Гибель Енисейска 27 августа 1869 г.

Гибель Енисейска

(Корреспонденция «Всемирной Иллюстрации»)

Правдивый рассказ о Енисейской катастрофе следовало бы начать, отступив лет за 15 назад, и собрав воедино, в делопроизводстве городской думы, замечательные черты беспечности, или беспомощности, которым событие 27-го августа служит естественной развязкой.

На обрыве берега Енисея, вплоть до нижнего конца города, можно видеть обнажение пласта горючего торфа, в сажень и более толщиной. Это конец обширного торфяного болота, облегающего Енисейск с юга и юго-запада, и подходящего местами на несколько сажень расстояния к крайним постройкам. Оно имеет вид общий всем моховыми болотам, и местами заросло полосами самого частого кустарника, таволги и тальника. Эти чащи кустарника не только приближались к городу, но даже проникали между крайними улицами, у соляных амбаров.

В этом торфняке уже давно показывались дымки горящей тундры, которые усиливались или исчезали, смотря по времени года и сухости почвы. Не только летом, но и зимой висел иногда белый дым над болотом, а по веснам не раз случалось пожарным командам скакать туда по тревоге, и тушить подходившие по моховым кочкарникам палы. Надо полагать, что такое соседство показалось неудобным городскому обществу еще в 1858 году, и тогда внесен был в городскую думу проект осушения болота, для чего требовалось по сметному исчислению сделать расход в 6000 р. сер. Затем, после десятилетнего обсуждения этого вопроса, состоялся, год или два тому назад, общественный приговор о бесполезности предлагаемой меры. Впрочем, не зная наверно содержания приговора и приведенных в нем мотивов отказа, достаточно заявить, что проект осушения (а следовательно и погашения) болота существовал издавна, но исполнения не удостоился.

Прошлое лето было жаркое и сухое, а потому в конце августа торфяник высох и разгорелся в разных местах, и, между прочим, дымилось около полосы кустарников, возле соляных амбаров и улицы—Барабы.

Утром 27 августа поднялся порывистый юго-западный ветер и раздул огонь, который пошел по кустарникам, доходившим сажень на 10 к крайним избам Барабы. Часу в 11-м утра горящие сухие листья и мох подхватило ветром и перебросило сперва на крайнюю избушку, а затем еще на стог сена в огороде другого дома. В это время уже били в набат, прискакала пожарная команда, потушила и разнесла горевшую избушку. Но искры успели уже рассыпаться на десяток домов, ближайших по ветру, которые и вспыхнули скоро почти все одновременно.

Тогда, присутствовавший при этом начальник губернии, видя невозможность спасти загоревшуюся улицу, приказал пожарным переехать на старое пожарище, около церкви Св. Троицы (где еще в июне месяце выгорело 14 домов), чтобы воспользоваться этим перерывом в ряду построек; для защиты лежащего за ним центра города. Но в это время ветер усилился до размеров урагана, и с ним туча искр и головней понеслась вдоль главного протяжения города, зажигая одновременно десятки новых пожаров на всем его пространстве. Прежде, чем пожарные трубы успели отъехать за 200 сажень, горел уже дом г. Кытманова, в центре города и хлебные амбары на Каштане, за 2 версты от первого пожара!

Не прошло часу времени после первой тревоги, как все бывшее под ветром от Барабы до Каштана (см. рисунок), т. е. самая богатая и застроенная полоса города, представляла только огненное море, раздуваемое бурей, которая относила струи огня на огромные расстояния. О силе горения и развивавшейся температуре можно судить по колоколам, сплавленным на высоких колокольнях, отстоявших сажень на 100 от построек  *).

*) Каменный щебень, которым усыпаны были улицы, накаливался до красна и так был обожжен, что легко разламывался на кусочки.

Пожар не ограничился истреблением полосы города, лежавшей вниз по ветру от его начального пункта. Побочные вихри образовались в улицах между строениями, разносили огонь в сторону от главного направления ветра и этим боковым движением пожар охватил нижнюю часть города, бульвар и барки, стоявшие вдоль берега. Скученные деревянные постройки, под влиянием этого громадного огня, исчезали так скоро, что часа через 4 от начала пожара город представлял только кучи догорающих обломков.

Как ни велико число жертв этого дня, однако оно объясняется весьма естественно быстротой распространения огня. Без панического страха, овладевшего всеми и заставившего жителей более думать о спасении жизни, чем об имуществе, число погибших могло быть еще больше. Люди гибли не только в домах, но и среди улиц и на берегу реки, сидя по горло в воде **).

