Сергей Георгиевич Улагай
Генерал Улагай
(начало)
В октябре 1917 года полковник Улагай, видя неорганизованность офицерства, задумал собрать его в отряд, так как к этому времени уже начинала чувствоваться неуверенность в казаках и необходимость озаботиться созданием добровольческих отрядов из людей твердых и верных.
Однако, руководители тогдашней кубанской политики „хромая на оба колена", сами для себя еще не выбрали твердого пути.
Полковник Улагай принужден был отказаться от мысли организовать по тогдашнему времени „контрреволюционный отряд".
Дальнейшее течение событий заставило кубанских политиков придти, наконец, самостоятельно к тому, против чего они так недавно еще протестовали.
К началу января 1918 г. на Кубани был командующим войсками, но—увы!.. Не было войск и вот, с этого времени в Екатеринодаре началась лихорадочная работа по формированию партизанских и добровольческих отрядов уже не только при полном сочувствии, но и при неограниченной поддержке правительства.
Полковник Улагай в средних числах января, собравши вокруг себя группу своих однополчан—офицеров 1 Линейного полка, открыл запись добровольцев.
Однако запись шла слабо, т. к. время упущено—опасность слишком велика и близка.
В это же время ему поручается командование конницей из оставшихся еще верными Правительству частей для действия против большевиков на Кавказском направлении (станция Кавказская) у станицы Усть-Лабинской.
Первый же бой здесь кончился тем, что вся „верная" конница, бросив своего командира на произвол судьбы, разбежалась по станицам.
После этого случая полковник Улагай вернулся в Екатеринодар к своему отряду, формирование которого продолжалось и, когда численность его достигла 80 человек, 10 февраля выступил с ним на позиции к ст. Усть-Лабинской, где держал фронт против огромных сил красных до самого дня оставления Екатеринодара, т. е. до 28 февраля.
К 28 февраля в „отряде Улагая" осталось только 50 человек, с которыми он и оставался в аръергарде, прикрывая эвакуацию города и отход Кубанской армии за Кубань.
Как сейчас помню довольно теплый, солнечный, но ветренно-пыльный день 1 марта 1918 года.
Почти все конные и пешие части и отряды Кубанской армии собрались в ауле Шенджи и расположились на короткий отдых после многочисленных упорных боев, вымотавших окончательно как людей, так и лошадей.
Вдруг, со стороны аула Тохтаму-кай, что лежит в направлении на только что оставленную армией столицу Кубани, показалась сперва пыль, а затем стали постепенно обрисовываться фигуры людей.
Это был отряд полковника Улагая, или просто «улагаевцы», хотя называли их еще почему-то и «гайдамаками».
Отряд этот состоял сплошь из угрюмых казаков от среднего возраста до относительно пожилых с серьезно-суровыми лицами, дышащими какой-то отчаянной отвагой и непередаваемым спокойствием.
Создавалось впечатление, что в этом отряде собрались люди, которым нечего терять, для которых не существует ничего ни страшного, ни неожиданного, а впереди этих страшных людей шагал так же четко отбивая шаг, как и они, одетый в черный полушубок, с винтовкой на плече и патронташем вокруг пояса, полковник Улагай.
Ничем он не отличался от своих людей, даже выражением лица.
Здесь, в ауле Шенджи, волей высшего командования мелкие отряды были соединены в более крупные части и полковник Улагай стал во главе пешего батальона, в который конечно вошли его страшные «улагаевцы».
Этот батальон Улагая был лучшей боевой частью Кубанской армии, поставленной волей судеб в необходимость бесцельного блуждания по Закубанью до дня соединения ее с армией генерала Корнилова.
Вспоминается мне один грустный эпизод из эпохи этого блуждания армии.
В станице Пензенской, командовавшему Кубанской армией кто-то донес, что полковник Улагай громко выразил свое недовольство и протест против бесцельных блужданий армии, нерешительности и даже незнания определенной цели самим высшим командованием, выматывающим армию, уже потерявшую веру в это командование.
Несмотря на то, что голос полковника Улагая был голосом всей армии, вечером в ст. Пензенской были экстренно созваны на совещание все командиры частей до командиров сотен включительно.
Люди, почти приговоренные к смерти, собрались судить человека, осмелившегося громко сказать то, что другие думали и с чем в душе были согласны.
Жуткая картина.
Короткие весенние сумерки.
В полутемной комнате станичного правления стоят (сидеть было не на чем) вдоль стенок офицеры разных чинов от безусого сотника, до седовласого полковника и генерала включительно.
