Бескровная революция? (август 1917 г.) - 10 Сентября 2017 - Дневник

Среди многих лживых утверждений крайних левых элементов лживость одного из них слишком ярка и заметна и бьет в глаза: это утверждение о якобы бескровности нашей революции.

Если бескровны были два—три первых дня государственного переворота, то ведь для каждого ясно, что революция наша не закончилась в эти два—три дня. По заявлению тех же левых элементов, за первыми днями революции последовали: углубление революции, отстаивание завоеваний революции, борьба с контрреволюцией, никем кроме левых элементов невидимой, спасение революции и т. д., и т. д.

В общем, революция продолжается вплоть до наших дней. И вот, если подсчитать все жертвы, взятые революцией у общества за это время, то окажется, что якобы бескровная революция уже пролила и продолжает лить целые реки крови. Чуть не моря. Человеческая кровь льется и льется не только на фронте, но и в тылу— во всех российских градах и весях.

Бескровная революция унесла тысячи жертв из среды офицеров во время диких, бессмысленных солдатских и матросских бунтов в Кронштадте и др. городах и продолжает уносить их доселе, хотя и в меньшем числе, в тех распропагандированных большевизмом и презренными предателями и агентами Вильгельма, в роде Ленина, полках, солдаты которых трусливо опускают штыки перед немцами, но поднимают на них своих доблестных командиров.

Сколько смысла, было в матросских бунтах бескровной революции, доказывает разбор особою следственною комиссией дел офицеров, арестованных, но к счастью, не убитых в Кронштадте. К некоторым офицерам матросы могли предъявить единственное обвинение—„много о себе думает", и никакого другого обвинения не могли предъявить. Если бросали в тюрьму людей, только „много о себе думавших", то сколько же было убито озверевшими негодяями за малейшую старую обиду, за малейшую былую несправедливость?

Но, конечно, бескровная революция лила не только офицерскую кровь. Была пролита масса крови железнодорожных служащих и простых пассажиров хулиганствовавшими солдатскими бандами, носившими облыжно название воинских частей, во время каких-то их таинственных передвижений не то из тыла на фронт, не то с фронта в тыл, хотя единственное законное место для этих банд могло бы найтись не в тылу, не на фронте, а разве на каторге.

И ручьи крови были пролиты бескровной революцией руками тех же солдат, превращенных обилием прав при отсутствии каких бы то ни было обязанностей уже не в хулиганствующие, а в разбойничьи банды дезертиров, наводнявших поля, леса и дороги русской земли. А разве не лилась казачья и солдатская кровь при усмирении дикого петроградского восстания и кровь юнкеров при усмирении бессмысленных нижегородских и иных бунтов?

Заглянув в деревню, бескровная революция пролила целые реки и помещичьей, и мужицкой крови.

Одичавшие люди, спеша захватить помещичью землю, вырезывали целые помещичьи семьи, а затем начинали резать друг дружку при дележе заграбленной помещичьей земли. В поножовщине участвовали целые села, целые деревни; село шло против села, деревня против деревни, и после каждого столкновения оказывались десятки убитых и сотни израненных, ослепленных жадностью и одичавших от гнусной захватной пропаганды, людей.

Такими кровавыми фактами пестрят страницы наших газет. В одной из них на днях была напечатана следующая характерная телеграмма из Одессы. На происшедшем в Одессе губернском крестьянском съезде одна из ораторш, Орловская, произнесла горячую речь против „буржуев", мешающих успешно разрешить аграрный вопрос. А после этой речи один из участников съезда выступил со следующим невероятным предложением:

— Предлагаю съезду,—сказал он,—на местах произвести баллотировку, и каждый, на кого падет жребий, должен убить одного „буржуя". Я же готов убить одного „буржуя" даже сейчас.

Руководители съезда постарались это дикое предложение замять. Но из этих речей, из этих предложений на съезде, в городе, вдали от помещичьего добра, можно видеть, на что способны одичавшие люди на местах, где чужие земли, чужие усадьбы, чужие машины,—все помещичье добро слепит им глаза, туманит сознание и шепчет словами призренных „ограбных" брошюр:

„Бери все это! Грабь! Земля ничья, а вовсе не помещичья. Помещик—буржуй и кровопийца; убивать буржуев и кровопийц— заслуга, а не грех".

Таковы подвиги бескровной революции на фронте, в тылу, в столицах, в провинции, в деревне.

И только печальным послесловием к этим печальным, рассказанным нами фактам может служить протест против введенной временным Правительством смертной казни для предателей фронта, вынесенный на днях петроградским советом р. и с. депутатов.

