По материалам периодической печати за сентябрь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

Банкротство большевизма

В крупных промышленных центрах, после корниловского восстания можно констатировать быстрое полевение пролетарской массы.

Это выражается, главным образом, в том, что в «проблеме о власти» пролетариат как будто бы более и более склоняется к большевистскому лозунгу—долой соглашательство с буржуазией и да здравствует власть революционной демократии!

Можно подумать, что августовское солнце, наконец-то, многообещающе улыбнулось большевикам, и они спешно подновляют свои знамена, так сильно потрепанные их июльским выступлением против революционной демократии.
На самом деле, это не так. Правда, Корнилов вызвал их к жизни, но... не тот большевик стал: выветриваются его яркие речи, неуверенно звучат знакомые призывы.

В начале революция и, особенно, на переломе ее, в июле, агитация большевиков за передачу всей власти в руки революционной демократии в лице Советов была строго определенной и ясной; они видели в этом спасение революции, и завершением их борьбы против «соглашательства» с буржуазией, против «министров-капиталистов» была июльская попытка с оружием в руках заставить советское большинство взять власть. Но вот теперь они сами становятся «большинством», принцип «соглашательства» почти потерпел полное крушение—и что же мы видим?

Думает ли сентябрьское большинство о мирном осуществлении вооруженных домогательств июльского меньшинства?

К удивлению, этого не происходит. Мы слышим лишь старые слова, в которые плохо верят сами произносящие их.
Больше того, большевики определенно чувствуют себя смущенными, и их лидеры создают новую теорию конструкции власти—теорию компромисса (так и говорят—компромисса, а не соглашательства).

Ленин в «Рабочем Пути» скромно констатирует, что «большевики, не претендуя на участие в Правительстве, готовы предоставить всю власть «блоку мелкой буржуазии»—эсерам и меньшевикам: «исключительно ответственную перед Советами, при передаче в руки советов всей власти и на местах».

Таким образом, сентябрьские большевики великодушно предоставляют «мелкой буржуазии» всю черную и ответственную работу власти, себе же отводят удобную роль контролеров. Именно себе, так как они рассчитывают на «полевение» массы и преобладание большевизма в советах.

Это остроумное построение дает право с несомненностью установить крушение всей принципиальной позиции большевизма. Они смущены самой возможностью участвовать в составе правительства, о чем так упорно и настойчиво забивали головы пролетарской массе. Этого, в сущности, мы и ожидали, это мы предсказывали, история нашей революции, наконец, дает наглядный урок массам, как надо осторожно относиться к громким и хлестким фразам и призывам большевиков, она показывает всю ту пустоту и бессодержательность, которая за ними кроется.

Сами большевики, наконец-то, поняли, что есть большая разница между разговорами о власти и их осуществлением. Они поняли, что советское правительство погибло бы под тяжестью противоречий между классовым характером его программы и необходимостью осуществлять внеклассовую политику. Поэтому они так охотно и предоставляют места «мелкой буржуазии».

Но... за этим благородным жестом, в сущности, кроется полное банкротство большевизма, не смеющего пойти дальше громких фраз и июльского нападения на революционную демократию. И пусть они не прикрывают своей политической наготы новыми измышлениями. Жизнь требует ясного и определенного дела, и социалистическая партия не имеет права уклоняться от обязанностей, раз она затребовала себе максимум прав. Большевики это делают, прикрываясь слишком прозрачной фразеологией о соглашательстве с «мелкой буржуазией».

Мы не хотим заставить большевиков войти в состав правительства, на радость контрреволюции; мы знаем, что это был бы лучший способ раз и навсегда ликвидировать и самый большевизм, чего не могут отрицать и сами большевики.

Мы лишь констатируем, что современный трагизм большевизма дает нам право толковать полевение революционной демократии, как признак эмансипации ее от большевизма. Несомненно, оно вызвано развивающейся разрухой и осложняющимся положением пролетариата; но оно создано, главным образом, тем подъемом, который так естественен после торжества революционной демократии над контрреволюцией.

И такое полевение—явление здоровое: оно-то именно и обеспечит правильное разрешение всех вопросов политического и экономического порядка на предстоящем совещании в соответствии с истинными интересами революции и революционной демократии.

Оно-то именно и вскрывает окончательно тот опасный путь, на который призывали революционную демократию большевики, и на который она больше не пойдет.

Дело народа 1917, № 150 (9 сент.)

Большевизм в эти дни

Со страниц газет не сходит слово «большевик». Это слово склоняется по всем падежам. «Большевики» готовятся. Усиление «большевиков». «Большевиками» пугают.

Больше всего пугают. Ибо, поистине «большевики»— это пугало наших дней.

Как маленьких детей пугают «букой», так оробевшего, впавшего в детскую трусость обывателя буржуазия путает теперь большевизмом. Большевизм,—кричат буржуазные газеты,—вот от чего погибнет, несомненно, Россия, а главное— буржуазия. Кричат и с трепетом ждут «второго пришествия» где-то спрятанного Ленина, пришествия на этот раз «в силе и славе своей» грозно судити всем праведным и неправедным...

