Борис Савинков

И Борис Савинков был на Дону. В хмурые дни декабря прошлого года в центре Новочеркасска, но в не видимом с улицы домике—в комнате-бомбоньерке я увидел «кавалергарда от социализма», как зовут Савинкова слева, «убойных» дел мастера», как величают его справа.

Бывший, террорист, удачно избежавший смертной казни, организатор двадцати двух покушений, сидел за маленьким столиком и играл в шахматы с молодым офицером.

Сдвинув упрямые брови, медленно глотая дым из толстой папироски, Савинков двигал фигуры, и мимоходом говорил о политике, о судьбах России.

Свидание было в дни, когда А. М. Каледин только что вернулся с похода на Ростов, в Новочеркасск только что приехал Л. Г. Корнилов, в Новочеркасске же жил М. В. Алексеев. Савинков говорил обо всем.

Осторожно, очень сдержанно говорил о Каледине, о Корнилове, об Алексееве и с улыбкой о Керенском.

Один раз даже в глазах заискрилась улыбка и сбежала упрямая складка морщин над бровями.

— Был я у Керенского военным министром.

Говорил, а затем переводил глаза на шахматную доску и двигал фигуры. Спокойно, выдержанно теснил своего противника, пока тот не сдался.

—Мат королю!

Я смотрел на Бориса Савинкова. И мне Россия казалась в те минуты шахматной доской, на которой он, Савинков, играет с судьбой. И судьба еще ни разу не сказала:    

— Мат Савинкову.

Савинков спокойно двигает фигуры на доске.

— Двадцать два покушения.

— Правая рука Азефа, когда тот был еще революционером без оглядки на охранное отделение.

— Десятки юношей, шедших с бомбами, револьверами на убийства по одному мановению руки Савинкова.

Савинков играет. Осторожно и вдохновенно.

Он—игрок и страстный, но страсть прячется в упрямых складках над бровями, руки не дрожат, мозг работает спокойно.

С ним трудно играть судьбе: он—неуловим. У него в каждой игре—новый план сражения на доске квадратов шахматного поля.

В России революция—Савинков едет в Россию и ставит на Керенского.

Но Керенский—не король.  Савинков раньше других это замечает и ищет другого.

— Лавр Корнилов.

В газете «День» когда-то язвили но адресу Савинкова:

— Он Корнилову подвел «Коня Бледного» вместо коня белого.

На минуту казалось—мат Савинкову, но он парирует удар судьбы.

Начинается перелет на юг. К Каледину едут со всей России. Едет и Савинков.

Одни пробираются потихоньку, на цыпочках от Петрограда до Новочеркасска, другие—переряженные.

Савинков выезжает в Ростов, когда здесь впервые восстала красная гвардия. Садится в широкие сани и едет через большевистский фронт.

Савинков у Каледина.

Кажется—новый король на шахматном поле, но один-два визита и Савинков покидает Новочеркасск.

Снова путь на север и прогулка над пропастью в Москве. Здесь его ищут, за его голову обещана в Кремле награда—Савинков спокойно пьет кофе у клоуна Бома в его кафе на Тверской.

Вскрывается заговор, называют имя Савинкова и генерала Брусилова.

— Новый король на шахматном поле.

Судьба забирает у Савинкова пешку за пешкой, но он не сдается.

Теперь он в кабинете Керенского, едет на Мурман.

Снова ставка на Керенского. Или... на Колчака.

Савинков любит новые имена, Савинков всегда ищет новых людей.

Он—игрок. Но что его влечет к игре? Деньги—их нет у Савинкова. Слава? Но он всем чужой, ибо какой же социалист, отходя ко сну, не молит:

— И избави мя от Савинкова.

Игра ради игры...

Есть, будто у одной звезды такой спутник, который иногда горит ярче звезды и подчас ее затемняет.

Это Савинков.    

Он всегда в спутниках и никогда сам—звезда. Он сопутствует, но не идет самостоятельно.

Теперь он плывет в Россию. На борту английского броненосца он рассматривает фигуры новой шахматной доски, расставляет их по своему и готовится играть.

Море Белое пенится, зловеще шумит.

Савинков морщит брови, но спокойно глядит в глава противнику.

* * *

Сильный, яркий человек, но ведь родина заслуживает иного. С ее поля стоит ли снимать королей, офицеров и пешек для того только, чтобы у Савинкова была хорошая игра.

Виктор Севский.

Донская волна 1918,  № 06