По материалам журнала "Нива" за 2 декабря 1917 г.

Две революции

Очерк профессора Н. И. Кареева

Профессор Николай Иванович Кареев, автор "Истории Великой Французской Революции", которая будет приложена к „Ниве" 1918 года.

Две революции, о которых идет речь, это—революции французская 1789 года и русская 1917 года. Первую называют „великою" и после них было еще три сравнительно малых: июльская 1830 года, февральская 1848 и сентябрьская 1870, да и нашей большой революции предшествовала относительно малая, бывшая в 1905 году.

За сто двадцать восемь лет, протекших с 1789 по 1917 год, и в других странах был целый ряд революций: в Испании, в королевстве Неаполитанском, в Португалии в 1820 году; затем после „июльской" во Франции в 1830 году были революции в Бельгии, в кое-каких мелких государствах Германии и в русской Польше; в 1848 году, кроме „февральской" революции, были еще „мартовские" во второстепенных государствах Германии, а также в Австрийской империи и в Пруссии, равно как во всей Италии и т. д. Последующими из этого ряда революций были, уже в начале XX века, революции в Португалии и в странах не европейской культуры: в Турции, в Персии, в Китае.

Французская революции 1789 года и русская 1917 года не стоят, значит, одиноко. Нужно еще прибавить, что французская революция сама вызвала в конце XVIII века ряд более мелких революций в соседних странах, где тоже, как и в самой Франции, на время устанавливались республики. Одним словом, история новейшего времени знает довольно длинный ряд больших и малых революций, а когда у нас есть для наблюдения большое количество однородных явлений, мы можем их сравнивать между собою, находить между ними черты сходства или черты различия и делать относительно их общие выводы. Конечно, это - тема обширная, которую, как следует, можно было бы разработать только в большой книге. В настоящем очерке мы ограничимся двумя Великими революциями,—французской 1789 г. и нашей нынешней.

Во Франции до конца XVIII века и в России до начала XX существовала неограниченная монархическая власть. В одном случае мы ее называем абсолютной, в другом—самодержавием, но существо дела от итого не меняется. Абсолютная монархия была полным устранением подданных от участия, чрез своих представителей, в государственных делах и в управлении государством только при помощи бюрократии, чиновничества. Правительство при этом, не желая поступиться своим всесилием, ревниво оберегало все, что только прямо или косвенно было ему выгодно, и вообще охраняло установленные отношения. Если оно и предпринимало реформы, то боялось доводить их до конца, брало назад сделанные уступки, вступало на путь реакции, находя сочувствие и поддержку в тех сословиях, которые пользовались всякими привилегиями. Это были главным образом дворянство и духовенство.

Между тем общество, нация, перерастали те рамки, какие на них налагало самодержавие, и наступал момент, когда эти оковы разрывались. В истории часто одни формы правления переходили в другие постепенно, путем эволюции, но свойством абсолютизма было везде то, что конец ему полагала революция. Так было во Франции, так началось и в России.

В обеих странах сделана была попытка сохранения монархии, но ограниченной народным представительством, - конституционной. Во Франции она продолжалась три года, с 1789 по 1792 г., в России тоже была введена конституция в 1906 г., но также не была продолжительною. В обеих странах главною причиною падения конституционной монархии было неискреннее отношение государей к новому порядку вещей. Им и окружающим их не хотелось расставаться с властью: они смотрели на свои обещания, как на вынужденные, а потому и необязательные для себя: они продолжали оберегать из старого строя все, что только готово было стать на их сторону. Поэтому вместо того, чтобы заботиться об упрочении нового строя, они, в сущности, его расшатывали и тем сами рыли под собою яму. Притом для них не существовало уроков истории. Людовика XVI ничему не научил пример Карла I английского, и у нас тоже из примера Людовика XVI  не извлекли надлежащего урока

Перевороты 10-го августа 1792 г. во Франции и тот, который произошел у нас в начале марта 1917 года, сокрушили в обеих странах монархию, и обе превратились в республику. В обоих случаях на защиту старого строя не выступил никто: сторонники его оказались бессильными и попрятались. Теперь власть должна была перейти к народу, которому и надлежало создать новую власть. За организацию ее в обеих странах взялись те, которые уже ранее были в душе республиканцами или сделались таковыми после переворота. Во Франции 1792—1793 годов повторилось то, что было в Англии сороковых годов XVII века. Там, именно в борьбе с Карлом I все были единодушны, но потом разделились на партии приверженцев старой конституции и желавших внести в нее радикальные изменения, и когда последняя победила, то и в ней произошел раскол между конституционными монархистами и республиканцами, да и среди последних явились более крайние, которые были недовольны формою установившейся в стране республики.