Впрочем, если правду сказать, так искренно боится этого пришествия всякая там мошкара буржуазная, обыватель. Магнаты капитала и буржуазии прикидываются только боящимися. Иные из них даже ждут-не-дождутся этого пришествия, справедливо полагая, что только тогда имеет все шансы восторжествовать их магнатская контрреволюционность.

Кто же сейчас, в изображений буржуазии, эти бесчисленные большевики? Месяца три назад «большевиками» были ленинцы. Потом к этому же сословию оказались принадлежащими все циммервальдцы. Им на смену
явились «поджигатель» Чернов с друзьями. И они были сопричтены большевизму. Затем очередь настала вообще за интернационалистами. А ныне к большевистскому лику причисляются вообще все последовательные сторонники революционного социализма, защитники революции и ее достижений, все, кто предан революционной демократии и кто считает задачей момента резко отграничить себя от контрреволюционного мирка. Не даром, когда Корнилов «в поход собрался» на Петроград, он горел желанием разбить гидру большевизма, свившую себе гнездо в самом Временном Правительстве!

Если под большевизмом разуметь последовательный революционизм, идущий до конца в защите революции и народных революционных достижений и идеалов,— то правы «Речь», «Русская Воля» и другая буржуазная пресса: такой «большевизм» сильно развился за последнее время и очень дает о себе знать.

В этом смысле и мы «большевики». Только все-таки, что касается самого названия, то мы хотели бы его возвратить по принадлежности.

Не потому, что мы хотели бы сейчас нарочно ссориться с большевиками ленинского толка, нет—задачи момента требуют, казалось бы, как никогда более, единства всех революционных сил, единства всего революционного фронта. Но потому мы чувствуем и сейчас потребность отграничить себя от большевиков, что нам кажется поистине опасным для революции и социализма тот «бред сумасшедшего», который исходит - взять хотя бы «Рабочий Путь» этих дней— из уст Зиновьева и тех, кто с ним.

Шутка ли сказать: даже Ленин оказался левее Зиновьева! Ленин— сторонник компромисса. Зиновьев—не преувеличивая—призывает просто хватать за горло «всех буржуев». С такими демагогами возможна только борьба.

Пусть некоторые пункты большевистской «критики» политического режима современности неотразимы. Но посмотрите, в какую оболочку облекают они эти очевидные истины! Сколько бессмысленных преувеличений, ядовитой лжи, какого-то поистине суздальского, до абсурда упрощенного отношения к действительности, к небывало сложным проблемам текущего дня!

Хозяйственная разруха? Дается рецепт: контроль рабочих над производством.

Финансы? Отнять у буржуазии ее капиталы.

С.-ры? О, о них уже давно дан краткий приговор: изменники социализму.

Керенский? О нем уже и говорить нечего; изменник революции, самовластный тиран, от которого давно надо освободить страну.

И сквозь очки этой безудержной демагогии заставляет смотреть рабочих столицы. И на низких инстинктах толпы, всегда склонной к упрощенному отношению к событиям и фактам, к скороспелым и прямолинейным выводам, играют ленинцы, даже сейчас сознательно и намеренно раскалывая лагерь революционной демократии и в осуществлении этой своей задача так трогательно сходясь с агитацией раскола, идущей справа. Повторяем: борьба с большевизмом продолжала и продолжает оставаться нашим долгом, нашей обязанностью. И интенсивность, настойчивость этой борьбы, скажем прямо, всецело зависит от самих большевиков, от их поразительного упорства в стремлении быть авантюристами в лагере революционной демократии.

Но борьба не вашими, буржуазия, излюбленными методами, а борьба идейная. И мы убеждены, что такая борьба даст в самом же скором времени благоприятные результаты. Но условия настоящего момента—надо прямо это признать — неблагоприятны для этой борьбы.

Ибо все эти репрессии, клевета, бесчестные и вздорные обвинения в измене, аресты, обвинения, от которых приходится потом отказываться, травля—все это окружило большевиков ореолом среди широких масс рабочего населения. Все это создало большевикам, в глазах трудового населения, не худую, а добрую славу,—и за все это расплачиваемся теперь мы, с.-ры.

Большевизм, в тесном смысле этого слова, усилился. Это вне сомнений. Он усилился не так, как это хочет изобразить буржуазная пресса. Он усилился, не подчинив себе, конечно, с.-р. и меньшевиков, но поглотив собою все революционные элементы. Он усилился численно за счет с.-р. и меньшевистских трудовых масс.

Но зато факт его усиления несомненен. Петроградский пролетариат теперь почти сплошь идет за большевиками: выборы в Петрограде показали это. Около 200.000 голосов — это не шутка, это показательно.

Но вот провинция, как раз последние дни принесли известия о победах большевиков на выборах в Ревеле, Царицыне, Орехове-Зуеве, Иванове-Вознесенске, Твери и др. городах. Победы эти нельзя назвать иначе, как блестящими, ибо большевики в несколько раз возобладали тут над с.-р. и меньшевиками, вместе взятыми. Это—рабочие. Но вот выборы в уездное земство в Московском уезде, земские выборы в некоторых волостях Пермской губернии. И везде неожиданный успех большевиков, успех, ибо, если большевики, никогда никакой опоры в крестьянстве не имевшие, получают все же 1/3 мест—этого нельзя не назвать успехом.

