Берлин, 31 марта.
Последний день
Сегодня истекает срок, указанный в заявлении французского верховного комиссара в Константинополе для ликвидации русской армии и русских беженцев. Если французское правительство останется при своем решении, с завтрашнего дня наступит то катастрофическое положение, о котором предупредил ген. Пеллэ: снабжение армии и беженцев продовольствием прекратится. А так как и армия, и беженцы все еще там, в турецких и греческих лагерях, и кормить их некому и не на что, то выполнение возвещенного 14 марта решения обречет их либо на терпеливое ожидание голодной смерти, либо на какую-нибудь кошмарную форму голодного бунта, ускоряющего конец.
Знаменитый соотечественник генерала Пеллэ где-то обронил циничный афоризм: если бы стоило только надавить кнопку, чтобы отправить на тот свет сотню тысяч живущих от нас за тридевять земель китайцев, и если бы это нам понадобилось, мы бы, пожалуй, не очень долго колебались.
Во времена Вольтера такая психика могла казаться понятной, от нее не коробило. И теперь, быть может, она возникает у вершителей европейских судеб, посвящающих четверть часа своего драгоценного времени на то, чтобы с неохотой и отвращением подумать над проблемой: как быть с сотней тысяч русских, так некстати затесавшихся в новые комбинации? — И будь у них под рукой такая благодетельная кнопка, кто может поручиться, не пожали ли бы они ее? Принятый всерьез «ультиматум», переданный через ген. Пеллаэ сродни этой кнопке.
Но именно потому нравственное чувство, да и элементарный политический смысл не могут принять его всерьез. Совершенно очевидно, что «предупреждение» пока что, останется на бумаге. Но столь же очевидно, что если не случится чего-нибудь совершенно неожиданного, дни армии Врангеля сочтены. Один в поле — не воин, а Врангель оказался именно в таком безотрадном одиночестве.
Причины этого одиночества отчасти связаны с международной политической конъюнктурой теперешнего момента. Волей неволей Франции приходится выполнять общую программу. Поддержка русской антибольшевистской военной силы этой программе решительно противоречит. Сейчас из Лондона дан другой пароль, и московские «способные» люди возведены на пьедестал. Всякая попытка продолжать с ними борьбу уже заранее заклеймлена презрительным названием «авантюра». Пусть русский народ сам устраивает свою судьбу и восстанавливает свое благополучие, торгуя с Англией.
Дни Колчака и Деникина прошли безвозвратно. Такова суть положения. Оно не зависит ни от большей или меньшей демократичности теперешнего главы русской армии, ни от реакционности или радикализма его целей и задач. Острие направлено против самого принципа активной борьбы. И — для Европы — Врангель одинок, как раз потому, что он один, возглавляя, остатки своей армии, еще символизирует эту борьбу.
Казалось бы,—с точки зрения здорового национального чувства, элементарного патриотизма, — именно это сознание должно было сплотить русских людей, объединить их вокруг последнего символа русской государственной идеи. Ибо, как бы бешено ни нападали на Врангеля, какие бы — действительные, или мнимые, или преувеличенные недостатки и ошибки ни находили в его политике, в выборе им сотрудников, в тех или других его выступлениях, только тупые фанатики в эс-эр.-овском стиле могли отрицать, что Врангель и его армия хотели вести борьбу во имя восстановления русской государственности. Признать этот факт не значит венчать Врангеля ореолом, а только воздать ему должное.
К несчастью, «русская общественность», в лице партии с.-р. и парижских кадетов, — разошедшихся в этом вопросе со всеми другими группами К.-Д. и своей тактикой побудивших И. И. Петрункевича к его демонстративному отказу от звания почетного председателя парижской группы — эта «общественность» стала против Врангеля и тем самым — против армии, ибо, вопреки утверждениям его врагов, Врангель до конца сохранил свой авторитет в армии.
