
Генерал Эрдели
Это было после 1-го июня.
В котловине, за небольшой австрийской деревушкой, выстроились остатки разбитых частей 49 корпуса, шедших в наступление:
Ждали Керенского.
Приехал. Обходил редкие ряды, жал руки стрелкам, дарил красныя революционныя знамена полкам, кресты офицерам и солдатам.
И так непривычно было видеть, как вслед за "верховным", одетым в серый спортсменский костюм— не то жокея, не то—футболиста,—ходили по полю смотра русские генералы, начальники штабов, командиры частей, представители иностранных армий, прибывшие из ставки.
Вот тогда в первый раз я увидел генерала Эрдели, тогдашнего командующего 11-й армией. Высокий, стройный, молодой генерал недавно получил в командование армию. Еще совсем недалеко позади годы академии и пять лет блестящей столичной жизни, о которой генерал любил вспоминать впоследствии:
— Я пять лет состоял в свите его величества...
Командир кавалерийского полка, живой и храбрый...
С этим полком генерал ушел на войну и на фронте, быстро получив ряд назначений, в дни революционной весны стал во главе армии.
Помню случайную встречу с генералом в Тарнополе.
В кафе вошел вместе с адъютантом генерал. Задвигались стулья, быстро вскочили с мест и безмолвно замерли офицеры. Тогда в полках подчеркнуто-строго соблюдались офицерами правила воинской дисциплины и вежливости.
Генерал приветливо поздоровался с присутствующими и сел за свободный столик.
И вдруг увидел в нашей группе офицеров с погонами полка, о доблести которого в день 18 июня по армии ходили целые легенды.
Генерал встает и подходит к нам
Снова почтительно вытягиваемся.
— В—Н-ского полка?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Рад побыть с вами. Садитесь, господа.
И генерал садится за наш столик, пьет с нами расспрашивает о нашем старике-командире, изумляется всему тому, что слыхал и снова слышит о нем.
У нас тогда еще в головах кружилось после только что пережитых дней. Мы еще переживали наш боевой триумф.
И вот, теперь мне кажется, что генерал Эрдели менее нас был рад этому триумфу, и за его первым блеском уже видел близкий, позорный скандал 6 июля.
За 6-м июля—побежали дни сплошного разгрома и полного развала армий.
Из 11-й армии генерала Эрдели переводят в армию особого назначения.
Наступают корниловские дни, и за ними— длинная цепь унижений, мытарств, опасностей.
В ненастную, унылую прошлогоднюю осень генерал Эрдели появляется на Дону.
Сюда, вслед за генералом Корниловым, переносится мечта о новой русской армии. Здесь пылкие люди снова берегут свою веру в воскресение России, в возврат русской чести.
В Новочеркасске, на Ермаковском проспекте живет генерал Корнилов.
В Европейской гостинице—штаб генерала Алексеева.
На Барочной улице, в бывшей гостинице „Лондон", генерал Эрдели формирует первые роты будущей добровольческой армии.
У блестящего генерала „свиты его величества"—одна дума:
О будущей России.
В жилах этого человека бьется не русская кровь:
Эрдели—грек, а душа у него русская.
Русская ли?
Он слишком любит Россию...
* * *
Все в прошлом. Даже грустный Новочеркасск, затерявшийся в донских степях, и он в прошлом.
Над этим прошлым—семь месяцев изумительного похода.
А вот сейчас я снова сижу с генералом Эрдели, вижу его так же близко, как тогда, в кафе маленького австрийского городка.
У генерала в волосах—серебряные виточки.
А говорит он так же спокойно и ровно, и вспоминает тепло и охотно: .
— Когда я был в свите его величества...
Генерал командует добровольческой кавалерией. В сводках и разговорах ее так и называют:
— Конница генерала Эрдели.
Любят генерала офицеры, солдаты, казаки, черкесы, старики, молодежь.
— Ваше превосходительство, а дальше? Что дальше— за Кубань, в Россию?...
— Да, в Россию, во имя нашей любви к этой погибающей, родной, прекрасной России...
— Ведь у нас, у добровольцев, больше ничего нет. Возьмите в пример меня: была у меня усадьба в Херсонской губернии. От нея не осталось камня на камне. Сейчас я гол, как сокол. То же самое и со всеми другими. У всех у нас осталось только одно, заветное, дорогое:
Россия...
По улицам тянутся эскадроны. Кавалерийские части уходят в новый поход, за Кубань.
На углу площади на коне—генерал Эрдели. Окидывает внимательным взором уходящих.
Идут, как на веселую прогулку, и отвечают на привет генерала радостнее, чем на учениях, чем на парадах.
А вечером, перед отъездом на фронт, генерал ужинает с офицерами в офицерском собрании.
— Господа, в чем высшее счастье?
Спросил и, улыбаясь, ждет ответа.
Молодежь шумит. Ответов много. Говорят наперебой.
— Нет, господа. По моему так. Даже не в солнечном дне радость, не в красоте дорогого коня, не в ласках любимой женщины...
Знаете, в чем счастье, господа?
В той минуте, когда видишь, что бежит разбитый тобою враг...
Генерал говорит серьезно.
Пьют за его здоровье, говорят еще и еще.
— А дальше, господа... За Кубань?
— За Кубань, ваше превосходительство!
— В Россию?
— В Россию, ваше превосходительство...
— Тогда—ура за нее, за бедную, дорогую Россию!...
Николай Литвин.
Донская волна 1918, №14
|