Политическое развитие шло от более умеренных к более крайним, и дело доходило до междоусобия. То же мы видим и во Франции, где конституционалистов сменили республиканцы, сами разделившиеся (на жирондистов и монтаньяров или якобинцев) и вступившие в борьбу, в которой победили более крайние. Россия тоже не избежала этого пути.

И во Франции и в России борьба шла не только за власть, но и за свободу, притом не только за свободу общественную, но и за личную. Абсолютная монархия не допускала ни полной религиозной свободы, ни свободы слова, печати, собраний, союзов и не признавала личной неприкосновенности, пользуясь произвольными арестами, чрезвычайными судами и т. п. для борьбы с „крамолой". Французская революция провозгласила права человека и гражданина в торжественной декларации, существенное содержание которой входило потом во все конституция и самой Франции и других стран, не исключая и России, где мы находим это и в манифесте 17-го октября 1905 года и в основных законах 1906 года.

Но одно дело провозгласить, обещать, другое—осуществить, исполнить. Во Франции старое правительство было бессильно, чтобы самому нарушать свободу граждан, но у нас обещания манифеста оставались не исполнившимися почти двенадцать лет. С другой стороны, исполнялись ли они новою, революционною властью? Если мы обратимся к истории французской революции, то увидим, что в борьбе за власть здесь стали прибегать к тем же средствам и способам, которыми пользовалась и старая монархия.

В новом часто возрождается старое, ибо сильны привычки, слишком устойчивы нравы. Их тоже нужно иметь в виду. Свобода не дается народам сразу не только в смысле ея завоевания, но и в другом смысле - умения пользоваться ею. Абсолютная монархия, угнетавшая свободу, не могла воспитывать подданных в свободе и к свободе. Свобода, как и царство Божие, должна быть внутри нас, в наших мыслях и чувствах, в привычках и в нравах, и сопровождаться уважением к чужой свободе. Свободный человек не своевольствует, не насильничает, чего многие забывали или не знали во Франции, как не хотят иные знать и у нас. Фактическое подавление свободы у французов одной из республиканских партий подготовило то событие, которое в 1799 году передало власть в руки одного, — опасность, которой во что бы то ни стало нужно избежать России, как этого в середине XVII века избежала Англия после кратковременного властвования военного вождя Кромвеля.

Перейдем к другой стороне обеих революций.

Абсолютная монархия во Франции, как и самодержавие в России, одинаково охраняли сословный строй общества, который уже разрушался самою жизнью. Нация делилась во Франции на отдельные сословия: духовенство, дворянство и так называемое третье сословие, т.-е. всех остальных. Первые два сословия были привилегированными, т.-е. пользовались особыми правами и преимуществами по отношению к занятию должностей, по подсудности, по отношению к платежу налогов. Между тем во французской политической литературе XVIII века была очень популярна идея „естественного права", по которому все люди рождаются свободными и равными в правах.

Революция взялась осуществить и эту идею. Она провозгласила равенство всех перед общими законами, отменила все привилегии, упразднила деление нации на сословия, уничтожила всякие титулы и звания, иначе говоря, демократизировала общество, признав только одно звание  - граждан. Нужно сказать, что это было самое прочное приобретение революции, которое и взялся оберегать новый владыка Франции, Наполеон, лишивший ее свободы.

Развитие русской революции идет в том же направлении гражданского равноправия. Почва для него была расчищена в эпоху "великих реформ" Александра II, но эти реформы остановились на полдороге, и сословный строй сохранился в России 1917 года, подобно тому, как он существовал и во Франции перед 1789 годом.

От гражданского равноправия нужно отличать политическое. Французские государственные чины, созванные в 1789 году и начавшие революцию, когда превратились в национальное собрание, были представительством отдельных сословий. Но и тогда, когда была принята мысль об единой бессословной нации, в конституции 1791 года право выбирать народных представителей дано было не всему населению, а только одной его части, обладавшей некоторым, хотя и очень незначительным цензом, указывавшим на известную материальную обеспеченность. После крушения монархии в августе 1792 года во Франции было введено всеобщее избирательное право, бывшее осуществлением идеи и политического (не только гражданского) равенства.