**) Останки людей, сгоревших среди улиц, узнаваемы были в следующие дни по уцелевшей извести скелетов, по обугленным желудкам, по пуговицам и металлическим вещам, какие при них были.

Множество народу искало спасении в речке среди города и в заливе Енисея у женского монастыря, куда направилась сильнейшая огненная струя и на сотни несчастных, сидевших здесь в воде, падали железные листы с крыш, головни и бревна берегового обруба, а по временам огонь проносился по самой поверхности воды, заставляя всех нырять головами в воду. Множество трупов вытащено из этого залива в следующие дни.

Не лучшая судьба ожидала и тех, которые спасались на барки и плоты, стоявшие у пристани. Барки загорались и, отрываясь от берега, попадали в страшную бурю на Енисее, по правому берегу которого образовалась в этот день целая гряда гальки, выброшенной прибоем волн. Общее число погибших людей до сих пор трудно с точностью определить. В известность приведены 80 или 90 трупов, поднятых на улицах и вытащенных из воды, но сколько людей должно было исчезнуть бесследно в огне и воде, сколько смертей осталось еще незаявленных полицейским порядком?—

Материальные убытки, разумеется, громадные, тоже не скоро еще приведутся в известность. Полсотни каменных зданий и тысяча деревянных, склады хлеба и товаров не только для города, но и для двух систем золотых промыслов, и, наконец, все имущество жителей города, одного из самых зажиточных в Сибири, все это вместе взятое стоило десятка миллионов. Горько припоминаются рядом с этой цифрой несчастные 6000 отвергнутой сметы!

Тяжело отзовется на здешних делах гибель общественного банка, архивов всех присутственных мест и золотопромышленных контор. Зажиточный класс жителей переселился теперь в другие города, а 600 семейств бедняков остаются пока на попечении комитета, раздающего пособия.

Единственная удачная попытка борьбы с огнем в самый разгар пожара, происходила у дома золотопромышленника И. А. Григорова. Через улицу от него горел на берегу часто застроенный квартал, а дом этот дымился и готов был вспыхнуть, когда хозяину пришла счастливая мысль привести в движение растерявшуюся толпу обещанием 3000 р. награды, если дом отстоят. Благодаря энергической работе и близости воды, этот дом (из лучших в городе) был спасен, хотя фасад его почернел от жару.

На этом, однако, не кончилось бедствие Енисейска за прошлую осень. 16 сентября вдруг налетел сюда густой дым какого-то громадного лесного пожара, принесенный за несколько сот верст тем же роковым юго-западным ветром. В самом деле, это было явление необыкновенное даже для сибиряков, привыкших к дыму лесных пожаров. В северной и южной системах приисков, и в селах по дороге к Красноярску, все население было в тревоге и готовилось бежать. Напуганные же Енисейцы бежали из остатков города, ожидая чего-то вроде светопреставления, особенно когда заходящее солнце придало небу ярко багровый колорит, обнявший весь горизонт на манер пожарного зарева. На следующий день дым рассеялся и все возвратились восвояси.

Не так благополучно кончилась новая тревога ночью 2-го октября, когда в у целейшей части города выгорело опять 24 дома и магазины Туруханского пароходства. Вслед затем еще два случая пожаров, хотя и маловажных довели тревогу населения до последней крайности. Каждый искал и находил объяснение беды по-своему; толки о поджигателях, о пророчествах юродивого Никитки и другие в том же роде, вдруг прекратились вместе с пожарными тревогами, когда администрации деятельно принялась выпроваживать из остатков города бродячую толпу всякого приискового люда, привыкшего пропиваться в Енисейске осенью, по выходе с приисков.

Когда таким образом удалили отсюда несколько сот людей, не имевших определенного занятия, то уменьшилось и пьянство в городе, и скученность населения, в которых, как видно, и крылась настоящая причина октябрьских тревог, потому что, с изгнанием этих временных гостей, настала тишина и спокойстви. Помимо пожертвований, Высочайше дарованных енисейским погорельцам,—Государь Император дал еще 3000 руб. лицам духовного ведомства, пострадавшим от пожара. Петербургское купеческое общество, с своей стороны, передало чрез министра Внутренних Дел, гор. Енисейску 1000 р.

И.М.

Всемирная иллюстрация, № 55 (17 янв. 1870 г.)