Банкротство контрреволюции на Дону
В заседании малого войскового круга 6 февраля 1919 года в Новочеркасске атаман Краснов произнес крайне примечательную речь, которую он предложил всем присутствующим „сохранить в самом строжайшем секрете". Он справедливо опасался, что появление его речи в печати "послужит к упадку духа" в его армии, и что таким образом он „преждевременно" покажет противнику „свою слабость".
Краснов добивался того, чтобы действительное положение вещей осталось неизвестно широким массам. А не прошло и двух недель, как его речь появилась на страницах московских изданий.
Один из виднейших вождей русской контрреволюции признается в полном крахе своих надежд. Он констатирует, что со времени съезда первого большого войскового круга условия изменились в худшую для контрреволюции сторону.
„Тогда,—пишет он,—мы победоносно двигались вперед; у нас на Дону чувствовалось спокойствие и порядок, тогда чувствовалась политическая устойчивость во всей Европе. Работа же предстоящего круга будет начинаться при совершенно обратных условиях“.
Дело в том, что союзники не оказали Краснову той помощи, которую он так ждал. И он усматривает причину этого факта в тяжелом международном положении; глубокую тревогу в нем возбуждает „политический кризис союзников". Краснов не сомневается, что они искренно готовы ему помочь, но
„горький опыт русской, австрийской, а затем и германской революции вынуждает их быть слишком осторожными и аккуратными, ибо они отлично учитывают настроение своих войск и масс после тяжелой, почти пятилетней европейской войны, промышленное и продовольственное состояние своего государства, международное политическое движение и, главное, политическую зрелость своего народа, и это все заставляет их глубоко призадуматься, дабы неправильным жестом, одним необдуманным шагом или планом не повергнуть и свою страну в большевизм".
Иначе говоря, активная борьба союзников с большевизмом в России развяжет силы большевизма в их собственных странах,—вот что хочет сказать Краснов.
В виду тяжелого международного и внутреннего положения Антанты Краснов не исключает возможности того, что союзники вынуждены будут заключить мир „с врагом", т. е. с Советской Россией. Правда, у Краснова остается еще слабая надежда на помощь союзников, но он опасается, что она не придет вовремя,
„так как упорное продвижение красных банд на священной территории Дона может сделать помощь союзников или несвоевременной, или, того больше, поздней".
Не менее тревожным представляется Краснову и внутреннее положение Дона. Несмотря на неимоверные усилия, проявлявшиеся Красновым для искоренения большевизма, он признает, что ему не удалось «ликвидировать язву» — наоборот она развивается.
Краснов говорит:
«Мы беспощадно боролись не только с язвой большевизма, но к с малейшими признаками его к самым малейшим неповиновением власти, кто бы ее ни проявил—эту борьбу мы продолжаем и теперь с удесятеренной строгостью, с удесятеренной энергией, но я должен сказать, что язва большевизма так глубоко засела и так сильно развивается, а в особенности за последние один полтора месяца, что нужны нечеловеческие усилия при ликвидации ее».
И с глубокой болью в душе Краснов вынужден констатировать полное разложение своей армии. Он признает, что армия „это все, на чем мы держимся", но как раз эта единственная опора Краснова, по его признанию, слабеет и не только физически, но и морально. Краснов говорит об одиночных и массовых переходах целых частей к противнику, о дезертирстве „главного ядра армии"—офицерства в тыл и даже в лагерь неприятеля. Краснов признает, что Советская армия хорошо вооружена и дисциплинирована.
Нет у него надежды и на Колчака.
„У сибирских и уральских войск,— говорит он,—боевая инициатива вырвана, - они были вынуждены стать в оборонительное положение, чтобы служить страгическим поражением».
Не меньшую тревогу внушают Краснову победы Советской армии на Украине. Продвижение красных войск страшит его не только в виду военно-стратегического значения их успехов, но и в силу морального воздействия на массы населения Дона. Успехи красного оружия оказываются не менее действительными, чем большевистская пропаганда. Под воздействием побед красных войск изменилось настроение рабочих, иногородних жителей и интеллигенции; на Дону усиливается рост большевистской подпольной организации.
В виду всего этого Краснов опасается осуществить предполагаемую им мобилизацию, так как, по его мнению, она „безусловно усугубит тяжелое положение его войск".
Контрреволюция, по его собственному признанию, накануне полного краха, как военного, так и политического. Долг нашей красной армии—употребить все усилия, чтобы ускорить этот крах, чтобы разбить Краснова до тех пор, пока к нему не подоспеет помощь союзников, если бы, паче чаяния, они и смогли двинуть на Россию свои полки.
Чем скорое красная армия исполнит свою задачу очищения Дона, тем менее затяжной будет борьба и тем менее жертв она потребует от Советской России!
То, что Маркс говорил о задачах восстания, не в меньшей мере применимо и к революционной войне:
«Поддерживайте моральный перевес, который первая удача дала вам, перетяните на свою сторону те колеблющиеся элементы, которые всегда уступают более сильному впечатлению»!
Северная коммуна 1919 № 042, 22 февраль
|