Мы равнодушны к большевикам. Но мы не можем быть равнодушными к рабочему классу.

Мы не можем оставлять его дольше во власти тех демагогических бредовых идей, которые, пользуясь благоприятной обстановкой, навязали ему большевики.

И к этой благоприятной обстановке должна быть отнесена не только травля большевиков, так способствовавшая их успеху. Нет, настала пора прямо сказать: этому успеху способствовала и способствует антидемократическая политика власти последнего времени. Никогда, за все время революции не было дано в руки большевиков столько горючего неотразимого материала для агитации Правительства и партий, его поддерживающих, как за эти последние две недели.

Мы говорим о «личном усмотрении», но в рабочих кругах давно уже прямо и открыто, как о чем-то решенном, говорят о диктатуре. Там говорят о борьбе за мир, которая стараниями Терещенки давно стала уже пустым звуком, трупом, который «смердит»...

Там говорят о смертной казни и указывают на то, что без всяких казней оказали геройское сопротивление под Ригой, а сейчас даже наступают. Там говорят о возмутительных назначениях последнего времени. Там говорят об Алексееве, Пальчинском, Багратионе, Савинкове, Корнилове, там говорят о многом, против чего мы, по совести, возразить ничего не можем.

С большевизмом нужно бороться. Недавно еще рабочие массы были с нами. Они должны быть с нами и тем укрепить положение революции. Но, чтобы борьба за влияние над этими массами была успешна, необходимы благоприятные условия. Но их не будет, пока власть не сознает своих ошибок, пока не будет создана истинная демократическая народная власть, идущая в ногу с массами по пути революционного творчества, осуществляющая фактически программу революции и защищающая ее вне и внутри.

Н. СВЯТИЦКИЙ.

Дело народа 1917, № 152 (12 сент.).

„Необычное собрание"

В истории революционного Петрограда день 9-го сентября будет отмечен, как поворотный пункт. В этот день Петроградский Совет Р. и С. Депутатов за шесть месяцев своего существования впервые высказался решительно и определенно за политическую линию нашей партии. Партия гонимых и преследуемых, партия международного братства и рабочей революции в этот день впервые получила вотум исключительного доверия рабочих и солдат столицы.

После ряда колебаний и шатаний в продолжение полугодового периода революции, после рискованных опытов соглашений и уступок империалистской буржуазии, после ряда кризисов власти и связанных с ними разочарований, после июльских испытаний и введения смертной казни на фронте, после организованных неудач на фронте и контрреволюционного корниловского восстания, Петроградский Совет нашел, наконец, себя, определенно став на революционный путь.

Очевидно, месяцы жестокой борьбы классов в городе и деревне, схватки рабочих с хозяевами, обостряемые сокращением производства и прямыми локаутами, схватки крестьян с помещиками, обостряемые арестами членов крестьянских комитетов, — очевидно, все это не прошло даром для рабочих и солдат. Они начинают понимать, что:
только покончив с помещиками и капиталистами, — можно будет рассчитывать на спасение революции; только покончив с империалистской войной—можно будет уничтожить разруху и голод; только взяв власть в свои собственные руки, — можно будет разрешить коренные вопросы революции.

Очевидно, голосуя против эсеро-меньшевистского президиума, Совет лишь отразил сдвиг широких народных масс влево, общий уклон рабочих и солдат в сторону разрыва с империалистской буржуазией.

Важны тут, конечно, не только результаты голосования. Важно также не только количество голосовавших (519 против 414). Важно прежде всего то, когда и при каких условиях политического момента голосовал Совет за нашу партию.

Важно то, что Совет отвернулся от меньшевиков и эсеров не в момент торжества революции, не в момент общего опьянения успехом и повального увлечения революционной фразой, — а в момент наступления контрреволюции, когда от революционных партий требуется исключительное напряжение сил, когда слова и обещания партии проверяются на деле, когда партии распознаются в ходе самых схваток.

Важно то, что только после массового опыта полугодовой революционной практики, только после проверки на деле политической линии меньшевиков и эсеров, только после того, как жизнь безжалостно разбила мелкобуржуазные иллюзии соглашательства, — только после этого высказался Совет решительно и определенно за политическую линию нашей партии.

В этом залог прочности доверия, оказанного нашей партии Петроградским Советом.

„Сегодняшнее собрание Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов будет необычным собранием. Ему предстоит сказать перед всей революционной Россией, какова его политическая линия."

Так писали „Известия" 9-го сентября.

Да, заседание Петроградского Совета было действительно „необычным собранием". В этот день это „необычное собрание" громогласно сказало „перед всей революционной Россией", что

Петроградский Совет Р. и С. Депутатов не доверяет больше меньшевикам и эсерам, что отныне политической линией Совета будет линия партии большевиков.

Еще по теме