ВСЕ ЭТО ЛЮБЯТ

—    «Послушайте, теперь вашего брата судят за то, что он отца убил и все любят, что он отца убил.
—    «Любят, что отца убил?
—    «Любят, все любят. Все говорят, что это ужасно, но про себя ужасно любят... Алеша, правда ли, что жиды на Пасху детей крадут и режут?
—    «Не знаю.
—    «Вот у меня одна книга, я читала про какой-то где-то суд, и что жид четырехлетнему мальчику сначала все пальчики обрезал на обеих руках, а потом распял на стене, прибил гвоздями и распял, и потом на суде сказал, что мальчик умер скоро, через четыре часа. Эка скоро! Говорит, стонал, а тот стоял и на него любовался. Это хорошо.
—    «Хорошо?
—    «Хорошо. Я иногда думаю, что я сама распяла. Он висит и стонет, а я сяду против него и буду ананасный компот есть...

(«Братья Карамазовы»., Достоевского).

Что это? бред?

Да, бред, но и действительность.

Всемирно историческая действительность наших дней — бред сумасшедшего.

Россия — распятая, большевизм распинающий, а Европа — невинная девочка, которая, любуясь на муки жертвы, есть ананасный компот. Все судят большевизм за то, что он «отца убил», и все это любят.

Вот почему наши русские свидетельства перед Европой о большевистских ужасах так недействительны: от них ананасный компот только слаще.

— О, мои милые большевички! За что же вы им зла желаете?

— говорила мне намедни одна светская дама.

Этим дамским лепетом полны салоны Парижа и Лондона.

Анатоль Франс воплощенная душа современной Франции тихий, добрый, мудрый, старый, весь серебристо-седой, нежный, мягкий, пушистый, как одуванчик. И он поклонник большевиков? И он на муки Распятой любуется?

Нет, ничего он не знает о них, и о себе самом уже не знает ничего, не понимает, где он, что с ним. Ураган войны и революции сорвал с одуванчика голову, и сухой стебель былинки слабой по воле ветров во все стороны треплется. Он только знает, что «боги жаждут»; но выпитая кровь с него не взыщется.

Анри Барбюс и Ромэн Роллан, мягкотелые соглашатели, благородные шулера игры дьявольской, расторопные лакеи кровавой пошлости, утонченные Максимы Горькие те кое что знают, но не хотят знать; зажмурив глаза, едят «ананасный компот». С кого другого, а уж с них-то кровь взыщется!

Должно оговориться: поэзия не политика, созерцание — не действие Франции. Между ними противоположность трагическая, но не безысходная. Для того-то и совершается трагедия, чтобы найти исход.

Поэзия Франции - политикой, созерцание действием отрицается с такою силою, что есть надежда, что сила эта спасет не только Францию, но и всю Европу.

Но кроме Франции, можно сказать обо всей остальной Европе: что в поэзии, то и в политике, и даже здесь еще в большей степени, чем там. Вот где «все это любят».

Роман Ллойд Джорджа с Красиным тем непристойнее, что происходит в Англии — классической стране «благопристойности».

Большевизм и Европа — молодой негодяй и старая влюбленная распутника: он может с ней делать все, что угодно, — ей это нравится. Она говорит, что это ужасно, по про себя ужасно любит. Садизм и мазохизм беспредельные.

«Милые большевички, шалуны, проказники!»

Страшны не победные красные полчища, не похабный мир с Советским правительством, не признание ее великими державами; страшно это просачивание большевистского яда в самое сердце Европы.

Кажется иногда, что «нравственное помешательство» овладело всем человечеством, и что внезапный «Демон Превратности» внушает ему восторг само разрушения. Кажется, иногда, что «бесы» вошли не только в русский народ, но и во все человечество и стремят его, как стадо свиней. с крутизны в море.

Да, страшно, но не надо терять надежды, — надо помнить, что наглость большевиков равна их трусости: молодец на овец, а на молодца и сама овца.

Пусть молодца в Европе нет: если нет в Европе, то будет в России.

Русский молодец и решит судьбу обеих овец, большевистской и европейской.

Тогдо-то поймут палачи, Россию распявшие, что не все это любят.

Д. МЕРЕЖКОВСКИЙ.

***

Свеча ненависти

Рабы, лгуны, убийцы, воры, тати ли —
Мне ненавистен всякий грех,
Но вас, иуды, вас предатели,
Я ненавижу больше всех.

Со страстью жду, когда отведаю
Я вашей крови... Сладко мстить!
Чтоб вслед за мщеньем и победою
Я мог поверженным простить.

Но есть предатели невинные:
Странна к ним ненависть моя...
Ее и дни и годы длинные
В душе храню ревниво я.

Ревниво теплю безответную
Неугасимую свечу.
И эту ненависть заветную
Люблю... но мести не хочу.

Пусть к черной двери искупления
Слепцы предатели идут...
Что значу я? Не мне отмщение,
Не мой над ними будет суд.

Мне только волею Господнею
Дано у двери сторожить,
Чтоб им ступени в преисподнюю
Моей свечою осветить.

3. Гиппиус.

Отечество, 1921 г. № 1, 1 марта