А. М. Щасный на борту "Кречета" во время ледового похода

Второй день процесса

Речь Н. В. Крыленко

Второе последнее заседание трибунала при ц. и. к. открывается речью обвинителя Крыленко.
Он начинает с разбора значения верховного трибунала, указывая на необычайный объем его власти.

Председательствующий предлагает Крыленко держаться ближе к делу.

Вся деятельность Щастного, по мнению обвинителя, направлена была к дискредитированию и противодействию советской власти. Щасный принимал все меры, чтобы дать отпор проведению в жизнь нового положения о выборах комиссаров во флоте. Этим положением имелось в виду сконцентрировать власть во флоте в руках центральной власти, между тем, Щасный стремился к тому, чтобы команды стояли за прежний порядок выборов комиссаров, независимых от комиссариата по морским делам. Эти комиссары были целиком в руках Щасного и через них он проводил свои контрреволюционные планы, посредством демагогических приемов.

Он особенно поддерживал главного комиссара Блохина, который был в его руках послушным орудием. Противясь назначению советского комиссара Флеровского, он грозил морской коллегии уходом своим и всего совета судовых комиссаров. Всячески стараясь отвести Флеровского, Щасный ссылался на формальные поводы, чтобы не признавать и обходить его.    

Речь Жданова

Защитник Щастного В. А. Жданов  высказывает сожаление по поводу односторонности судебного следствия: единственный, бывший в суде свидетель,— свидетель со стороны обвинения. Его показания делятся на две части: факты и мнения. Факты он освещает со всей предвзятостью чиновника, который уверен в виновновности подследственного. Он, будучи свидетелем, сам делает выводы из фактов. Защитник, однако надеется, что суд сумеет сделать необходимые выводы свои. Что касается мнений и умозаключений свидетеля, то они сплошь проникнуты личным озлоблением. Только этим чувством объясняется, что все обвинение построено на чтения в сердцах.

Защитник вспоминает слова Фуше:

— Дайте мне три строчки любого письма, и я отправлю кого угодно на гильотину.     

Подсудимому ставят в вину поступки, которые с точки зрения революционной должны считаться признаком добродетели: он совещался с комиссарами... Может быть, для дела лучше было бы не совещаться, но это требовалось положением о высшем морском командовании.

Подсудимый составил проект положения о выборах комиссаров. Но как можно вменить в вину мыслящему существу стремление к реформам, от которых выигрывает дело. Ведь Щасный не мог самостоятельно провести это положение: он должен был представить его и представил бы в свое время совету народных комиссаров.    

Далее защитник пытается распутать эту путаницу прав и обязанностей, которой был окутан пост наморски (начальника морских сил). Политический момент очень трудно отделить в деятельности наморси от элемента оперативного. И когда Щасный говорит, что ему трудно, что он хочет в отставку, ему отвечают, что он подрывает основы советской власти, что он стремится к власти. Однако, его не отпускают, отставки не дают. В результате эта путаница и привела его на скамью подсудимых. Политической стороной морской жизни должен ведать комиссар, но комиссара при наморси нет: Блохин смещен, а Флеровский никак не может вступить в должность.

Для проведения демаркационной линии подсудимый сделал все, что от него зависело: он послал пять телеграмм адм. Зеленому и был все время в сношениях с ним по этому вопросу. Не его вина, что немцы этого тогда не хотели. Впрочем, эта демаркационная линия не проведена и до сих пор; назначено лишь место для переговоров по этому вопросу. Между тем, переговоры такого рода—функция политическая и навязывать ее наморси, а тем более предавать его за не исполнение приказания суду—несправедливо.

За многое из того, что вменяется в вину Щасному, следовало бы судить не его, а тех, на ком лежали обязанности, почему-то передоверенные Щасному или никому не переданные. Щастный не отдал ни одного приказа, не снабженного подписью комиссара, судят же за эти приказы или за неотдание приказов не Блохина, а Щасного. Удары Троцкого должны обрушиваться не на Щасного, а на ту политическую организацию, которую он создал сам.

