Декрет о печати
27 октября (9 ноября) 1917 г.
В тяжкий решительный час переворота и дней, непосредственно за ним следующих, Временный революционный комитет вынужден был предпринять целый ряд мер против контрреволюционной печати разных оттенков.
Немедленно со всех сторон поднялись крики о том, что новая социалистическая власть нарушила, таким образом, основной принцип своей программы, посягнув на свободу печати.
Рабочее и Крестьянское правительство обращает внимание населения на то, что в нашем обществе за этой либеральной ширмой фактически скрывается свобода для имущих классов, захватив в свои руки львиную долю всей прессы, невозбранно отравлять умы и вносить смуту в сознание масс.
Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага в то время, как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы. Вот почему и были приняты временные и экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса.
Как только новый порядок упрочится, – всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону.
Считаясь, однако, с тем, что стеснение печати, даже в критические моменты, допустимо только в пределах абсолютно необходимых, Совет Народных Комиссаров постановляет:
Общее положение о печати
1) Закрытию подлежат лишь органы прессы:
1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству;
2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов;
3) призывающие к деяниям явно преступного, т.е. уголовно наказуемого характера.
2) Запрещения органов прессы, временные или постоянные, проводятся лишь по постановлению Совета Народных Комиссаров.
3) Настоящее положение имеет временный характер и будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий общественной жизни.
Председатель Совета Народных Комиссаров
Владимир Ульянов-Ленин.
Хуже Столыпина
Режим большевистской диктатуры уже дал свои декреты-указы.
Один из таких указов о печати подписанный Лениным может заставить перевернуться в гробу давно почившего Столыпина от зависти.
От зависти—потому что где ему, испытанному гонителю свободного слова —царскому опричнику—угнаться за Лениным.
Большевики, приближаясь к власти и становясь у нее, вспомнили совет Скалозуба, „зло в корне пресечь", и просто-напросто закрыли все неугодные им органы печати.
В Питере, когда „Рабочая Газета" посмела свое суждение иметь, рассуждать не по Ленину и отказаться от намордника, который на нее напяливали большевистские квартальные—она была новыми властителями закрыта.
„Новой жизни" органу левых интернационалистов было также предложено пойти под цензурное усмотрение большевистского Скалозуба.
„Дело Народа" орган с. р, и „Известия Сов. Кр. Деп.“—просто закрыты, как неугодные.
Зато выходит „Правда", та самая, которая жаловалась на гонения против нее Керенского, та самая, которая выдвинула лозунг свободы печати, свободной даже от суда.
Покойный Столыпин поощряя черносотенную печать, притеснял либеральную, и совсем запрещал социалистическую—но не мог добиться,- чтобы существовало исключительно одно черносотенное «Русское Знамя", а Ленин вот добился: Газеты закрыты или выходят под цензурой, свободна одна "Правда".
Как свободу печати большевики осуществили в Москве—наш читатель уже знает.
Все эти меры новый ленинский декрет пытается оправдать как "временные" и экстренны" (слог столыпинских временных исключительных положений), и обещает, «что как только новый порядок упрочится—административные действия на печать будут прекращены".
А пока:
«закрытию подлежат органы прессы:
1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству.
2) сеющие смуту путем явно-клеветнического извращения фактов.
3) призывавшие к деяниям, явно преступного, т.-е. уголовно-наказуемого характера".
«Рабочее и крестьянское правительство" Ленинский декрет напрасно здесь упоминает: оно в этих мерах не при чем, да его и нет. И в этом отношении Владимир Ульянов (Ленин) усваивает скверную привычку Николая Романова говорить от имени народа.
А остальные пункты—это добрая старая практика царского самодержавия, только еще с большим произволом.
В свободу печати, которой мы еще недавно пользовались, Ленин вбивает осиновый кол.
Мы возвращаемся к самым мрачным временам царского застенка, когда всякое независимое слово объявлялось "смутой".
Мы не уверены, что завтра—послезавтра, к нам не придут с тем же намордником, что и к "Рабочей газете".
Мы знаем, что нас уже приравнивают к "сеющим смуту". Но мы боролись за свободное слово во времена самодержавия, мы этой борьбы не оставим и в царствование Владимира Ульянова.
И если ленинский декрет нас загонит в подполье—нелегальный станок будет по прежнему отстаивать свободу слова и печати.
Наше слово будет свободно—легальное или нелегальное!
С. Сем-ич.
Вперед, № 198, 2 ноября 1917 г.
Еще по теме
|