Два мира

Все чаще и чаще появляются признаки новых взглядов на то социальное явление, которое называется большевизмом. Все резче и резче обнаруживается, что мы имеем дело с течением, враждебным не только специально русским, не только даже "буржуазным" культурным началам, а вообще враждебным всему, что до сих пор считалось и считается культурой.

Недаром в поэзии большевистских поэтов появляются, как символ большевиков и их переворота, скифы. Это, действительно, те "гунны", новые орды которых, ждали и призывали на одряхлевший мир некоторые писателя и "буржуазной" эпохи. Эволюция взглядов на большевизм весьма поучительна, поучительна во многих отношениях.

Первоначально "большевики" рисовались, как одно из "демократических" русских течений, немного диких для цивилизованных европейских и заоокеанских наций, но вполне отвечающих особенностям "страны чудес", страны неограниченных возможностей, какой рисовалась взору знатных иностранцев наша родина.

А из этого воззрения вытекало, что бороться с большевизмом—дело внутреннее, чисто русское, и вмешиваться в эту борьбу отнюдь не следует.

Постепенно, однако, это воззрение менялось. Иностранцы поняли, что речь идет о чем-то большем, чем одна из неограниченных русских возможностей. Ореол политической партии с большевистского дела был снят, и о них стали говорить (припомним недавние речи в английском парламенте) как о шайке разбойников, с некоторой брезгливостью, даже.    

Теперь приходится отмечать третью стадию в развитии взглядов на большевизм. Как известно, он вышел в той или иной степени за пределы России и даже за пределы Европы. Мы недавно принуждены были отметить усиление большевистской пропаганды в Америке, где большевики ("анархисты", как говорят другие известия) не ограничились словами, а прибегли к пропаганде действием, в форме рассылки посылок с динамитом разным влиятельным лицам.

Как указывают последние сведения, в Америке теперь устанавливается на большевизм именно тот взгляд, о котором мы говорили в начале нашей статьи. Образовавшийся в Нью-Йорке комитет для борьбы с большевизмом призывает всех американских граждан поддерживать русскую армию в ее борьбе с Троцким и Лениным. На помощь этой армии должен быть направлен весь неиспользованный боевой материал Америки.

Но не эти части воззвания комитета интересуют нас, а обращение к американской федерации труда, "стойко выдерживавшей все атаки анархизма".

Интересно здесь указание на солидарность интересов в борьбе с большевизмом и анархизмом у различных классов населения, обычно считающихся враждебными.

Наша действительность дает в этом отношении ценные указания. Коммунистический переворот, разорив буржуазию, доведя ее до грани нищеты и голодной смерти, обогатил и осчастливил отнюдь не рабочих и беднейших крестьян, именем и для пользы которых он был произведен. Этот наш опыт и учтен, очевидно, американским комитетом и лишним аргументом против крайних учений будет и для американских рабочих.

При всей противоположности, по правде сказать, сильно раздуваемой, интересов „хозяев" и „рабочих"— оба эти класса заинтересованы в одном: чтобы борьба их не разрушила основы, на которой зиждется возможное благосостояние и тех и других. А эта основа дается всей совокупностью современной культуры, не в ее конкретных, единичных проявлениях, которые могут и должны применяться, а в ее основных линиях и тенденциях.    

Большевизм нарушает именно эти основы, не будучи в состоянии предложить взамен ничего жизнеспособного. Дело не в том, что русский опыт не удался в виду малого развития промышленности, неорганизованности рабочего класса и т. д. Можно сказать, что и в иных условиях дело пошло бы также, как оно пошло в России. Русский опыт показал, что ведение предприятий, напр., дело вовсе не такое легкое, что

„хозяин не только играет роль паука, сидящего в своей паутине" со специальным заданием и единственной целью „сосать кровь",

даже в сравнительно убогих условиях русской промышленности его занятия несколько выходят за рамки этой программы.

Именно этим сознанием полярной противоположности современной культуры и того, что несет большевизм, мы и объясняем усиленное в последнее время внимание к нашим делам и заботу о них со стороны наших союзников. Отсюда мы и выводим все крепнущее движение в пользу признания омского правительства: этим создается, вернее, укрепляется аванпост культуры в борьбе с ее противниками.

Мы, разумеется, не относимся скептически к уважению к "источникам бумаги" и исполнению обязательств, о чем снова заявил в английском парламенте Черчилль. Мы хотим только сказать, что параллельно с этими моральными моментами, рука об руку с ними работает и сознание опасности уже не для России только, но для всего мира, которую несет с собой большевизм.

Союзники борются не за русское дело исключительно, не за свое личное дело, и это, конечно, облегчает им их работу. Если трудно было „вмешиваться во внутренние дела", подавлять „демократическое движение", „одну из русских политических партий", то гораздо легче бороться за основы своей же культурной жизни против натиска враждебного ей мира.

Сибирская жизнь 1919 № 119 (14 июня)