Как не было приказа о назначении Флеровского, так не было отдано приказа и об удалении из флота офицеров Засимуха и Лисаневича за контрреволюционность. Этот приказ или распоряжение от морской коллегии ожидались очень долго, чтобы объявить в приказе по флоту. Но этого опять-таки не сделано до сих пор. За такую вину комиссариата по морским делам судят все-таки Щасного.

Щасный дал Троцкому идею провести миноносцы из Балтийского моря в Ладожское озеро, чтобы спасти от немцев. Троцкий в ответ телеграфировал:    

«Идею одобряю, представьте подробный проект».

Затеять, когда дивизия «новиков» была проведена с огромными препятствиями, и нелепыми задержками в течение нескольких дней через невские мосты и в петроградском порту, здесь оказалось, что не имеется нефти для судовых машин, чтобы двинуть миноносцы дальше по Неве. За это требуют предания Щасного суду на том основании, будто он искусственно задерживал «новики» в Петрограде. Между тем, нефть находилась в Гельсингфорсе, откуда должна была прийти в Петроград 24 мая.

20 лет Щасный служил во флоте. Последние четыре года боролся с немцами, а в течение марта—апреля занят исключительно одной мыслью о том, как спасти русский флот. Ни одно из двухсот судов, которые он вывел из Гельсингфорса, не пропало, в то время, как из состава германской эскадры, вскоре после этого, шедшей по тому же пути, несколько кораблей погибло.

Какой бы приговор вы не вынесли, все же чести его касаться здесь нельзя. Она ничем не запятнана. Подозрение, что он хотел отдать флот в руки немцев и с этой целью медлил взрывом судов, должно быть отвергнуто самым решительным образом.

Фактически, для взрыва все было приготовлено гораздо раньше, чем об этом подумала морская коллегия. Суда только по вопросу о вознаграждении возник - взрывные команды были уже назначены, все роли распределены и все списки подрывных команд имелись. Сделано это было с согласия с судовыми комиссарами. И только по вопросу о вознаграждении возникло разногласие между Щасным и морской коллегией. Мнение Щасного и всего совета комиссаров сводилось к тому, что никакого вознаграждения, никакой платы за исполнение долга не должно быть, тогда как коллегии объясняется чистой случайностью, а именно тем непрошенным вмешательством англичан с предложением денег, которое и дало толчок решению вознаградить тех из моряков, которые пострадают, и тех, которые останутся целы.

Председательствующий прерывает защитника просьбой не касаться побуждений, руководивших лицами, не привлеченными к суду.

— Совершенно неосновательны те заключения обвинителей,—продолжает защитник,—что Щасный использовал телеграмму морской коллегии о вознаграждении подрывникам для опорочения советской власти. Ему приписывают такую фразу:

«Вот, что ваше правительство предлагает».

Такой фразы нигде не было произнесено. Единственный человек, который может пролить свет на этот факт, это— комиссар Блохин, которому Щасный показывал эту телеграмму. В письменном показании Блохина говорится: «Вот, что пишет нам правительство». Неодобрительный отзыв принадлежит вовсе не Щасному, а Блохину, который говорил, что это—насмешка над нашим флотом: наши мороки не продаются.

В чем видят доказательство активной политической борьбы Щасного с советской властью? В том, что он разгласил эту телеграмму, в его докладе совету комиссаров, в его записках.    

Но телеграмму коллегии о вознаграждении за взрыв он показал только комиссарам, что было необходимо, иначе он не мог бы получить необходимых средств для вознаграждения матросов, и не его вина, что один из комиссаров вынес на собрание моряков минной дивизии, где вынесено было потом резкое суждение мысли о вознаграждении.

Что касается политического доклада, с которым Щасный хотел выступить на флотском съезде, то кому в свободной стране можно запретить высказывать свои мысли и соображения о полезных реформах? Этого доклада он, как заведующий только оперативной частью, не имел права делать и не сделал. Когда ему это разъяснили, он ограничился только докладом в совете съезда, состоящем из 12 лиц, среди которых был и главный комиссар Флеровский.

