Большевики в Екатеринодаре

Вечером 28 февраля появились летучки Краевого Правительства, что оно с партизанскими отрядами покидает город Екатеринодар, с надеждой вновь возвратиться в Екатеринодар.

Трудно передать тот ужас, который охватил определенную часть населения с уходом партизан и власти. Город оставался без власти и что готовило нам 1 марта мы не знали, но то, что произошло, составляет один из ужасных страшных кровавых страниц на Кубани.

К счастью, в Екатеринодаре, параллельно с партизанскими отрядами, с разрешения Правительства, был объявлен призыв армян добровольцев, для отправления на кавказский фронт в виду оставления фронта большевиками-фронтовиками.

Этот призыв армян добровольцев, совпавший с записью в партизанские отряды, вызвал взрыв негодования у большинства населения, настроенного большевистски. Против дружины посыпались угрозы слева, а с другой стороны капитан (ныне генерал) Покровский во что бы то ни стало хотел забрать уже соорганизовавшийся отряд с собой, но руководителям дружины удалось убедить, что пребывание в городе «нейтрального» вооруженного отряда может оказать городу неоценимую услугу. Так оно и случилось. Вечером через председателя дружины и начальника отряда было объявлено, что армянской дружине поручается охрана всех учреждений, арсенала, винного склада и самого города.

В дружине было и до 35 офицеров армян и др.; все добровольцы были собраны в армянскую гимназию и в течение двух месяцев, пока не удалось добиться разрешения для отправления дружины на Кавказ, все так называемые «буржуазные кварталы» только и считались с этой дружиной — она своим присутствием спасла не мало имущества от разграбления и народу от гибели. Историю этой дружины и ее работы должен составить тот, кто близко стоял к делу и переживал с ней вместе ужасы большевизма, когда с одной стороны раздавались крики толпы обезоружить «армяшек» (это при равенстве и братстве!), а с другой стороны по телефону и лично прибегали потерпевшие и просили о помощи от «народной власти».

Ушли к ночи партизаны и армянские патрули вышли на улицы города. Нужно было иметь большое самообладание, чтобы не выдать своих симпатий к ушедшим и сдерживать свой гнев против приходивших. Мы бодрствовали всю ночь, никто не раздевался, но до утра большевики не появлялись.

От городской думы социалистические организации послали депутацию на фронт с приглашением, но им не верили, боялись ловушки—между тем город бурлил, власти не было, чернь поднимала голову. В армянскую дружину утром— в 10 часов явился пропойца Жиров с заявлением, что он—комиссар и поэтому предлагает сдать ему арсенал, чтобы можно было вооружить «товарищей». Долго пришлось препираться с ним, но во избежание кровопролития, ибо тысячная толпа вторила Жирову,—караулу дружины при арсенале было дано распоряжение—допустить к арсеналу Жирова.

Нужно было видеть, как толпа грабила «народное достояние» оружие, патроны, сукно, черкески, все стали расхищать—ибо это все для народа. Армянский караул был поражен и не мог понять, почему же народное достояние не охраняется, а расхищается. Еще до прихода войск в разных частях города начались обыски и грабежи, и только в час дня «непобедимое трудовое воинство» фронтовики вступили в город и сразу мы почувствовали, что кровь польется.

В городе был гул,—то ликовала чернь, приветствуя своих «спасителей». Интеллигенция переоделась в лохмотья и попряталась. Бабы усердно выдавали. Сводились личные счеты.

Кубанский общественный деятель Юшко и два его сына—офицера, трагически погибшие в первые дни вступления советских войсн в Екатеринодар
(Зарублены на вокзале).

Так от озверелой толпы погиб народный печальник с.-р. Юшко с сыновьями—«погиб за то, что хотел народу дать землю и волю»—говорила толпа. Разгул в городе продолжался несколько дней. Подвалы дворца и гауптвахта моментально наполнились жертвами произвола.

К нашему ужасу, прибывшие в город командиры и главковерхи—Автономов, Сорокин, Бронштейн и другие интеллигенты никаких мер к обузданию своих банд не предпринимали, да вероятно и не в силах были остановить грабежи и убийства. На счастье города со стороны Энема послышались орудийные выстрелы и «трудовой армии» пришлось без отдыха немедленно двинуться для «уничтожения остатков кадетских банд», а раз на фронте не блогополучно, то и «товарищи» вынуждены были сокращаться.

Трусость этих господ не имела границ. Сорокин со своим штабом кутил в гостинице «Европа». Во время кутежа вспылил и пристрелил своего товарища—и вот на эти выстрелы поднялась беспорядочная стрельба по всему городу. Всем казалось, что партизаны прорвались в город.

Без штыка никто из «товарищей» не ходил по городу, улицы были полны «героями» и подсолнечная шелуха в первые же дни «большевизма» превратила городския улицы в свалочныя места.    

Ген. Косинин, трагически погибший в Майкопе; зарезан красноармейцами.

Военная власть в лице члена шайки «степных дьяволов» арестанта из харьковской тюрьмы — Золотарева—начальника гарнизона—Ведуты, Чернобая и других каторжан бесчинствовала.

Вскоре между ними пошли раздоры, плачевно окончившиеся для Золотарева и его сподвижников. Комиссар Черемухин после хвалился, что на острове смерти он «вывел в расход» Золотарева и Недугу, а Чернобай и другие сбежали.

Бронштейн, объявивший поход против буржуазных кварталов, сам очутился в подвалах дворца, но все же был через 2 месяца освобожден своими товарищами-фронтовиками и с оружием фланировал по городу, а потом скрылся с горизонта, ибо его место занял знаменитый торговец средствами для истребления клопов—Макс Шнейдер правая рука «главковерха» Автономова.

Гражданская власть менялась беспрерывно, военная также.—Остался до конца только Сорокин.

Нусэ.

Донская волна, 1918, №21

Еще по теме