У нас основные законы 1906 года с дополнившим их распоряжением власти о новых условиях выборов в 1907 году создали Государственную Думу на началах сословности и имущественного ценза, но революция 1917 года провозгласила всеобщее избирательное право, т.-е. политическое равноправие, распространив его и на женщин. Всеобщее избирательное право просуществовало до конца революции, но потом не возобновлялось до революции 1848 года. Население сначала еще не дорожило им так, как гражданским равноправием, и политическое равенство на долгое время постигла участь свободы.

Народные массы во Франции мало понимали в чисто-политических вопросах и больше дорожили улучшением своего экономического быта. Крестьянство стремилось освободиться от так называемых феодальных нрав, рабочие — от цеховых стеснений, но это были совсем другие вопросы, не похожие на те аграрный и рабочий вопросы, которые были поставлены перед русскою жизнью. Сходство между Францией и Россией здесь разве только в том, что в обеих странах народные массы охотно шли за теми, кто обещал удовлетворить их социальные требования. Сначала во Франции шли за революционерами, как пошли потом за Наполеоном.

В обеих революциях важное значение получил вопрос о войне. Здесь мы видим разницу. Во-первых, война Франции с теми же Австрией и Пруссией, что и у России, началась только через три года после начала революции, а в России, наоборот, революция началась на третьем году войны. Во-вторых, во Франции население проявило величайшую энергию, и чем партия была „левее", тем более она стояла за войну до конца. Мы знаем, что у нас наблюдается противоположное. В этом одно из главнейших отличий русской революции от французский.

Равным образом, главные представители революционной идеи во Франции были сторонниками "единой" и нераздельной республики, и страстно боролись с тем, что называли „федерализмом". Почему возникла такая разница, об этом было бы долго распространяться, но для понимания вообще различий, существующих между обеими революциями, нужно иметь в виду, что, не будучи исключительно политическою, Французская революция еще не знала того фактора, который обязан своим происхождением XIX веку п впервые проявился в своем действии только в революцию 1848 года. Я имею в виду здесь социализм, как особое выработанное учение и как организацию особых партий.

Французская революция находилась в своем восходящем развитии пять лет. т.-е. до 1794 года, а с этого года пошла на убыль, пока не докатилась до военного переворота Наполеона Бонапарта, будущего императора французов и их неограниченного владыки. В природе, говорят, нет двух листьев одной и той же древесной породы, которые были бы во всем тожественны. Тем менее можно говорить, чтобы одна революция повторяла собою другую. В каждой все индивидуально, все идет по-своему, хотя бы отдельные стороны и отдельные моменты напрашивались сами на сравнение. Но сравнение своего с чужим даже по отношению к несходствам помогает лучше понимать свое. Нам не по одной исторической любознательности полезно и важно быть знакомыми с историей европейских революций, начиная с великой французской, ибо мы переживаем по-своему многое такое, что уже переживалось другими народами.

Исторический опыт дело важное. Ошибки монархов, свергавшихся с престолов или вообще постигавшихся революциями, заключались в том, что они не хотели учиться из исторического опыта. Но ту же ошибку делают и народы и политические деятели революции, когда не обращаются к историческому опыту. Погибали монархи, но погибали и революции.

Так погибла великая французская революция, ославившая себя междоусобием и сделавшаяся предметом насилия со стороны военного деспота. И вторая республика во Франции, учрежденная в 1848 году, была вскоре уничтожена другим Наполеоном, племянником первого. В этом смысле история Франции со времени великой революции очень поучительна.

На своей родине эта революции тщательно изучается отдельными учеными, целыми обществами ученых. По ее истории существует целая литература, из которой много переведено по-русски. У нас революция 1917 года также делается предметом изучения, собирания материалов, подведения итогов, обсуждения событий, но современникам трудно изучать настоящее с тем же беспристрастием и бесстрастием, какого требует от историка наука. И особенно трудно безошибочно предсказать события, быть пророком.

История—зеркало, которое, хорошо ли, дурно ли, но все-таки отражает прошлое, будучи же обращено к будущему, затуманивается и перестает быть зеркалом.

Но прошлое тем не менее может служить будущему, научая того, кто хочет научиться, избегать ошибок и тем самым находить верные пути к осуществлению истины и справедливости.