Если бы Флеровский усмотрел в докладе Щасного признаки противосоветской агитации, то он бы арестовал его, остановил или донес в морскую коллегию. Ни того, ни другого, ни третьего он не сделал. В заметках, отобранных у него при обыске, излагаются только мотивы предполагавшегося его ухода в отставку. 24 мая он послал телеграмму об отставке, а 23-го он пишет о мотивах этой отставки. Это настолько естественно, что никаких подозрении не может быть.

Ему вменяют еще в вину, что он забрал в свои руки Блохина. По этому поводу серьезно разговаривать не приходится. Стремление к власти... Как можно говорить о нем по отношению к человеку, который только и думает, только и говорит о том, чтобы уйти от этой призрачной власти, но котораго не пускают?

Он говорит:

«Я не могу сидеть между двух стульев, на моем месте должен быть большевик».

А его удерживают. Он говорит:

«Я не могу служить с Флеровским».

Но то же самое говорит и весь совет комиссаров флота.

Все обвинение, построенное весьма хитроумно, основано на умозаключениях, на гипотезах народного комиссара, но фактически ничего они не доказывают.

Последнее слово подсудимого

Щасный в своем последнем слове дает краткий ответ и разъяснение на некоторые пункты обвинительной речи.

— Донесение Флеровского о том, будто бы я читал свой доклад на съезде 28— 29 апреля, неверно, так как Флеровский был назначен 14 мая. Зеленому никаких выговоров не мог делать и не мои подробно инструктировать его относительно демаркационной линии, потому что он располагал для сношения со мною только открытым радио. Сношения с Гельсингфорсом, где Зеленый в это время находился, были запрещены немцами иначе, как по радиотелеграфу. Рапорт о затруднениях для прохода "новиков" через мосты в Петрограде я подал 23-го, 24-го должна прибыть нефть, а 25-го я был призван в Москву для разъяснений, во время которых был арестован.    

После ареста Развозова и Вердеревского мне было ясно, что я неизбежно должен буду войти в конфликты из-за разграничения политической и организационной сферы действий. Я это знал, но не побоялся взять на себя обязанности наморси в исключительно тяжелый момент, когда флот был в песках, когда была на лицо измена двух наших кораблей, когда белогвардейцы теснили из Финляндии.

Нравственные побуждения заставили меня взяться за спасение флота, с которым я сжился в течение 20 лет, с которым я пережил Порт-Артур и потом был участником его возрождения при адмирале Эссене. Флот и армия перед брестским договором были расформированы. Служба в них предлагалась по контракту. Поэтому в двадцатых числах марта я собирался уходить, будучи против включения контрактов.

Вся революционная деятельность балтийского флота, которой я был участником, свидетельствует о неправильности умозаключения обвинителей, называющих меня контрреволюционером. Обвинение несерьезно. Моя работа была у всех на виду, и вы знаете, что революцию делали не дети. Всеми силами души протестую против предъявленных мне обвинений и надеюсь, что московская власть не будет подражать той московской купчихе, которая боится жупела. Надеюсь, что страх перед контрреволюций, сделавшейся жупелом в глазах некоторых членов правительства после их переезда в Москву, не воспрепятствует вам увидеть истину в моем деле.

Совещание
    

После прений сторон и последнего слова А. М. Щасного, трибунал удаляется на совещание. Оно длится почти пять часов.    
Наконец, двери совещательной комнаты открылись, и председательствующий, оставаясь стоять, четко оглашает приговор:    

Приговор

Именем Российской социалистической федеративной советской республики революционный трибунал при в. ц. и. к., советов р., к., с. и к. депутатов, заслушав в открытых заседаниях своих от 20 и 21 июня 1918 года и, рассмотрев дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского флота гражданина Алексея Михайловича Щасного, 37 лет, признал доказанным, что он, Щасный, сознательно и явно подготовлял условие для контрреволюционного государственного переворота, стремясь своей деятельностью восстановить матросов флота и их организацию против постановлений и распоряжений, утвержденных советом народных комиссаров и всероссийским центральным исполнительным комитетом.