Что он сохранил и самую армию — это вынуждены признать и его враги. Как сообщила французская печать, сами французские военные власти не нашли возможным принять предложение Врангеля— сложить с себя власть, понимая, что в результате получился бы хаос. Для всего этого «русская общественность» оказалась глухой и слепой.
Возложив все свои надежды на «матроса из города Кронштадта», она пальцем не двинула, чтобы морально поддержать «белого генерала», — мало того, она сознательно его топила и добивала, резолюциями Совещания Учр. Собр. и упорной газетной кампанией.
С глубокой грустью приходится признать, что отныне раскрыта пропасть между представителями этой общественности и патриотически настроенными широкими кругами русского общества.
Руль. - Берлин, 1921 № 112, 1 апреля (19 марта)
Судьба Крымской армии
(От собственного корреспондента)
Париж, 1. IV.
Земско-городской комитат обратился к Бриану с письмом. в котором высказывается блогодарность за оказание поддержки крымским беженцам. Вместе с тем письмо излагает нынешнее положение.
Признавая, что нельзя требовать от Франции бесконечного продления снабжения крымской армии продовольствием, комитет подчеркивает, что условия, поставленные Врангелю военными представителями Франции в Константинополе, неосуществимы и не соответствуют требованиям гуманности.
В письме земско-городского комитета говорится:
«Когда приходится решать вопрос, вернуться ли в Россию или умереть с голоду, многие предпочтут первый выход. Однако, реэвакуация под таким давлением не может входить в намерения францусского правительства, ибо она несовместима с достоинством Франции».
Земско-городской комитет допускает перевозку крымских беженцев в колонии, но при этом должны быть даны гарантии в том, что беженцы не будут стеснены в своей свободе и что они не подвергнутся эксплуатации.
Во всяком случае понадобятся еще крупные денежные ассигновки. Для поддержки крымских беженцев Франция предприняла шаги для разрешения этого вопроса на международном базисе.
***
(От собственного корреспондента)
Париж. 31. III.
Во время переговоров с представителями держав ген. Врангель стремился опровергнуть утверждение, будто сохранение русских лагерей нарушает нейтралитет Турции и Греции. Врангель напомнил, что Севрский договор еще не ратифицирован и что неприятельскин действия еще продолжатся. Поэтому союзники имеют право допустить существование русской армии на турецкой и греческой территории. Ее расформирование было-бы невознаградимой потерей для будущей России.
Эту мысль генерал Врангель подробно развивает в опубликованном сегодня здесь обращении к народам и правительствам иностранных государств и к Лиге наций. Врангель заявляет в этом обращении, что необходимо сохранить дисциплинированные элементы эвакуированной из Крыма армии не только для продолжения борьбы с большевизмом, но также и для сохранения организованной силы, которая понадобится России, когда большевизм падет, и когда на смену ему явится невероятный хаос.
Все народы заинтересованы в ускорении восстановления и умиротворения России и в сохранении сил, без которых выполнение этой задачи первостепенного жизненного значения затянется на долгое время.
Французское правительство будет продолжать поддержку крымских беженцев. Снабжение русских лагерей продовольствием будет производиться и далее во все время продолжения переговоров, необходимых для разрешения этого вопроса.
Руль. - Берлин, 1921 № 113, 2 апреля (20 марта)
Судьба армии Врангеля
(От собственного корреспондента)
Париж, 1. IV.
Предложение отправить половину армии Врангеля в Юго-Славию, а другую в Венгрию, получило одобрение парижских политических кругов лишь в первой своей половине. К отправлению Врангелевских войск в Юго-Славию препятствий не встречается. Они усиляют там русские войска, уже находящиеся на территории Юго-Славии, и сохранят военную организацию.
Францусское правительство готово предоставить на перевозку и устройство войск на новом месте известные кредиты. Оно однако не считает возможным допустить перевод крымским войск в Венгрию, так как правительства Югославии, Румынии и Чехо-Словакии опасаются, что крымские войска могут усилить венгерскую армию.
Руль. - Берлин, 1921 № 114, 3 апреля (21 марта)
| 