Может быть мы ошибаемся, но мы думаем, что этот протест против смертной казни—тяжелая ошибка, могущая сделать якобы бескровную революцию нашу еще более страшной, еще более кровавой, ведь не с легким сердцем члены Временного Правительства вернулись к восстановлению отмененной их же распоряжением смертной казни. Ведь никому же не может нравится смертная казнь сама по себе. Смертная казнь— тяжелый кошмар, кошмар страшнее всех других каких бы то ни было кошмаров; но и стрихнин—страшный яд, однако в нем порою единственное спасение человека. Что же делать, если в кошмаре смертной казни—единственное спасение от гибели и самого государства, и всех его честных граждан, как-никак имеющих в свою очередь право на жизнь и на свое место под солнцем. Что же делать, если все средства испытаны безо всяких полезных результатов, и единственное спасение в самом кошмарном из средств?

Повторяем, не с легким сердцем Временное Правительство вернулось к восстановлению смертной казни, и выступать в наши дни с протестом против нее— значит ставит палки в колеса работы Правительства, значит возбуждать к этой работе вражду и сеять в тех кругах, в которых всего дороже успокоение, новое беспокойство, новое недовольство, новый взрыв злобы и других тяжелых эксцессов.

Это ли нужно нашему гибнущему государству?

В этом ли потребность наших дней?

Шаг этот крайне неосторожен вот еще по какому обстоятельству. Ведь „демократии", заседающей в советах, было предложено взять власть в свои руки и спасать гибнущее среди „бескровной революции" государство. Демократия от этой миссии отказалась. Но тогда зачем же порочить те средства, на которые возлагает последние надежды Правительство, взявшее дело спасения на себя? Возможно ли и самим отказываться от работы, и всемерно мешать работе других?

Пишут о прорыве германских войск под Ригой и, может быть, ныне Рига уже в германских руках. Чем остановить презренные толпы бегущих трусов? Может быть, Россия доживает свой смертный час, и допустимо ли выбивать последнее оружие из рук тех, кто хочет во что бы то ни стало спасти родину?

"Московские Ведомости", № 183, 22 августа (4 сент.) 1917 г.

Новая угроза. Революции и родине нанесен новый удар

ПЕТРОГРАД, 23 августа (5 сент.).

Со жгучей болью мы переживаем в эти часы падение Риги и оставление рижского района нашими войсками.

Не жалобами и не критикой должны мы, солдаты русской революции, этот удар встретить. Мы должны тесно сомкнуть свои ряды, обороняя то, что нам сейчас дороже всего на свете—завоевания революция и народное достояние. Никаких колебаний, никаких сомнений! Малейшее колебание может нанести смертельный удар революции.

Помощник комиссара северного фронта, член Центр. Исп. Ком. Советов Раб. и Солд. Депутатов тов. Войтинский, телеграфирует с театра сражения:

«Перед лицом всей России свидетельствую: в этой нашей неудаче не было позора. Войска честно исполняли все приказания командного состава, переходя местами в штыковые атаки и идя навстречу верной смерти. Случаев бегства и предательства воинских частей не было».

Мужественно и бестрепетно должна встретить страна эту весть о тяжкой неудаче. Вся демократия, как один человек, пусть встанет грудью на защиту революции и родины. На фронте и в тылу пусть эта задача будет ее единым помыслом. Война и революция сплелись воедино, так же едины должны быть задачи фронта и тыла; их разрыв будет означать гибель революции, гибель страны. И, если в настоящие трагические дни тяжкая задача выпала на долю войск, оберегающих на фронте родину и революцию, то не менее ответственная задача возложена трагическими событиями и на тыл, который должен спаяться с фронтом, должен всеми своими ресурсами поддержать обороняющуюся под натиском врага медленно отступающую армию.

Мы не хотим обманывать себя— наступление немцев в рижском районе есть лишь начало той давно подготовленной кампании против русской свободы, которой мы ждали с первых дней революции. И это новое покушение на нашу революцию мы должны встретить с полным самообладанием, отдавая себе отчет во всем том, к чему вынуждает нас дальнейшее развитие событий. Должны быть готовы также и к новым осложнениям в нашей внутренней жизни.

Враги нашей родины стучатся уже в ворота, враги нашей революции одновременно подымают свои головы среди нас, чтобы начать дело измены и предательства. Удары извне сопровождаются ударами изнутри—так всегда было и будет— внешние и внутренние враги часто действуют солидарно. Не случайным явилось совпадение трагических событий на фронте с раскрытием контрреволюционного заговора, слухами о котором полны были последние дни и подробностей которого мы пока еще не имеем. И потому, против всех этих врагов революции, врагов родины—демократия должна сплотиться воедино вокруг своих полномочных органов. Одновременно с этим объединенная демократия должна со всею полнотою своей силы поддержать Временное Правительство, которому страна вручила дело защиты от внешнего врага, дело устроения свободной родины.

Эта защита есть вместе с тем и борьба; борьбе за светлое будущее демократической России мы и должны отдать сейчас все наши силы.

Дело народа 1917, № 134 (23 авг.)

Еще по теме