С этой целью, воспользовавшись тяжким и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью в интересах страны и революции, уничтожения его и кронштадтских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в совете комиссаров флота и в совете флагманов то предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, об якобы имеющемся у советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам, каковые подложные документы отобраны у него при обыске; то лживо внушал, что советская власть безучастно относится к спасению флота и жертвам контрреволюционного террора; то разглашал секретные документы относительно срочной подготовки на случай необходимости взрыва Кронштадта и флота; то ссылался на якобы антидемократичность утвержденного советом народных комиссаров и ц. к. «положения об управлении флотом", внеся вопреки этому положению в совете комиссаров флота на разрешение вопросы военно-оперативного характера, стремясь этим путем снять с себя ответственность за разрешение таких вопросов; то попустительствовал, своему подчиненному Зеленому в неисполнении распоряжений советской власти, направленных к облегчению положения и состояния флота и замедлить установление демаркационной линии в Финском заливе, не исполняя своей прямой обязанности—отстранения таких подчиненных от должности; то под различными предлогами на случай намеченного им, Щасным переворота задерживал минную дивизию в Петрограде и всей этой деятельностью своей питал и поддерживал во флоте тревожное состояние и возможность противосоветских выступлений.

Принимая во внимание, что вся эта деятельность Щасного проявлялась им в то время, когда он занимал высший военный пост и располагал широкими правами во флоте республики, трибунал постановил:

Считая его виновным во всем изложенном, расстрелять.

Приговор привести в исполнение в течение 24-х часов.

Привлечение Блохина, Зеленого, Лисаневича и Засимуна

МОСКВА, 22 июня (АПС). Вместе с приговором по делу Щастного Трибунал вынес и другое решение:

ознакомившись при рассмотрении дела бывшего начальника морских сил Щастного с деятельностью главного комиссара флота Блохина, военного моряка Зеленого, а также военных моряков Лисаневича, Засимука, Революционный Трибунал постановляет привлечь к ответственности за преступления по должности бывшего главного комиссара Балтийского флота Блохина и военного моряка Зеленого, а моряков Лисаневича и Засимука арестовать и привлечь к ответственности за контрреволюционную деятельность.

 

Утверждение приговора

Вчера вечером по инициативе левых эс-эсеров было созвано экстренное заседание расширенного президиума ц. и. к., на котором, наряду с другими вопросами, был поднят левыми эсерами вопрос об отмене смертного приговора, вынесенного трибуналом кап. Щасному.

Возбуждая ходатайство о созыве экстренного заседания президиума для пересмотра смертного приговора по делу Щасного, левые эсэры заявили, что они не входят в рассмотрение сущности дела, в котором речь идет о контрреволюции военного руководителя, так как против приглашения в ряды армии и флота офицеров, не стоящих на платформе советской власти, левые эс-эры в свое время уже протестовали; но они в то же время не находят возможным принять участие в санкционировании смертного приговора, независимо от того, кому этот приговор и за какое преступление вынесен.

В результате горячих прений, возникших по этому вопросу, в которых левые эс-эры отстаивали свою точку зрения, вопрос об утверждении смертного приговора по делу Щасного был поставлен на баллотировку и большинством голосов было постановлено смертный приговор не отменять.     

После выяснения результатов баллотировки, левые эм-эры, оставаясь при своем определенно выраженном по этому поводу мнении, в виде пртеста, заявили о выходе из состава, верховного революционного трибунала представителей партии левых эс-эров Бердникова и Янушкевича.

"Заря России", №48, 22 (09) июня 1918 г.

Еще по теме

Дело Щасного. В революционном трибунале

Дело Щасного. Приговор