Командующий армией, небольшая, стройная, затянутая, в серую черкеску фигура молодого полковника, прибывшего еще недавно на Кубань штабс-капитаном, коротко, но энергично докладывает собранию о заговоре и даже „бунте" полковника Улагая, высказывает мнение, что в таком случае, заговорщик должен быть наказан смертью и спрашивает поочередно у всех присутствующих мнение о каре, которая должна постигнуть—«бунтаря".
Собрание почти сплошь высказывается за смертную казнь заговорщику.
Были посланы люди за полковником Улагаем, но легче было вынести несправедливый приговор, чем привести его в исполнение.
Улагаевцы оказались другого мнения о своем начальнике, чем те, кто его судил и заявили спокойно, но твердо, что полковника они не позволят судить, а если кто хочет взять его силой, то пусть попробует.
Волей или неволей, но инцидент пришлось замять, чтобы не вызвать не только разложение армии, но и междоусобных сражений.
Через несколько дней, т. е. 11 марта под хут. Эрастовым положение Кубанской армии было катастрофическим, благодаря почти полному окружению ее огромнейшей армией красных, снабженной большим количеством пушек. Армия дерется отчаянно. Полковник Улагай со своим батальоном творит чудеса, показывая по своему обыкновению пример личного мужества, но армию спасает весть о прибытии разъезда генерала Корнилова, вызвавшая небывалый подъем.
Красные разбиты и в панике бегут, бросая раненых и оружие.
17 марта состоялось соединении армий Кубанской и Корниловской.
Кубанцы в восторге, но особенно счастлив полковник Улагай и «улагаевцы».
В дальнейшем они дерутся с красными с удесятеренной энергией, а своего командира, отказавшегося от всяких личных преимуществ и продолжающего разделять с ними тяжесть пеших переходов и даже последний кусок хлеба, чуть ли не на руках носят.
Не было боев, в которых бы не участвовал полковник Улагай.
Армия подошла к Екатеринодару и приступила к штурму его.
28 марта полковник Улагай, ведя свой батальон в атаку на Войсковую ферму, ставшую после местом смерти генерала Корнилова, упал сраженный двумя пулями в грудь и руку.
Славные улагаевцы, не зная точно о судьбе своего любимого вождя, жестоко мстят красным, берут ферму, но зато теряют около 3/4 своего состава убитыми и ранеными.
После смерти генерала Корнилова, армия отходит от Екатеринодара, ведя за собой всех своих раненых, а среди них и полковника Улагая с простреленной рукой, грудью и пулей, засевшей в ней.
Насколько тяжело и невыносимо было положение раненых Добровольческой армии, лишенных не только удобств, но и медицинской помощи, благодаря полному отсутствию медикаментов и бинтов, с ранами, кишащими червями и паразитами, доказывает то, что бойцы, идя в бой, молились в душе:
— Господи, если мне суждено быть тяжело раненым, то пусть меня лучше убьют.
—Полковник Улагай даже при этих условиях верен себе и беспокоится о своих „улагаевцах". Он строго следит за тем, чтобы никто из его соратников не был где-либо оставлен и держит всех своих раненых при себе, совершая среди них походы при обозе своего батальона.
Армия прибыла на Дон.
Полковник Улагай в Новочеркасске в лазарете.
Раны зажили, но пуля в груди.
Не соглашаясь на операцию, которая опять задержит его в тылу, полковник Улагай, не внимая запрещениям врачей, хлопочет об отправке его в действующую армию.
В десятых числах июля, внезапно, к полному удовлетворению всех, возмущавшихся невниманием к герою Кубанского отрядного начальства, полковник Улагай получает в командование 2 Кубанскую казачью дивизию.
В 20 числах июля он уже в Ставрополе.
Начинается опять полная тревог боевая жизнь.
Вместе со своим начальником штаба полковником Слащевым, он, не признавая знакомства с обстановкой по донесениям, неутомимо носится по своему сильно растянутому фронту.
С первых же боев его дивизия оценивает своего командира, который всегда впереди и избегая лишних ненужных потерь, ведет ее к победе.
Он не слушает уговоров и просьб беречься, так как в нем живет фаталист.
Много славных дел совершил полковник Улагай со своей дивизией за время ставропольских и терских боев.
Заслуги его были оценены и он быль произведен в генерал-майоры, а в феврале 1919 г. получил в командование 2 казачий корпус.
Затем на некоторое время он затих, а теперь опять стало повторяться имя его все чаще и чаще.
— Победа Улагая на севере Кубани.
— Разгром противника на Маныче.
— Разгром противника в Астраханской губернии.
Все это только этапы к все пышнее и пышнее распускающейся славы скромного героя, избравшего своей задачей цель оставаться все время в тени.
Слава любит героев.
Ник. Туземцев.
Донская волна 1919 №20(48), 19 мая
Генерал Улагай. Часть 1
| 