьями услужающего Всвросс. Ц.-О. Вестника, этого якобы официоза Синода, а на самом деле—Львовского личного органа. Хуже всего то, что в частных беседах они, не стесняясь, называют Львова ненормальным и взбалмошным, подобно тому, как и распутницы тоже ведь понимали, что за сокровище представляет их папаша и покровитель! Опять, как видите, знак равенства... Называть имена подождем. Лица эти, запятнавшие себя лакейством пред Львовым, уже сами в Москве и Петрограде начинают стыдливо и трусливо прятаться по углам, отрекаясь от Львова: знак, что, должно быть, песня этого деспота допевается до конца. Наступает, однако, и наступит скоро время, когда будут искать львовцев, как в свое время искали для расправы распутинцев.

Что всего удивительнее,—некоторые из них именно криками и воплями о Распутине создали себе имя смелых борцов за Церковь и правду, а теперь буквально повторили весь путь презренных распутинцев, пресмыкаясь пред Львовым совершенно так же, как Питирим, Раев и Жевахов—пред Распутиным.

Скоро ясно станет для всех, что распутиновщина и Львовщина,— мы говорим, конечно, специально о церковной области, — явления одного и того же порядка и равнозначущей нравственной ценности. Но зло, причиненное безумной львовщиной в церковной жизни, как зло принципиальное, несомненно, гораздо глубже и пагубнее, чем ненавистное распутинство.
Р. П.

"Московские Ведомости", № 158, 22 июля 1917 г.

Еще по теме:

Всероссийский Церковный Собор (август 1917 г.)