Из Одессы

Кореспонденция «Всем. Иллюстр.»

Монтекки и капулетти в Одессе.—Гонители газет.— Юморист-домовладелец. — Одесско-Днепровский водопровод.—Одесская философия.—Театр.—Кременчуго-Полтавская дорога.

Никогда еще общественная жизнь не кипела у нас так, как теперь. С объявления войны Одесса разделилась на два лагеря: в одном—немцы, греки, итальянцы; в другом—французы, поляки, евреи. Весьма часто словесные брани между ними переходят в рукопашные схватки; тогда является на сцену вооруженное посредничество в лице полицейских властей, и спорный вопрос окончательно разрешается на конгрессе, в камере мирового судьи.

Надо отдать справедливость нашим полициантам: один из них сразу постиг причину ссор и
надеялся прекратить их, запретив розничную продажу газет в разнос. Премудрый муж! на что нам газеты? у нас столько скандалов, что и без газет весело. Вообще пресса bеtе nоirе Одессы: не знаю, было ли в каком другом городе столько процессов, по случаю оскорбления печатным словом, сколько у нас. К счастью, не все они кончились плачевно, а то одесская щепетильность дошла бы до щекотливости знаменитого города NN, описанного Гоголем, и нельзя было бы сказать слова, чтоб кто-нибудь не узнал себя в лице какого-нибудь Петра Ивановича или Ивана Петровича.

На днях мне случилось разговаривать с одним знакомым, жарким поклонником Наполеона и системы предостережений.

—    А что ж, ваш полициант прав: вся беда от газет; если б французы и немцы не читали их, так и не дрались бы; очень хорошо делают, что корреспондентов не пускают в лагерь.
—    Но ведь надо же знать истину.
—    Никогда из газет ее не узнаете: вспомните Пирса: он сказал, что кто их не читает, тот знает больше того, кто читает...
—    Но это парадокс.
—    Нисколько! Кто читает, тот узнает ложь, а кто не читает, тот только ничего не знает...
—    Но...
—    Вы думаете, отчего дерутся с таким ожесточением: все от газет! поверьте, что всех этих резаний ушей и сдираний кожи с головы не было бы, если б об этом не печатали...
—    Но это делают именно люди не читающие и, если б Наполеон побольше обращал внимания на прессу, так Франции не была бы доведена до погибели...
—    Да знаете-ли, что самая холера в Одессе от газет?
—    Как?
—    Да так! Очень нужно было писать о ней! Ну, кто заболел, тот бы и послал за доктором, а то людей только пугают!..
—    Но, помилуйте, заболело так не много, а умерло всего два человека.
—    Кто вам сказал, что два? может быть, двадцать, двести умерло! Ах. Боже мой, да и мне что-то дурно,—и он, не простившись, бросился в аптеку.

Тут я вспомнил, что знакомый мой всегда боялся холеры, и понял отвращение его к газетам. Не по-тому ли и другие не любят их?

В это время я проходил мимо камеры мирового судьи. Мне вздумалось зайти, в надежде попасть на какой-нибудь воинственный процесс храбрых иностранцев, но я попал на разбирательство дела г. Райха, обвиняемого в выпуске нечистот на улицу и не имении при доме помойной ямы.

Я пришел в то время, когда судья спросил г. Райха, признает ли он себя виновным.

Райх. Теперь я могу говорить? Ну только все пишите, что я буду вам говорить... я, известно, как многие, может быть, грешен, потому, я вам скажу правду, иногда по утрам Богу не молюсь; но что же делать.... случается.... А на счет той нечистоты... то все это брехня....

Ответы г. Райха были в подобном роде все, несмотря на неоднократные напоминания судьи вести себя приличнее, так что наконец обвиняемого пришлось вывести из суда. Когда же он узнал, что его приговорили к 100 руб. штрафа, то стал ругать свидетеля и проклинать всех членов его семейства. Об этом составлен акт и начато новое дело.

Грустно думать, что подобных фактов у нас множество. Одесса, не смотря на частое соприкосновение с Европой, имеет много общего с Константинополем и уездными городами России. С одной стороны, это отражается замечательной нечистотой во многих улицах и преобладанием системы армяно-греческой торговли с еврейскими вариациями. Система эта основана на чудовищных процентах, обмане и притеснении бедных или неопытных продавцов и покупателей; но я нисколько не сравниваю этой системы и ее поклонников с коммерцией и почтенными негоциантами из тех же евреев и греков, но получивших образование и уважающих себя; впрочем, надо сказать правду, число их очень ограничено.

Сходство с уездными городами обнаруживается неисправным освещением, бесконечной перепиской, формальностями и колебаниями. Конечно, более всех думает дума, как и прилично ей. Десятки лет рассматривался проект об одесско-днепровском водопроводе. Наконец, по докладу комиссии, дума решила построить водопровод на городские средства подрядным способом, с образованием капитала, необходимого на сооружение, посредством выпуска облигаций на 5.800,000 руб.

Едва это решение сделалось известным, как со всех сторон стали поступать предложения различного рода по устройству водопровода, как из России, так и из-за границы, вследствие чего назначена особая комнсия, чтоб рассмотреть все предложения и дать свое заключение, что выгоднее для города: оставить ли в своей силе прежнее постановление, или дать концессию. Как бы водопровод при таких порядках не канул в вечность.

Один из одесских философов объяснял эти явления слабостью контроля.

«Помилуйте, говорил он, и в Петербурге-то дума идет черепашьим ходом, а у нас сам Бог велел, да и контролировать в Одессе труднее: город построен под совершенно иными условиями, чем другие города России; большинство населения, иностранные подданные— долго ли попасть в беду, если какой-нибудь консул вмешается в дело! Да и требования-то, о которых вы говорите, давно ли явились?  Дайте время; скоро провинциальная бюрократия ничего не будет значить; особенно если земским учреждениям будет дано больше прав, да наши права по прессе сравняют со столичными. Вы не подозреваете, сколько в Одессе жизни и сходства с Петербургом: оба обязаны богатством торговле. Перенесите столицу в Москву или Киев — Петербург останется одним из важнейших торговых городов....

— А Одесса?
— Для Одессы необходим Константинополь. Теперь мы все-таки в зависимости от иностранцев, а тогда...
— И вы думаете, что нам легко отдадут Царьград?
— Я читал некоторые предположения об этом в газетах и, признаюсь, разделяю их. Но вы
сами читаете их и знаете, о чем я хочу сказать.
    
Посмотрите лучше на порт: сколько кораблей и большинство из них прибыло за нашей пшеницей! Если б у нас сеть железных дорог была кончена и был бы большой торговый флот, то, при теперешней блокаде Германии, мы могли бы обогатиться; но у нас торговый флот не может быть без военного, а тут-то мы и связаны парижским трактатом! Но я заговорил о политике, хоть терпеть ее не могу! грустно!

— Пойдемте развеселиться в театр Винтера.
— Не стоит,
— Почему же?
— Я недавно видел «Прекрасную Елену» — фиаско! Пошел слушать «Парижскую жизнь»—пьеса не разучена. Только один Фридман и поддержал. Вот как приедут новые певцы — так пойду с удовольствием.
— Какие новые певцые
— Г-жа Фрилинг, г-н Швейхгофер и еще какой-то новый тенор, а теперь прощайте. Сегодня еду в Полтаву через Кременчуг.... Но мне пора. Прощайте!..    

А. С.

Всемирная иллюстрация, № 90 (19 сентября 1870 г.)